Mikhail Rabinovich's Journal
Mikhail Rabinovich's Journal [Most Recent Entries] [Calendar View] [Friends View]
Friday, January 2nd, 2004
Time |
Event |
10:41a |
это не название, а просто попутная мысль: не надо о людях плохо думать, по крайней мере, пока не узнаешь их поближе
Летом позапрошлого уже года я летал в Петербург. Меня предупреждали, что надо обязательно зарегистрироваться в ОВИРе, иначе могут возникнуть проблемы и неприятности. Но там, в ОВИРе, оказалось очень много народу, все хотели зарегистрироваться, изменить свой пол в документах или вообще жениться, и в такой вот странной компании мне пришлось бы провести целый день, и я провёл бы, - но кто-то из очереди посоветовал мне уйти, бродить по городу как будто я никогда не уезжал отсюда, не употребляя только выражениe excuse me, смелее смотреть на девушек и кушать замечательное мороженое, а уже в аэропорту, улетая, предложить таможенникам вместо неумышленно, якобы по бестолковости пропущенной регистрации, умеренную сумму денег, которую эти самые таможенники с блгодарностью примут. Я бродил, не употреблял, смотрел и кушал, как советовaли, но, приближаясь к таможеннику, всё сильнее чувствовал забытое какое-то волнение. Таможенник посмотрел на мой чемодан и спросил даже как бы мечтательно: "Водку небось везёте? Много нашей водки?". - Ни одной бытулки не везу, - сказал я. Таможенник расстроился и по-настоящему обиделся. - Скучный, неинтерeсный вы человек, - сказал он мне, не став даже содержимое чемодана проверять, вот что удивительно. Совсем не стал. Я понимаю: у меня честные глаза, особенно если я напуган или хотя бы насторожен, но... Хотя бы открыть чемодан, в свете напряжённой международной обстановки, он мог бы. Мне было неловко, что я такой скучный и неинтересный; я почему-то решил, что сейчас таможенник предложит мне купить у него водки, и я дам ему деньги, как бы за водку, нo водку он мне потом не отдаст, по какой-нибудь бюрократической причине, - вот ведь как мелко и некрасиво я подумал; но таможенник совсем больше не обращал нa меня внимания, надув губы в противоположную сторону. - Проходите, - сказал он, не разжимая губ и не поворачиваясь. Про регистрацию таможенник тоже ничего не спросил. Кстати, он придумал хорошее название для меня, концептуальное: “Записки скучного человека”.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, January 4th, 2004
Time |
Event |
1:53p |
lytdybtr вместо музыки При полном молчании фокусник вдел в свой волшебный аппарат кусок чистой бумаги размером с доллар, сказал волшебные слова, покрутил какое-то колёсико - и с другой стороны аппарата выполз чуть рваный именно доллар. - Это любимый трюк нашего президента, - сказaл фокусник, - укрепление национaльной экономики. На его, фокусника, полохое настроение и грустные шутки подействовало предстоящее закрытие магазина, где он работает ( FAO Shwartz выходит из бизнеса, жаль. Но новогодние подарки они продавали с большой скидкой, мы и купили: меня же ещё не увольняют, как фокусника).
А календари этого года всюду уже продают за пол цены: и с животными, и с современной треугольной живописью, и с Курниковой, и с Одри Хёпберн . Почему тут всем нравится Курникова? Наверняка она плохо поёт ("Поют в России больше, чем поют", вот что я придумал, многозначительное; на русском телевидении сплошной, говорят, Киркоров). Я бы Хёпберн купил, но её за пол цены как-то неловко.
Ещё в эти дни я дважды видел нашего мэра. Один раз он выносил вместе с бригадой мусорщиков, как Ленин на субботнике, предновогоднюю ёлку, а другой - принимал роды у самой первой роженицы этого года; то есть, не принимал, а держал совсем новорожденного человека на руках и говорил малышу тёплые, уверенные слова о будущем.
Ещё меня неприятно поразил Щербаков. Обычно, когда я занимаюсь уборкой, то слушаю его песни. В этот раз как-то не пошло. Может, швaбру заменить...
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, January 5th, 2004
Time |
Event |
3:32p |
Утро нового дня “Голова раскалывается. Прошлой ночью на моей кухне силы добра и зла затеяли карты. Вообще-то силы добра азартные игры не признают, это всякий знает, но тут уж ставка была очень привлекательной: гармония мира. Договорились, конечно, не жульничать – но куда там… Силы зла подсмотрели прикуп (оказалось - дамы трёх мастей) и быстро выиграли. Силы добра расстроились, закрыли лицо руками, смотрели печальным глазом между пальцами, а силы зла злобно ругались. - Ладно, - согласились силы добра, - вот вам слезинка невинного младенца. (А сами думают - мол, ничего, до свадьбы-то высохнут). - Э-э-э, нет, - усмехнулись силы зла, - вся гармония мира не стоит его слезинки. - Ну, это же для красного словца было когда-то сказано, - смутились силы добра. Ели уговорили. Мой новорожденный сосед уже голос сорвал, а голова всё равно раскалывается. Потом он снова принялся орать, разбудил меня, да я уже и не спал. Закрыл глаза, смотрю: играют дальше. Силы добра скромные такие, тихие, почти мне не мешают, а силы зла орут и топают ногами в мягких тапочках. Силы добра иногда, правда, вдруг как хлопнут кулаком по столу, но неуверенно, вроде показывают, что должны быть с кулаками, а пальцы-то дрожат и карты мнутся. Ну, и проигрывают дальше: какую-то южную республику, осенний дождик, уборщиков сабвея, шахматную рокировку в варинате Дракона сицилианки, министерство финансов и пять нот из семи у каких-то популярных исполнителей. Сумели только, в жуткой борьбе, отыграть журналиста Шуршанского; пока всё. Голова раскалывается. Почему они у меня на кухне, что там такого особенного? Макароны, картошка, кефир в холодильнике, овощи. Ну, радиоприёмник, стопка книжек – в этом, что ли, дело? Стулья, стол, шкафчик на стене. Утром проснулся, стал грязь убирать, губкой хорошенько стол протёр, две кофейные чашки вымыл (одна треснула, это силы зла, наверное; зла на них не хватает), а колоду карт крепко-накрепко заклеил изолентой и спрятал её на самую верхнюю полку. Младенец за стеной опять кричит, голова раскалывается. Почему, если мир раскалывается пополам, трещина проходит через мою кухню…”
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, January 6th, 2004
Time |
Event |
10:48a |
Нам пишутК нам продолжают поступать письма восхищённых потребителей гречневой каши “Круглов”. “Мой муж ушёл от меня лет десять назад, - сообщает школьница из Гарлема, чья фамилия оказалась неразборчивой из-за слёз радости отправительницы, - а на днях он заскочил ко мне позавтракать, я сварила ему кашу по рецепту, указанному на упаковке, и муж заснул, вернувшись ко мне навсегда. Спасибо за ваши замечательные ингредиенты!”. “Изо дня в день я кушаю кашу “Круглов”, - пишет семья брайтонcких пенсионеров прямо со скамеечки около своего дома. – Я ем её на завтрак, на обед, на ужин, натощaк, - пишут они, - а потом ещё немножко перед сном. Моё состояние заметно улучшилось, я стал спать спокойно. Навар от каши я отдаю своим соседям, хулиганам-подростком, и поэтому они оставили меня в покое, - заканчивают свою исповедь пенсионеры”. Интересное письмо мы получили с мыса Каннаверал. Американские космонавты в обратном переводе с английского требуют ввести кашу “Круглов” в рацион своего питания, “И дома, и на работе, - пишут они, - это очень удобно: зальёшь пакетик кипятком, и весь день сыт”. “Вы доставляете нам с женой немало приятных, волнующих минут, - делится впечатлениями биржевый трейдер из Мерилл Линча. – Случается, мы просыпаемся ночью, посмотрим друг на друга, а потом на часы, и так радостно становится – скоро утро, а ведь по утрам мы едим исключительно кашу “Круглов”, избегая дешёвых подделок. Это очень помогает мне в моей нелёгкой работе” Подобных писем приходит к нам тысячи. Некоторые посылают свои благодарственные весточки уже из аэропорта. Несмотря на дополнительные нынешние преграды, они стремятся туда, где производят эту чудесную кашу. “Мы приехали сюда за колбасой, a возвращаемся из-за каши”. Впрочем, нет необходимости в таких крайних мерах. Кашу “Круглов” вы можете свободно купить здесь , здесь и здесь . Приятного аппетита!
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, January 8th, 2004
Time |
Event |
8:05a |
Ложечку растворимого кипятком залил - вот и завтрак. Две пересадки и один переход - вот и добрался. Пальцем по клавиатуре постучал - вот и поработал. Непонятной чужой шутке улыбнулся - вот и повеселился. Рукой глаза прикрыл - вот и отдохнул. Опять по клавиатуре постучал - вот и премия. Облака над головой шуршат - вот и пусть шуршат. Дождик накрапывает - а вот и зонтик. Бюллетень в урну опустил - вот и президент. Заскочил в парикмхерскую - вот и лысина. Поздоровался - вот и поговорили. "Вам покороче"? - вот и жизнь...
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, January 12th, 2004
Time |
Event |
10:56a |
lytdybr (Светская жизнь)Старожилы не помнят таких холодов. А если вспоминают – до сих пор не могут согреться. Тем не менее группа lj пользователей и ещё больше сочувствующих собрались в субботу в доме у юзера scheglenok, чтобы обсудить, продемонстрировать и выразить надежду на. Собравшиеся были тепло встречены друг другом и гостеприимными хозяевами. В центре внимания находились вопросы литературы. Кстати, уровень мировой словесности оказался на хорошем, высоком уровне, особенно с учётом столь холодной погоды. Временами была слышна гитара, голоса читающих или вспоминающих подходящие к месту случаи. Очень хорошее впечатление оставили также сациви и плов. Некоторые тексты из ЖЖ были сверены с компьютерным оригиналом и донесены до сведения собравшихся. Жизненно важные вопросы тоже не ушли от внимания собравшися: с детьми дальше легче не будет; аналогично и с жёлтым уровнем опасности; вопрос взаимоотношений полов ещё долгие годы будет привлекать энтузиастов различных направлений; разное. Повестка дня, перешедшего в ночь, оказалась, однако, размытой – алкогольными напитками на столе. Несмотря на это, можно с уверенностью сказать, что своей цели собрание достигло. Потеплело.
|
3:29p |
Нам пишут Наконец-то! Пришло письмо из Эфиопии, от вдовы видного нигерийского политического деятеля, злодейски исчезнувшего во время выборов, которые он выиграл, но ему не дали. Многие приличные люди уже получали подобные письма, но, видно, не смогли ей помочь, и вот очередь дошла до меня. Приятно, когда доверяют – вдове некуда девать двадцать пять с половиной миллионов, и она просит мой телефон и другие координаты, чтобы перевести, убедившись в моей надёжности, деньги мне, а я их потом ей верну, оставив себе процентов 25. Ей самой почему-то в банк нельзя. Боится с такой суммой, наверное. Интересно, как она меня нашла? Адрес – с литературного сайта. Наверное, ей, эфиопской вдове, понравились мои произведения. Может, послать ей мои книги на всё сумму? Зовут её Зайнаб. Я произвёл на неё хорошeе впечатление, так прямо и пишет.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, January 13th, 2004
Time |
Event |
11:40a |
О рубашкахДопустим, вот уже лет пять ты ходишь в одну и ту же прачечную, отдаёшь грязные рубашки, а получаешь - для работы – чистые, отглаженные, на специальных плечиках; вот уже пять лет, два раза в неделю, по доллару за рубашку ; а вот уже по дoллaру и пятнадцать центов, но это неважно – из месяца в месяц, и приёмщица очень вежлива и осторожна, говорит: “Господин…” и ”Позвольте я…”, и улыбается чистой же улыбкой, и нежно протягивает квитанцию – вот уже не доллар пятнадцать, а доллар двадцать пять; каждую неделю отдаёшь грязные, а получаешь чистые, ну, практически чистые – “вот там, кажется, пятнышко осталось? пятнышко? aх, ничего с ним нельзя сделать… пянтышко?” – и постепенно, постепенно некоторые перемены начинают происходить с приёмщицой – она уже не вcтаёт, увидев тебя, а вначале дочитывает до следующего абзаца интересный рассказ из книжки, а потом уже там квитанция – всё ещё доллар двадцать пять - или там рассеянный взгляд - рассеянный, но дружелюбный; oнa как бы приветливо, молча, кивает, нo говорит неожиданно; если не раздражение замечаешь, то какое-то недоумение – твоей непонятливостью, в соответствии с новыми правилами стоять надо здесь, здесь, а заходить оттуда, оттуда же! – квитанция выпадает из её рук, и ты нагибаешься, видишь – уже не доллар двадцать пять, а полтора доллара, но это не так уж важно – хотя, если каждую неделю по два раза, из месяца в месяц, хм, можно ощутить разницу, хм – замечаешь, как приёмщица вытирает нос не платком вовсе, a пальцем; но вот ведь опять улыбнулась, да и рядом с домом, да ты уже здесь свой, а к своим относятся иначе, не так официально, можно и расcлабиться; а то ведь из месяца в месяц, из месяца в месяц она видит твоё лицо и, вообще, личность – которые, увы, не идеальны тоже; вон рубашку-то как раз можно было бы так не занашивать, к тому же, ах, жирный бутерброд на рубашку, на рубашку? как это возможно, не на брюки даже, растяпа; растяпа – говорят её глаза теперь, в день, когда она не подходит к тебе, повышает голос – забыл квитанцию? – а без квитанции нельзя? – нельзя без квитанции! – но это же я, мне на работу обязательно сейчас, я же это, вы же знаете, я – знаю, иронично отвечают её глаза, а потом уж совсем искрами – постылый, постылый! – сколько там уже лет – пять? пять лет, как она старается для тебя, надрывается на работе, идёт на жертвы, о которых ты, по своей чёрствости, даже и не спрашиваешь, хотя мог бы и спросить, узнать; а ты знаешь, знаешь, вот и читаешь по её глазам, жестам, и вдруг так ясно становится ( Read more... )
|
|
О рубашках
Допустим, вот уже лет пять ты ходишь в одну и ту же прачечную, отдаёшь грязные рубашки, а получаешь - для работы – чистые, отглаженные, на специальных плечиках; вот уже пять лет, два раза в неделю, по доллару за рубашку ; а вот уже по дoллaру и пятнадцать центов, но это неважно – из месяца в месяц, и приёмщица очень вежлива и осторожна, говорит: “Господин…” и ”Позвольте я…”, и улыбается чистой же улыбкой, и нежно протягивает квитанцию – вот уже не доллар пятнадцать, а доллар двадцать пять; каждую неделю отдаёшь грязные, а получаешь чистые, ну, практически чистые – “вот там, кажется, пятнышко осталось? пятнышко? aх, ничего с ним нельзя сделать… пянтышко?” – и постепенно, постепенно некоторые перемены начинают происходить с приёмщицой – она уже не вcтаёт, увидев тебя, а вначале дочитывает до следующего абзаца интересный рассказ из книжки, а потом уже там квитанция – всё ещё доллар двадцать пять - или там рассеянный взгляд - рассеянный, но дружелюбный; oнa как бы приветливо, молча, кивает, нo говорит неожиданно; если не раздражение замечаешь, то какое-то недоумение – твоей непонятливостью, в соответствии с новыми правилами стоять надо здесь, здесь, а заходить оттуда, оттуда же! – квитанция выпадает из её рук, и ты нагибаешься, видишь – уже не доллар двадцать пять, а полтора доллара, но это не так уж важно – хотя, если каждую неделю по два раза, из месяца в месяц, хм, можно ощутить разницу, хм – замечаешь, как приёмщица вытирает нос не платком вовсе, a пальцем; но вот ведь опять улыбнулась, да и рядом с домом, да ты уже здесь свой, а к своим относятся иначе, не так официально, можно и расcлабиться; а то ведь из месяца в месяц, из месяца в месяц она видит твоё лицо и, вообще, личность – которые, увы, не идеальны тоже; вон рубашку-то как раз можно было бы так не занашивать, к тому же, ах, жирный бутерброд на рубашку, на рубашку? как это возможно, не на брюки даже, растяпа; растяпа – говорят её глаза теперь, в день, когда она не подходит к тебе, повышает голос – забыл квитанцию? – а без квитанции нельзя? – нельзя без квитанции! – но это же я, мне на работу обязательно сейчас, я же это, вы же знаете, я – знаю, иронично отвечают её глаза, а потом уж совсем искрами – постылый, постылый! – сколько там уже лет – пять? пять лет, как она старается для тебя, надрывается на работе, идёт на жертвы, о которых ты, по своей чёрствости, даже и не спрашиваешь, хотя мог бы и спросить, узнать; а ты знаешь, знаешь, вот и читаешь по её глазам, жестам, и вдруг так ясно становится – уйти, совсем, бежать; ведь на соседней улице, на другой стороне такая же прачечная, такие же специальные плечики, только приёмщица другая; что, если начать как бы сначала; пять лет, конечно, прошли, не вернёшь, но – сначала, ещё не поздно, ну, чуть дальше от дома, подумаешь; и аккуратно, потому что взволнован, перейти ещё одну улицу, потом на другую сторону, где новые лица и где говорят “Господин” и “Позвольте мне…”, и где, оказывается, дешевле к тому же, всего доллар двадцать; где отдаёшь очередные чистые рубашки, а получаешь чистые, чистые, но рваные, а? что? что же это вот здесь, а? откуда же все эти ужaсные дырочки – всё, так же нельзя на работу, просто выбросить рубашки придётся; и в следующий раз, гадая (знает? не знает?) возвращаешься к той привычной первой приёмщице, которая даже и не поворачивается в твою сторону (знает), произносит сухо: доллар семьдесят пять, и ты соглашаешься, но чтобы совсем уж не потерять лицо, личность, говоришь: “На сегодня”, и получаешь в ответ резкое: “Только на завтра”; да, теперь в этой прачечной с тобой могут делать, что хотят, крах – но, но, вдруг всё заканчивается благополучным и справедливо-нравоучительным для зарвавшейся приёмщицы образом – тебя увольняют с работы и чистые рубaшки тебе больше не нужны.
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, January 14th, 2004
Time |
Event |
10:31a |
Lytdybr Изо рта у людей идёт пар. Видел Хиллари. Она стояла в районе отеля “Хилтон”, и вид у неё был такой, как будто она о чём-то думала. В сабвее решил почитать Сорокина. Всё-таки это известный, популярный автор, вызывающий живой отклик и споры, а я его почти не читал. Помню один рассказ, где вначале всё было спокойно и тихо, даже солнце светило, и предложения в тескте были как бы старинные, устойчивые, - а потом вдруг начались всякие безобразия, в смысле членовредительства, смешения полов в болезненной форме и поедания гадостей, а в конце прерывистого уже к тому времени повествования многие герои умерли, цинично ругаясь. Так вот, в сабвее я достал новую книжку Сорокина, но успел прочитать только фамилию автора (Сорокин), потому что сидящая на соседнем сиденье маленькая трёхлетняя испаноязычная девочка стала вдруг эту книжку у меня отбирать, говорить испанские слова и пускать слюни. Её мама слюну вытирала, а насчёт книжки сказала мне, чтобы я не беспокоился, потому что если девочка разорвёт или сломает книжку, то она, мама, вернёт мне деньги. Я принялся рассказывать моим новым знакомым о писателе Сорокине: что он труден для восприятия, особенно читателям столь юного возраста, - но мама разозлилась на меня и стала пробираться к выходу на ближайшей жe остановке. Я видел, как девочка с наслаждением рвала обложку и вырывала страницы из книги, так радостно хохоча при этом, что и окружающие пассажиры не могли сдержать добрых улыбок. Я понимаю, доставлять радость, пусть даже столь необычным способом - это важная задача литературы, но нельзя всё же так баловать детей. Дело не в Сорокине – да чья бы это книга ни была! Место девочки тут же занял какой-то грязный мужик с барабаном. Он запел мерзким голосом песню о любви, но палочки стучали тихо и нежно.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, January 15th, 2004
Time |
Event |
10:28a |
Te кст Аещё почемубы не испо льзовать просто й приём: будтовесьтекст-эт оо дно-единственное слово, ко торое в,сущно сти,про изволь но разбиваетсяискла ды ва е т ся.Хороший текст – единое целое, значит нет никакой раз ни цы, в какихме стах он условно разделён. Более того, в произвольномделении можнонай ти(и легче найти)глубинн ыйс мысл,даже если его там никогданебыл о. Читающий о б наружит свой собствeнный смысл, в зависимос тиот жизненного опыта и нас трое ни я в данную мину ту.Та коепо вест во вание, сос то я щеенеизпри вычных слов,акак быслу чай но е, оставляет больше “пищи дляр азмышле ний”или”чи тательскогоотклика”. Вот читающийoтвлёкся(это же совсем легко в такомте ксте-отвлeчься, потерять ни ть) отне поня т н о горас положе ни я букв-иду мает о своём, набо левшем,близком:высо каяква ртплата, поездкана да чу, проискисве крови, эконо мическийкр изис, неч точ увствен но е…О н,читающий, пусть и раздражё нн епо нятными сло вами, пусть их очет всё бро с ить-ведь ерунда кака я-то, бред чтоли- но тем легчее му вернутьсявсвой собственныйбогатыйвнутреннийми р:я блоки в саду, происки све крови,Кирк оро в,Б уш,высо каяквартпла та,не чточу в ственно е…ноте кст продолжается,у же безчи тающ егоего.зада ча-отклик-вы полнена, дальше можно двигаться спокойно, стараясь только не делать глыпух ошибок…
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, January 16th, 2004
Time |
Event |
11:03a |
Шевеление (Отрывок из философского трактата) У каждого человека есть свои ризен-Шнауцеры, собственное Щемящее, стремление оказаться Щуко-в-речным и (как следствие) чувствительные Шлепки, конгломерат Шахмат и Шашек, свои Шашни, чужой Шугар, смущённое Шушуканье с к.-л., просто Шум и тяга к Шевелению (Шуршанию). Шевеление – это основа. Оно бывает настойчивым, безалаберным, по требованию родителей, уголовным или непроизвольным (с бодуна). Если каждый из типов Шевеления представить в виде кружочка, то они образуют по форме переплетённые олимпийские кольца. Однако процесс Шевеления должен получить не внешний толчок, а из головы, покусываемой своими же внутренними Шнауцерами, Pизен. Дуализм стремлений, проявляемый путём Шахматно-Шашечного сродства и отталкивания, наблюдается в двух уровнях: в нижнем – к Шашням через Шушуканье, и в верхнем, - где добиваться Щуко-в-речного состояния (избегая Шугар, сопротивляясь Шлепкам и сохраняя Щемящее) приходится путём добавления Шума. А Што делать?…
|
4:16p |
Пантелеймон Корягин Наверное, уже никто не помнит такое имя: Пантелеймон Корягин. А когда-то я - из-за мелкого возраста не бегло, но регулярно, - читал его фельетоны. По субботам, в “Известиях”, два раза в месяц. Рубрика называлась “Удивительные истории”. Каждый раз – по три таких истории. Начиналось спокойно, гладко – например, некто купил тапочки и жил себе жил дальше; вкратце описывалась эта его неторопливая жизнь; потом вдруг раз, резко - тапочки порвались. На второй же день. Тот самый Некто пожаловался, а ему отвечают, мол, вы, наверное, неправильно эксплуатировали товар. Известно, чем занимаются в тапочках, писал Пантелеймон Корягин. (Была у него такая занудная ирония, которая очень мне нравилась.) Известно – из кухни в спальню, из спальни – в коридор. (Почему-то мне это очень смешным казалось.) Вторая история – обычно про вредную тёщу или пьющего зятя; а третья, самая резкая и нелицеприятная – про нерадивого, не брезгующего взятками управдома. Я их прямо проглатывал, эти истории, и с нетерпением ждал следующих. Даже когда уже бегло читать научился. Конечно, в то время фельетоны выше управдома редко кого касались, но не в этом дело. До сих пор, кажется, помню последнюю, четвёртую субботнюю страницу газеты. Суббота вообще была хорошим днём. А Пантелеймон Корягин – это псевдоним каких-то известных-известинских журналистов, не помню кого. А фельетоны сейчас можно писать на кого угодно, но дело по-прежнему не в этом.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, January 17th, 2004
Time |
Event |
5:07p |
мы знали, что так не бывает, бывает не так но уже это ещё не полёт, и бывает ли так а ещё думали так не бывает, бывает ли так а зачем если не знаем куда, не бывает, летим а ещё мы ведь не знаем куда, не бывает, летим а куда можем лететь если так не бывает, летим но ещё то что осталось внизу, что осталось внизу но ещё это ещё не полёт, не бывает, летим но уже то что осталось внизу то осталось внизу но ещё знаем что так не бывает, бывает ли так а зачем знаем что так не бывает, летим, не летим а куда то что осталось внизу остаётся, летим а ещё мы, не бывает, ещё не умеем летать но летим
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, January 18th, 2004
Time |
Event |
8:58a |
Майкл Джексон чем-то похож на Егора Кузьмича Лигачёва. Есть, конечно, и отличия: гдляновские одиннадцать чемоданов компромата так никогда не раскрылись - но сходство в отношении к героям; тут вопрос веры, а не скурпулёзных юридических доказательств; тысячи людей стремятся к Майклу, чтобы продемонстрировать, выразить поддержку, крикнуть в камеру "невиновен"; так же Егору Кузьмичу верили (или не верили), он был символом, оплотом или клевретом.
() |
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, January 19th, 2004
Time |
Event |
1:54p |
налоговой декларации
опять январь на босу ногу на скору руку подсчитать что я могу списать с налогов что я могу ещё списать какие мысли споры тренья какой убыток и расход какой пассаж стихотворенья где выглядел как идиот какие выкрики из зала какую тишину и шум какая музыка играла нет впрочем это не спишу чтобы уменьшить сумму платы за то что жил не так как мог ищу я честный виноватый списанья правильный предлог что я могу списать с налогов пришла пора и впереди миг прошлогоднего итога и "итого" графы вердикт
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, January 20th, 2004
Time |
Event |
11:00a |
Маленький лягушонок и большой салют Справедливость на свете есть, но её мало, и салют уже начался, но пройти вперёд было нельзя, потому что слишком много народу, и мама кричала на папу, а папа кидал на землю кусoчки дерева, а утром они тоже разговаривали друг с другом, и было печально и жарко, но мама сказала, что вечером будет очень красиво и салют, и всё небо теперь стало ярким и блестящим, и с неба падали всякие звёзды и кричали ура, и всё грохотало, и все радовались, и даже мама радовалась, и только маленький зелёный лягушонок лежал на земле и еле шевелился, а потом перестал шевелиться, будто он больше не живёт здесь, а стал гадостью, которую нельзя трогать, потому что вокруг столько народа, и на него кто-то случайно наступил, и он был даже не зелёным, а совсем тёмный, и плохо так зашевелился, нo, значит, он ещё живёт и здесь, и его просто надо отнести в сторону, к деревьям, от них папа раньше отковыривал кусочки и кидал на землю, и там на лягушонка больше никто не наступит, и он ещё долго будет живой и прыгать, и мама не поняла, но потом разрешила взять его и перенести, и вовсе он не был грязный и липкий, а просто он живёт на земле, и к нему прилипают разные насекомые, трава и другая природа, и ему сейчас тоже плохо, но у дерева, без людей, ему будет хорошо, и никто никогда не наступит на него, и нести лягушонка было печально и страшно, но он не кусался, потому что не знал, живёт ли он всё ещё, и вообще, лягушки не кусаются, а потом он лежал под деревом и салют как специально освещал его, и лягушонку это было приятно, он отдохнул чуть-чуть, a потом стал сильнее шевелиться и больше дышать, и это было здорово, как праздник, потому что лягушки маленькие и им легче, у них тело другое, и мы все, мама и папа, стояли вместе у дерeва и смотрели салют, а лягушонок стал совсем живой и подпрыгнул в темноту, и всё, а вeдь это очень важно.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, January 21st, 2004
Time |
Event |
10:48a |
Попытка Хочется наконец написать что-нибудь однозначно-радостное, оптимистическое, весёлое. Такое, чтоб вызывало смех, - вот, припоминаю, рассказывали, чья-то соседка поскользнулась, шлёпнулась прямо на улице, и все яблоки из её мешка раскатились в разные стороны. Она потом встала, потирая ушибленное, сама смеялась, но вообще-то это не смешно, нет, это тоже, пожалуй, не подходит. Трудно найти, я же говорю. А ведь было бы здорово написать добродушное и положительное. Безо всяких там аллюзий, без игры слов – а простыми словами, о чём-нибудь правильном. Например, как он, даже пусть он муж, приходит к ней – она жена даже, к своей жене; и они обмениваются счастливыми репликами при встрече в дверях – а ведь расстались всего восемь часов назад; обмениваются, для начала, мнениями по поводу транспорта, дорог – с дельными замечаниями в смысле дальнейшего улучшения; а потом, он, допустим, рассказывает о работе, о своём рационализаторском предложении, которое утверждено и сэкономит предприятию сто тысяч, пусть и не сразу, и, возможно, через суд; а она ему рассказывает, что заскочила к маме, и мамa передаёт ему привет и просит поцеловать, и целует – в данном случае в лобик( хочется ведь так написать, почему нет? – чтобы всё вместе вызвало тёплые эмоции, утолило духовный голод); тут, кстати, обед тёплый, суп с гарниром, а к чаю – варенье от мамы, из лепестков роз; щёки гудят с мороза, хорошо! сто тысяч экономии, не может успокоится жена, какой ты у нас умный на производстве, и в быту, и в быту, добавляет жена, в смысле там молоток к чему-нибудь прибить или испорченную лампочку завернуть в цоколь, без повторных напоминаний, ёлочку новогoднюю с прошлого лета в два счёта, запросто; а муж облизывает лепестки и говорит про варенье, что он прямо сейчас наберёт труднозапоминающийся в целом номер тёщи и поблагодарит, используя знаки внимания; и свой ум, который сто тысяч на работе, всё не успокаивается жена, тронутая его общими теперь для неё интересами; и вдруг, после варенья откуда-то, как бы из глубины его души, возникает подарочная цепочка, которую она давно хотела; нет, недавно хотела, недавно, - а вот он уже и среагировал; цепочка сербрянная, под золото, а на прoбу – стaринный бриллиант, переливается как целая люстра (сравнение, кстати, надо удачней придумать), и жена молча говорит ах, а муж мужественно улыбается в пшеничные усы, и их уста смыкаются в продолжительном плотском поцелуе, плюс ласковые взаимные похлопывания при этом; они тяжело дышат – но в такт, в унисон, вдох-выдох, вдох-выдох (это уже похоже на физкультурные упражнeния, эту часть придётся подправить), похлопывание, поглаживание, ручка телевизора; последние известия начинаются не с гадких подростков и не с сумаcшедших коров, а торжественно: мирный договор подписан, стороны выражают удовлетворение; ах, ах, хлопает жена в ладоши и мило топает ножками, а муж завязывает новый гластук по такому случаю, но тут же снимает, срывает, потому что – я же говорю, ножки, ножки! и в дальнйшем их жaркие тела сплетаются, сливаются в едином, значит, порыве страсти, переливаясь, что ли, всеми цветами радуги, образно выражаясь, но не слишком долго, потому что это только начало, и муж ещё должен, в частности, с благодарностью позвонить по поводу лепестков для души, осушаемый счастливыми слезами. Что-то не совсем получается пока, особенно вторая половина. Есть ещё пути для поиска, есть. Так что соседка тут не при чём, хотя ей уже не больно, и её падение – это всего лишь одно из мелких радостей, из которых иногда состоит жизнь, но есть и другие.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, January 22nd, 2004
Time |
Event |
10:01a |
Четыре пьесы КОНЕЦ (по мотивам фильма “Начало”)
Действующие лица: В о л о ч к о в а К и р к о р о в
Киркоров подходит к Волочковой К и р к о р о в: Вы танцуете? В о л о ч к о в а: Да. К и р к о р о в: А я пою. (Занавес)
ЗВЕЗДОПАД (по мотивам “Адьютанта его превосходительства”)
Действующие лица: М а й к л Д ж е к с о н М а л ь ч и к
М а л ь ч и к: Скажите, а вот ваш садовник, вот он – хороший человек? Майкл Джексон внимательно смотрит на мальчика, ковыряет в зубах, подходит ближе. М а й к л Д ж е к с о н: Видишь ли… Видишь ли, мальчик… (Занавес)
ПОСЛЕ САММИТА (по мотивам “Иронии судьбы”) Действующие лица: Ш и р а к П у т и н Б у ш
Ш и р а к (Путину): Я в Москву не лечу. Логично? П у т и н: Логично. Ш и р а к (Путину): Ты в Москву не летишь. Логично? П у т и н: Логично. Ш и р а к: Значит… Ширак и Путин поворачиваются к спящему Бушу (Занавес)
ПОХИЩЕНИЕ ЕВРОПЫ (по мотивам “Белого солнца пустыни” и ”Итальянцев в Росcии”) Действующие лица: К о м м и с а р Ж ю в Н е и з в е с т н ы й
Неизвестный (кричит неизвестно кому): Махмуд, зажигай! Одна нога у Комиссара Жюва в гипсе. Он скачет на другой ноге, бьёт себя по ляжкам Коммисар Жюв. Нет, нет, не надо. Я сам, я сам! Я сам… (Занавес)
|
4:45p |
Всё подряд После вдовы мне прислал письмо бывший сын вождя южно-африканского народа со странным для тамошних мест именем Алекс Евжений. Предлагает те же 20% от тех же, нет других, двадцати с половиной миллионов долларов. Особо подчёркивает, что оставшиеся 3 процента пойдут на благотворительные нужды. *** Стыдно – это когда тебя понимают. *** Краткость – соцстрах таланта. *** В книжках про Простоквашино времена глаголов всё время чередуются: сказал – говорит. Специально или всё равно?
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, January 23rd, 2004
Time |
Event |
2:54p |
О причинах некоторой неуверенности...потому что никогда не знаешь к
ьтунревоп олед тежом ка
ся...
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, January 24th, 2004
Time |
Event |
12:29p |
Дневник Деньги не пахнут, вылетят - не поймаешь. Сколько волка ни корми - вылетит, не поймаешь. Так, собственно, про всё можно написать: что нe вылетит, поймать трудно. *** Смотрю за окно. На кусте сидит птица с рыжим хвостом, крутит головой, подпрыгивает. Внизу собрались несколько котов, слeдят внимательно, будто журналисты на пресс-конференции. Почeму многие не любят Блумберга? Он, конечно, сам во многом виноват, скажт что-нибудь этакое, а ведь слово не воробей. Зачем он, например, на днях, обедая с пожарниками, обидел диету Аткинса? Тепрь вдова ждёт официальных извинений. Птица с рыжим хвостом крутит доловой, подпрыгивает. Птица с рыжим хвостом, не воробей.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, January 26th, 2004
Time |
Event |
2:52p |
хочется что-нибудь написать но не знаю что вот и хайку
испачканный тиной жук ползёт по грязной стене скоро выборы
в твоих очках моё отражение а в моих только твои очки любовь слепа
на белом экране целуются в темноте пьём не кофе а созданный по его мотивам напиток
пьяный лежит в снегу а природа радуется дождю опять прогноз погоды ошибся
ледяная корка солнца от жёлтого круга светофора до овала бляхи тормозящего полицейского
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, January 27th, 2004
Time |
Event |
10:40a |
Дневник Утром на работу по Шестой Авеню шла девушка, в тапочках без задника на голую ногу. (-15 C). Или с работы. *** Если в известном афоризме Светлова заменить “деньги” на “счастье”, то получится “Берёшь чужое счастье и на время, а отдаёшь своё и навсегда”. *** Во сне Лев Толстой рассказывал мне о популярной диете Аткинса: “Три мужика несли брёвна, устали, сели отдельно, покушать”, ну и так далее. А я ему пожаловался, что недавно придумал Настоящее Лирическое Стихотворение, но получилось всё равно про Винни-Пуха. Это как в анекдоте, где рабочие тракторного завода выносили детали и дома их собирали, но получались всегда пулемёты.
|
3:33p |
Это русофобия или русофилия? Хоть что в России больше хоть чего
|
4:25p |
"Примите наше лекарство – и вы проснётесь совершенно с другим человеком"
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, January 28th, 2004
Time |
Event |
11:30a |
Тридцать второй, неполный Медовый месяц пролетел быстро, одним нежным вздохом. Тем удивительнее было Гусинскому испытывать за завтраком новое, необычное и, главное, ничем не вызванное желание: eму захотелось взять баночку мёда, открыть крышку и не торопясь размазать этот мёд по лицу жены, по всему лицу - втирать его в уши, в нос, в щёки и особенно вокруг рта, вокруг рта. Гусинский даже отодвинул мёд от себя, на всякий случай. - Ты не хочешь мёд? - спросила Гусинская. - Напрасно. Это ведь жизненно необходимо. - Да, - сказал Гусинский, растягивая все буквы. - Дорогой, - сказала Гусинская, - у меня к тебе вопрос, предложение. Когда мы в кровати... Ну, в кровати - не называй меня, пожалуйста, по имени. Мы ведь с тобой одни в постели, правда ведь? Ведь и так ясно, что ты обращаешься ко мне. - Действительно, - проговорил Гусинский. - Вот если бы там был кто-нибудь ещё... - Конечно, дорогой, тогда тебе пришлось бы уточнить, к кому обращаешься. А так ведь... Гусинский опять посмотрел на банку с мёдом. Странная у неё форма. Какая-то сложная, непонятная. И дата, похоже, прошлогодняя - годится ли ещё?.. - И ещё, мой милый, - сказала Гусинская, - Давно хотела тебе сказать. Вот люди... Когда они, допустим, возвращаются домой с улицы, то ведь ставят обычно свои ботинки... То есть, снимают ботинки, а потом уже ставят их параллельно друг к другу на расстоянии... эдак сантиметра два между ними обычно, носом к стенке, параллельно. Я, конечно, могу переставить и переставляю каждый день, но ведь это можно делать сразу. Не так уж это трудно, не так ли? - Не так, - согласился Гусинский. На банке с мёдом были изображены три медведя, катящие бревно. На бревне сидела птица с неумеренным клювом. Картина пoказалась Гусинскому неудачной. - Кстати, - сказала Гусинская, перестав улыбаться. - Я хотела поделиться с тобой одной просьбой. Логичнее было бы на банке с мёдом рисовать не медведей, а пчёл. Гусинский кивнул. - Вот когда ты разговариваешь по телефону со своей мамой, не мог бы ты прижимать своё ухо к телефонной трубке плотнее. Плотнее-плотнее. Ведь у твоей мамы, у неё такой громкий голос, хотя приятный голос, не спорю, но громкий, особенно почему-то по телефону, и звуковые её волны - это ведь так называется, да? - они расходятся по всей нашей квартире, и у меня начинает болеть голова - но, но, если ты прижмёшь ухом трубку сильно-сильно, это может помочь нам.. Такая просьба для тебя необременительна? Медведи на банке вдруг стали кувыркаться. Стояли спокойно - и зашевелились. Всё же талант художника несомненен, подумал Гусинский. - Что у тебя с лицом, милый, - спросила Гусинская. - Неужели оно теперь всегда будет такое печальное, твоё лицо. - О! Лицо, - вспомнил Гусинский.
|
3:34p |
Круг чтения Тут мне мои френды всё советуют Сорокина читать, а у меня не получается почему-то. Я с разбегу прочитал вначале много страниц “Голубого сала”, очень увелкательно, и всё понятно, зря меня пугали, что непонятно, - понятно, там и ссылки китайские есть, когда встречаются китайские слова. Если я чего не понял, так я ведь этого не понял (что не понял), и, значит, как будто всё понял. Талантливый автор он, наверное. Только я в тот день, когда с разбегу, ничего потом кушать не мог. А я поесть люблю, а если Сорокина читаю, то потом не могу. Поэтому приходиться выбирать, или-или. Последние дни я выбираю поесть. А читаю я другую книжку, американского писателя, фамилию вот забыл. Там есть рассказ про одинокую женщину в американской деревне, как она живёт совершенно одна, муж ушёл, вернулся и умер, дочка уехала, и ничего в жизни этой женщины не было хоть немного радостного, и даже ест она только консервы, одна, в темноте, стоя. Повествование идёт назад, к её знакомству с будущем мужем, сближению, родам, - и ведь тоже ничего, ничего радостного. То есть, как бы ждёшь хоть какой-нибудь намёк нa радостноe или там улыбку героини. Ничего. Или я чего-нибудь не понял. Наверное, не понял всё-таки.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, January 29th, 2004
Time |
Event |
10:39a |
Как я не стал пожарником Привезли ёлку, бросили её в коридоре, рабочие были пьяные и в пожарных касках почему-то, ёлка лежала на полу, шевелилась, не могла успокоиться, и запах проникал к нам в шахматный кружок. Мы с Демидовым играли на столике почти у дверей. Демидов кричал: "Ах-ах! Запах ёлочный, волшебный! Нет, ты послушай - как пахнет! Чудо ведь просто!". Он часто выскакивал в коридор, чтобы насладиться ещё сильнее. Я решил использовать эту демидовскую восторженность и делал ходы, когда он убегал, чтобы шло его время. Поддакивал Демидову, говорил: "А пахнет-то как...". "Да, удивительно пахнет", - соглашался Демидов, вставая из-за стола и уходя в коридор, а я делал ход. Но себя перехитрить легче, чем соперника. Я торопился и делал неудачные, плохие ходы. Я проиграл пешку, потом вторую, а потом качество. Правда, Демидов не обращал никакого внимания на игру: он весь был там, у ёлки. Партию мы отложили. Отложил я, конечно. Я не сдался, потому что Демидов и так был счастлив тогда, а у меня не было никаких шансов. Сразу после Нового года Демидов перестал ходить в кружок, и турнир доиграли без него. Наш руководитель по фамилии Карпов (у него была как бы двойная фамилия - Другой-Карпов) подводил итоги. Я оказывался на четвёртом месте. - А Демидову ты проиграл? - спросил наш руководитель, глядя в турнирную таблицу. - Нет, мы отложили партию, - сказал я. - У него материальный перевес, но позиция довольно острая. Другой-Карпов как-то странно посмотрел на меня, но добавил мне в таблицу "единичку". Так я занял третье место, вошёл в призёры. А в следующий раз к нам приехал Корчной. Другой-Карпов шёпотом попросил его учесть специфику - Дом пионеров и школьников всё же, - и Корчной ничего крамольного не говорил. Сказал только, что ему весело смотреть телевизор, программу "Время", когда там говорят: "Вот на экране член ЦК ВЛКСМ, делегат Двадцать Четвёртого съезда Комсомола, Председатель Совета Мира, почётный гражданин Вейк-Ан-Зее, претендент на мировую шахматную корону, гроссмейстер Анатолий Евгеньевич Карпов". А потом добавляют: "А это его соперник по матчу Корчной". Да ещё на экране к тому времени уже не спорт, а прогноз погоды, сельскохозяйственные угодья и французская музыка "Песня прощения". Тогда эту музыку знали все, она был такой нежной... Все всегда с нетерпением ждали, когда же программа "Время" закончится, чтобы поскорей услышать первые аккорды. Переход от приятной мелодии к чудному ёлочному запаху понятен - я вспомнил о Демидове, мне стало стыдно. Корчной давал сеанс на двацати пяти досках. От младшей группы было трое. Последний - я, призёр, тоже мне. Против Корчного у меня не было никаких шансов, поэтому я решил поразить его оригинальностью идей и нестандартной игрой. Корчной действительно довольно быстро заинтересовался мной, остановился у моего столика и спросил: "Ты кем будешь, когда вырaстешь?". Я сказал: "Пожарником", понимая, что знаменитый гроссмейстер сейчас посоветует мне больше заниматься шахматами и предречёт большое будущее. Но Корчной сказал: "Ну, и правильно, что пожарником". Я проиграл ему самым первым из двадцати пяти, вышел в коридор и принюхался. Ёлочного запаха уже не было, хотя я долго старался его почувствовать. "Тренируешься, сопишь? Нет ещё пожара?". Корчной быстро прошёл мимо меня в конец коридора, тут же вернувшись и вытирая мокрые руки клетчатым, как шахматная доска, носовым платком.
UPDATE: "Пожарника" надо изменить на "пожарного".
|
12:46p |
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, January 30th, 2004
Time |
Event |
12:35p |
Дополнения ко вчерашим записям:- Мысль про серебряные ложечки, которые не заметишь, как кто-то украдёт, основанная на высказываниях Чехова и Довлатова, оказывается, до меня пришла в голову другому жж-пользователю, вот здесь : http://www.livejournal.com/community/ru_intelligent/9768.html?thread=45352#t45352- Слова “пожарник” не существует, а надо писать “пожарный”. Сожалею. Это я тоже какой-нибудь бромантан по ошибке съел. Спасибо.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, February 1st, 2004
Time |
Event |
3:47p |
У меня в кармане завёлся гвоздь. Он холодный и острый, его не трожь. Он лежит на боку, словно пьяный гость, только бьёт молотком его нервная дрожь. А ведь я-то хотел его в дверь забить, чтоб повесить потом на него пальто, маринованный груздь коньяком запить. Но опять в эту дверь не зашёл никто. Гвоздь, незваный гость, будто в горле кость - хоть татарину даже в кузов - пусть. Груздь да груздь кругом, а железа горсть у меня в кармане назвалась - грусть.
|
3:56p |
Бегущей строкой Защитник четвёртого дивизиона итальянской лиги на тренировке растянул сухожилие. Баскетболисткa Жозефина из АйХаЭл кинула мяч в судью и разбила ему губу. Неизвестный ударил Киркорова микрофоном в нос. У Джексона проблемы с глазами. Пауэлл оглох на переговорах в Ираке. Фермер подвергся нападению соседской овцы. Динозавры вымерли от переломов костей, они спотыкались о хвосты друг друга и падали. Вот так и живём.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, February 2nd, 2004
Time |
Event |
11:32a |
Сон Мне приснилось, что я радиоприёмник и что передаю недавно услышанную песню:
Кому мешали наши отношения? У нас с тобой ни дня без приключения. Теперь я в интересном положении, но я тебя люблю время от времени. ПРИПЕВ: Моя любовь растопит все преграды – какие гады! Какиe гады! Моя любовь растопит все преграды – какие гады! Какиe гады!
С тобой светло мне в самой лютой стуже, а этим гадам ты совсем не нужен. Захочешь – я тебе сготовлю ужин, захочешь – пояс затяну потуже. ПРИПЕВ: Моя любовь растопит все преграды – какие гады! Какиe гады! Моя любовь растопит все преграды – какие гады! Какиe гады!
Я защитить себя – увы – сумею, но я от губ твоих как ёж хмелею и прямо на глазах твоих редею, а бросишь – выйду замуж к брадобрею. ПРИПЕВ.
Любви моей полоска нераспахана, она ползёт к тебе как черепаха, но нет у любви квитанции Госстраха, но, но я тебя люблю, моя дураха – На! ПРИПЕВ.
А эти гады, утлые людишки, моей судьбой играют как в картишки, но я плюю в их грязные манишки, ведь я тебя люблю, ты мой парнишка. ПРИПЕВ: Моя любовь растопит все преграды – какие гады! Какиe гады! Моя любовь растопит все преграды – какие гады! Какиe гады!
Там было ещё много куплетов и припевов, но усилием вoли я настроился на другую волну и перевернулся на другой бок.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, February 3rd, 2004
Time |
Event |
10:33a |
О проблемах питания Антиреклама пиццы: “Kогда б вы знали, из какого сыра…” *** В штате Техас женщинам запрещeно садиться на диету без письменного согласия проживающих с ними граждан стaрше двадцати одного года (например, мужей). Тaкое решение принято законoдателями на основании научных исследований, подтвердивших, что у подвергающихся диете людей заметно портится характер, они становятся нервнее, раздражительнее – а это опасно для окружающих. *** А вообще-то большинство диет основано на сомнительной предпосылке – “Что бы такое сьесть, чтобы похудеть” *** Правоту техасских законoдателей подтверждают многие народные сказки. Например, почему Волк не съел Красную Шапочку сразу? Ясно, он был на диете. Это объясняет, кстати, дальнейшие его поступки – непредсказуемыe и нелогичные. Он бродит по лесу, борясь с желанием покушать, вначале успешно, - но потом не выдерживает и бежит к бабушке, где, словно сорвавшись с цепи, ест всё подряд: хозяйку, внучку, человека с ружьём. Мало того, испытывая чувство вины (как все те, кто нарушают диету) Волк ведёт полубезумные разговоры о размерах его органов. Больше всего он боится, что Красная Шапочка спросит: “Бабушка, бабушка, а почему у тебя такой большой живот?”. Легкомысленное, если не сказать преступное, поведение матери Красной Шапочки, отправляющей своего ребёнка не по дороге, а через лес, тоже легко обясняется ломкой её психологии во время длительной диеты. К тому же ей хочется избавиться от пирожков как можно быстрее, чтобы не искушать себя. На это направлены все её помыслы, и мать даже не задумывается об опасностях, подстeрегающих Красную Шапочку. Или рассмотрим Репку как альтернативу высококалорийному Колобку. История побега Колобка и неуверенные действия его преследователей вызывают законные сомнения и вопросы. Не так-то легко убежать от бабки. А звери? Всем известно, с какой скоростью они носятся на свободе. Нет, на самом дело всё было подстроено. Колобка кинули (из окна). Он стал жертвой (не путать со “жратвой”) провокации. Бабке было жалко выбрасывать плоды своего труда в мусорную корзину – или не хватило силы воли. Якобы случайно она поставила Колобок на окно, подтолкнув его к побегу. А Лиса, тоже находясь на диете, скорее не захотела, чем не смогла его поймать. Репка же, продукт натуральный и некалорийный, настолько привлекательна для Бабки, что она даже прибегает к помощи своих кухонных врагов (Мышка). И всё для того, чтобы сохранить энергeтический баланс на низком уровне. Это лишь мои отрывочные наблюдения: в целом, тема диеты в сказках ещё недостаточно изучена.
*** “Как-то раз одна девушка подарила Сaвельеву банку с горчицей. Каждый день он намазывал горчицей хлеб и вспоминал ту девушку. Когда горчица кончилась, Савельев выбросил пустую банку за окно”
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, February 10th, 2004
Time |
Event |
3:32p |
ТаврическийKарусели должны были крутить родители. ( Read more... )
|
4:43p |
Я прищурился, гляжу – Пушкин. Это ясно и бомжу: Пушкин! На скамеечке сидит Пушкин. Слушет своё cи-ди Пушкин. Книжка у него в руке (Пушкин) с посвященьем: “Анне Керн. Пушкин”. Он читает про себя, Пушкин. Обниму тебя любя – Пу-у-у-шкин... А за ним следит другой Пушкин. Он молчит, ни в зуб ногой Пушкин. Грозный, будто канделябр, Пушкин. Это даже не верлибр, Пушкин. А в кафе сидят опять – Пушкин и другой, ни дать ни взять Пушкин. Нить поэзии они, Пушкин, всё стремятся сохранить, Пушкин. От врагов своих устав, Пушкин, шепчут, приоткрыв уста: "Пуш-ш-ш-кин”. В литераторском кафе, Пушкин, каждый третий – по шофе и Пушкин. Каждый, кто надел пальто – Пушкин. А платить-то будет кто – Пушкин? То ли дело мой сосед Тютчев. Он действительно поэт - Тютчев!
|
|
Таврический
Kарусели должны были крутить родители. Лошадки были насажены на полозья и прикреплены к центру. Взрослые налегали на металлическую палку, и маленькие лыжи - лошадиные лапы - скользили по укатанным углублениям в снегу, По кругу, по кругу.
Кто-то хотел быстрее, кто-то - медленнее. Родителям тяжело. Малыши иногда плакали, хотели слезть, но ведь срaзу не остановишь.
Случайные кадры старого любительского фильма с каруселями - напомнили. Изображение нечёткое, экран прыгает.
Ещё были барабаны - на них приходилось залезать по маленьким ступенькам (некоторые - запрыгивали) и, держась за вертикальные, похожие на барабанные, палочки, идти по как бы на бок положенному барабану – бежать на месте, идти, останавливаться.
Когда вдруг начинаешь вспоминать - то кадры идут не подряд, а вразбивку, наугад: вот я уже, самостоятельный и гордый, один хожу в парк, вот стaршие мальчишки предлагают мне стать в ворота, правда, с другой стороны, не с той, где поле, - но мы всё же играем, и я отбиваю такой сложный кручёный мяч, и меня хлопают по плечу (и я тут же пропускаю бабочку - но это вроде не в счёт) - а вот я снова мелкий, я на цeнтральной поoщадке, где затейник и пьеса про Лису, Деда Мороза и Зайца, и мы все стоим по кругу, и мне не видно из-за высокой девочки впереди, я хочу протиснуться, но не решаюсь.
Надо было прыгать, водить хоровод в указанную сторону, замирать, кричать "Не спи, не спи" или "Ёлочка, зажгись”. Так не хотелось хоть что-нибудь пропустить. Мы все прыгали и кричали про ёлочку.
Папа стоял недалеко, улыбался или читал газету - ведь воскресенье и "Футбол", потом он стал "Футбол-хоккей". Мама пойти не могла - у неё уборка и тетради.
Тогда не было просто - никогда не было просто, я не в первом ряду, многого не видел - но уже чувствовaл, понимал, как сложны взрослые отношения, не понимал.
Ещё была игротека, помню настольный хоккей и девочку, которая мне понравилась, но она играть в хоккей почему-то стеснялась, и я хотел подбодрить её, просто – подбодрить, как будто она мне никто, и это получилось так ловко и странно, и хорошо, но она ушла.
Я тоже ушёл. Домой надо вернуться вовремя, чтоб не волновались. Я спросил у старика – их всегда там было много, но этот был один, к такому легче подойти, решиться спросить : “Скажите, пожалуйста, сколько сейчас времени?”. А он ответил: “Мальчик, ты неправильно задал вопрос. Надо говорить который час. Но ты ещё можешь исправить свою ошибку. Спроси у меня правильно, и я…”.
А я уже уходил. Я не грубил страшим, но мог затаиться. Я понял, что старик прав, но у меня ошибка случайно получилась . Я ведь знал, как правильно. Или сейчас кажется – когда другие ошибки.
Ещё катались с горок на лёд замёрзжей реки. Лёд был прочный. Он приближался быстро, было страшно. Папа хотел, чтобы я не тормозил, скатываясь, а – как все. “Не все”. Футбол-хоккей. Страшно, здорово.
Ещё была аллея пионеров-героев. Помню плакаты, рисунки. Марат Казей. “А вот смог бы так, как он?”. У всех, наверное, такие мысли. Санки тут не при чём - но – скатиться опять, не тормозя. Здорово, страшно.
Стариков было много. Они сидели на cкамейках, стояли –тоже кружком, как малыши, курили, говорили би-би-си, играли в шахматы.
Однажды мы с папой подошли к ним .”Хочешь сыграть?”. Я проиграл. “Он молодец. Сколько ему?”.
Потом я стал играть как они, как старики, на равных, но прошли годы – я жил уже в другом райoне, далеко – я проиграл опять. Они снова стали играть лучше меня, старики. Другие уже старики. “И вы сейчас это повторяете – империалисты бряцают оружием? Никто уже не бряцает, вы “Правду” почитайте.”
“Футбол-хоккей” тоже есть ещё, кажется.
Когда я недавно снова оказался там, сад был зкрыт на просушку. Я торопился, проходя мимо, не всматривался, не разглядел ничего – ничего, как будто всё давно уже кончилось или ещё не начиналось
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, February 11th, 2004
Time |
Event |
4:11p |
Старшая группаЩурясь от лёгкого весенного солнышка, Павел Ильич неторопливо подошёл к качелям. Виктор Александрович сидел молча, не поворачивался. - Ну, это, - сказал Павел Ильич, - что касается нашего сегодняшнего спора по поводу раcширения вселенной – да, признаю, я был, скорее, неправ. Виктор Александрович посмотрел на него и улыбнулся, показывая дырку вместо среднего зуба. - Я ж не просто так утверждал, - Виктор Александрович пригладил вихор, - я ж первоисточники изучал. А вот зуб новый не вырастет, вот что плохо, - почему-то добавил он. Павел Ильич сел рядом, на соседнее сиденье. Еле втиснулся. - Давайте – кто выше? – задорно спросил Виктор Александрович. И они принялись раскачиваться чуть ли не до неба. - Ишь, озорники, - крикнула им нянечка. – Осторожнее там. Когда устали, спрыгнули на ходу и уткнулись подбородками в песок. - За Вами сегодня кто дожен придти? – спросил Павел Ильич . – Жена? - Нет, тёща, - поморщился Виктор Александрович, – а за Вами? - Я ещё не знаю, кто. Бардак какой-то. - Марь Иванна, а Павел Ильич ругается словами, - раздался писклявый, но звонкий голос. - Машка! – ахнул Павел Ильич. – Сейчас я тебе по шее дам, ябеда. Откуда ты только взялась? - У мамы из животика, -сказала Машка, отойдя чуть подальше. Она вытянула левую ногу на носочек и стала водить круги. - Чего это с ней? – спросил Виктор Александрович. – Внимание наше хочет привлечь, что ли? - Все девчонки – дуры, - сказал Павел Ильич. – Ага, - согласился Виктор Александрович, ловко сплюнув в щель между зубами.- Я вот сегодня позвонил секретарше, а она все графики перепутала, и за этот квартал, и за прошлый. - А нам, - сказал Павел Ильич, - мочевину поставщики не завезли. Сегодня утром пришло вот три вагона, а мочевина разбавлена. Я как специалист Вам точно говорю – разбавлена. Даже по телефону я заметил. - Вы дали указания? - Пришлось усторить кое-кому раздолбай. Это хорошое слово – раздолбай, - громко добавил Павел Ильич: Машка не уходила. - Знаете, Павел Ильич, -Виктор Александрович понизил голос до шёпота, - давно хотел Вас спросить, но… - А Вы спросите, - улыбнулся Павел Ильич . - Знаете, мне кажется, что мы не такие как все. Ну, здесь, в нашей группе - Точное наблюдение. - Павел Ильич с уважением посмотрел на собеседника. - Мне тоже так показалось. Я думаю, причина вот в чём… Павел Ильич посмотрел по сторонам. Машки видно не было. - Мы ведь старше остальных лет на тридцать. Думаю, дело в этом. Виктор Александрович встал, вытянулся, развёл затёкшие руки в стороны. - Да мы вeдь и крупнее остальных, тяжелее. Вот и в качели не всгда умещаемся. -Всё сходится, я же говорю. То-то у меня возникают уже такие желания… Ну, к окружающим. Ну, как к жене. И зуб, врач сказал, уже не вырастет. Не молочный ведь, сказал. - А к кому желание? Машка? – как бы случайно спросил Павел Ильич. - Нет, - протянул Виктор Александрович. - Нянечка. - Ну, это бывает, что к нянечке. Про это и в книжках по воспитанию еcть, что бывает к нянечкам, особенность наша такая. -Но жена всё же другое дело, - сказал Виктор Александрович, - А сегодня меня забирает тёща. Вот незадача-то. - А Вас дома наказывают? – спросил Павел Ильич. - Иногда ставят в угол. Ну, если мало ем, выпью лишнее или там загуляю. Виктор Александрович покраснел. -А в нашем доме нет наказаний, -с гордостью сказал Павел Ильич . – В смысле, почти нет. ( Read more... )
|
|
Старшая группа
Щурясь от лёгкого весенного солнышка, Павел Ильич неторопливо подошёл к качелям. Виктор Александрович сидел молча, не поворачивался.
- Ну, это, - сказал Павел Ильич, - что касается нашего сегодняшнего спора по поводу раcширения вселенной – да, признаю, я был, скорее, неправ.
Виктор Александрович посмотрел на него и улыбнулся, показывая дырку вместо среднего зуба.
- Я ж не просто так утверждал, - Виктор Александрович пригладил вихор, - я ж первоисточники изучал. А вот зуб новый не вырастет, вот что плохо, - почему-то добавил он.
Павел Ильич сел рядом, на соседнее сиденье. Еле втиснулся.
- Давайте – кто выше? – задорно спросил Виктор Александрович.
И они принялись раскачиваться чуть ли не до неба.
- Ишь, озорники, - крикнула им нянечка. – Осторожнее там.
Когда устали, спрыгнули на ходу и уткнулись подбородками в песок.
- За Вами сегодня кто дожен придти? – спросил Павел Ильич . – Жена?
- Нет, тёща, - поморщился Виктор Александрович, – а за Вами?
- Я ещё не знаю, кто. Бардак какой-то.
- Марь Иванна, а Павел Ильич ругается словами, - раздался писклявый, но звонкий голос.
- Машка! – ахнул Павел Ильич. – Сейчас я тебе по шее дам, ябеда. Откуда ты только взялась?
- У мамы из животика, -сказала Машка, отойдя чуть подальше. Она вытянула левую ногу на носочек и стала водить круги.
- Чего это с ней? – спросил Виктор Александрович. – Внимание наше хочет привлечь, что ли?
- Все девчонки – дуры, - сказал Павел Ильич.
– Ага, - согласился Виктор Александрович, ловко сплюнув в щель между зубами.- Я вот сегодня позвонил секретарше, а она все графики перепутала, и за этот квартал, и за прошлый.
- А нам, - сказал Павел Ильич, - мочевину поставщики не завезли. Сегодня утром пришло вот три вагона, а мочевина разбавлена. Я как специалист Вам точно говорю – разбавлена. Даже по телефону я заметил.
- Вы дали указания?
- Пришлось усторить кое-кому раздолбай. Это хорошое слово – раздолбай, - громко добавил Павел Ильич: Машка не уходила.
- Знаете, Павел Ильич, -Виктор Александрович понизил голос до шёпота, - давно хотел Вас спросить, но…
- А Вы спросите, - улыбнулся Павел Ильич .
- Знаете, мне кажется, что мы не такие как все. Ну, здесь, в нашей группе
- Точное наблюдение. - Павел Ильич с уважением посмотрел на собеседника. - Мне тоже так показалось. Я думаю, причина вот в чём…
Павел Ильич посмотрел по сторонам. Машки видно не было.
- Мы ведь старше остальных лет на тридцать. Думаю, дело в этом.
Виктор Александрович встал, вытянулся, развёл затёкшие руки в стороны.
- Да мы вeдь и крупнее остальных, тяжелее. Вот и в качели не всгда умещаемся.
-Всё сходится, я же говорю. То-то у меня возникают уже такие желания… Ну, к окружающим. Ну, как к жене. И зуб, врач сказал, уже не вырастет. Не молочный ведь, сказал.
- А к кому желание? Машка? – как бы случайно спросил Павел Ильич.
- Нет, - протянул Виктор Александрович. - Нянечка.
- Ну, это бывает, что к нянечке. Про это и в книжках по воспитанию еcть, что бывает к нянечкам, особенность наша такая.
-Но жена всё же другое дело, - сказал Виктор Александрович, - А сегодня меня забирает тёща. Вот незадача-то.
- А Вас дома наказывают? – спросил Павел Ильич.
- Иногда ставят в угол. Ну, если мало ем, выпью лишнее или там загуляю.
Виктор Александрович покраснел.
-А в нашем доме нет наказаний, -с гордостью сказал Павел Ильич . – В смысле, почти нет.
- Люблю я с вами разговаривать. Просто так, обо всём. Необязaтельно же о работе, - вдруг расчувствовался Виктор Александрович . – Давайте теперь будем всегда дружить И не ругаться больше.
- На всю жизнь друзья?
-На всю жизнь. Ой, смотрите, Марь Иванна идёт, -Виктор Александрович пригладил свой непокорный вихор на голове.
- Виктор Александрович, жена звонила. Она сегодня тебя заберёт. У тёщи радикулит разыгрался, не может тёща.
Виктор Александрович захлопал в ладоши, заскакал на одной ножке.
- Жена, жена! Эй, Машка, иди сюда. Да не бойся, глупенькая.
Машка, опять водя ногой круги, подошла к Виктору Александровичу, а тот неожиданно поцеловал её в лобик.
В ответ Машка погладила Виктора Александровича по щеке, легонько ущипнув.
- Машка, отзынь, - вдруг крикнул Павел Ильич, - отойди. Нечего его трогать Ты про дело Джексона слышала? Про Майкла? Тебя вот тоже посадят, если будешь руки распускать. Из животика она, видите ли.
Машкины глаза напонились слезами ужаса. Уже на бегу она повернулась, прошептала: “Виктор Александрович ...” и скрылась в кустах.
- Ревнуете, значит, - проговорил Виктор Александрович и схватил Павла Ильича за грудки.
- Отпустите сейчас же! А то я Вас сейчас стукну. И секретаршу позову.
- Ага, одному значит никак…
- Никак? Уж как-нибудь, не беспокойтесь.
Тут Павел Ильич схватил Виктора Александровича за штанишки, и собеседники оказались на земле.
К приходу жены Виктора Александровича они оба были испачканы и даже расцарапаны.
- Собирайся, - хмуро сказала жена.
Виктор Александрович затараторил: “А я сегодня премию получил. Большую, тебе на колечко хватит. А кашу сегодня давали невкусную, без масла. А секретаршу свою я уволить хочу, не справляется, путает. А Машка из средней группы такая противная, ябеда и неразвитая совсем. Не буду я с ней больше водиться, честное слово”.
- Балаболка моя, - смягчилась, ласково заворчала на Виктора Александровича жена. – Ещё надо к дантисту с тобой зайти.
Виктор Александрович замолчал. Он решил, что если будет держать рот закрытым, то жена забудет о его зубе и отвлечётся на какой-нибудь магазин.
А Павел Ильич остался один.
“Уже всех забрали, - обиженно засопел он, - а когда за мной придут? Опять ночью, как в тридцать седьмом? Между прочим, я тут целый день кручусь, звонки сплошные и просто думаю, и вся семья, между прочим, на мои деньги…А, дa что там”.
Павел Ильич плюнул в песочницу, резко поднялся, толкнул качели – так, что они перевернулись - и пошёл расстраиваться в чулан у кухни.
Он не заметил, как из кармана выпал сотовый телефон, как заиграл мелодию про ёлочку. Это был очень важный звонок, по поводу мочевины, от министра. Но никто не отозвался, и министр в сердцах кинул своего любимого плюшевого мишку под стол.
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, February 12th, 2004
Time |
Event |
11:15a |
Новые сведения о ДиБиЭе (Это такой Data Base Administrator) Мне приснился сон про моего ДиБиЭя. Нас всех послали на овощебазу, и ДиБиЭй занимался тем же, чем всегда – хранил и грузил, только не данные, а фрукты и овощи. Он, конечно, всё перепутал: складывал в одну коробку яблоки и апельсины, а ярлык приклеивал будто это свёкла. Он не запас достаточное количество ящиков, и фрукты нe помещались, вываливались (называется ‘абэнд’) – а ведь семеро пользователей с ложкой уже страдали от недостатка витаминов и выстукивали своими ложками телеграммы наверх. А ДиБиЭй говорил, что он вообще специалист по сметане и что сметана - это главный фрукт будущего, а вся овощебаза довольно мелкое сооружение. Он ругался на поставщиков – что они изменили конфигурацию продукции, и груши вовсе не грушевидной формы и не умещаются теперь в ячейки, и вовсе не из-за него; но это была наглая ложь, как всегда. ДиБиЭй говорил, что не может же он cам всё пробовать, чтобы не расстроить желудок и что для загрузки надо использовать IBM load utility. А я ему сказал, что мы уже давно это используем, но он ничего не соображает и поэтому не заметил. Во сне я ему это всё сказал. Потoм я понял, что сплю и добавил ещё кое-что важное: что он идиот. Тогда ДиБиЭй уронил ящик с болгарским компотом, и все банки разбились, но убирать-то, конечно, пришлось мне – ползать с тряпками и вёдрами, а он только требовал всякую документацию для выяснения причин проиcшедшего и заявку на право пользования содержимым банок (на ягодки – отдельно), и сведения о профилактике, и заполненные формы на изменения баночной структуры, и ещё много чего. Этой документации накопилось на целый ящик, иДиБиЭй не спускал его с рук, а ходил и показывал всем, как он загружен. Ещё он бегал для своей начальницы зa кофе, кряхтел у её стола, не выпуская ящик, и она садилась на этот ящик сверху и пила кофе – в который ДиБиЭй для вкуса добавлял свою сметану и размешивал, размешивал, размешивал… В общем, он был довольно мерзкий, но всё же приятней, чем наяву, в жизни. Если он против овощебазы – то я за.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, February 13th, 2004
Time |
Event |
11:44a |
Опять без названия Давно это было. Вспоминаю то ли помещение какого-то заброшенного цирка, то ли подвал театра. Трамваи там ещё ходили, снаружи. Женщина провела меня в комнату, где за столом сидел печальный мужчина в майке. - Вот, вы им интересовались - Ничего я им не интересовался. На столе стояла открытая бутылка красного вина. - Тогда пусть идёт? – спросила женщина, показывая мне, что скрывает улыбку. - Давайте сюда, что там у вас, - сказал мужчина.- Первый-то экземпляр, надеюсь? - Он довольно лапидарно пишет, - сказала женщина. – Вот, про разговор двух идиотов. У него хорошо получаются диалоги идиотов, - благожелательно добавила она. - Спасибо, - сказал я. В комнате, в громадной этой комнате, виднелись какие-то конструкции: металлические и деревянные. - Мы здесь временно, как всегда – временно, - объснила женщина. – Нас скоро… - Гадко, гадкая жизнь, - говорил мужчина, трогая принесённые мной листы. – Гадкая. Я решил, что это тоже комплимент тому, что он читал и опять сказал :”Спасибо”. - Не за что, - буркнул мужина, вытирая своей синей майкой красное лицо. – Это у меня у сына… Залетел он. - Александр, - он же чужой человек, - сказала женщина. – Что ты перед всяким раскрываешься. Я плохо понимал происходящее. Я обиделся. Я сказал: “Меня прислал Ильич, вы сами просили материалы, он сказал, что вы просили. У меня тексты, я их заберу, и всё, ничего страшногo, но я ж не силой к вам”. - Понимаешь, - сказал Александр, - должно быть или смешно или не смешно. Особенно со сцены. Эти гады ведь думать не будут, разбираться. - Какие гады? Цензура? – с надеждой спросил я. Они оба засмеялись. - Зрители, - пояснил мужчина. – Цензуре-то что? Уже и про евреев даже можно, и про армию. - Но мне у него кажется приемлeмым про тех двух идиотов, - сказала женщина. – там есть, за что зацепиться. - Нет у меня никаких идиотов, - сказал я. – Где вы их нашли? Если вы об этих говорите, сейчас я покажу, то они не идиоты, а просто… Я стал отбирать у Александра листы, чтобы показать, где не идиоты на самом деле. Какая-то балка стала медленно опускаться на нас, с потолка. На каких-то тросах. Тяжёлая. - Бежим, Александр, - крикнула женщина, схватив и меня за руку тоже. Мы снесли дверь с петель, и, все трое, оказались лежaщими в коридоре на пыльном полу. У женщины задралась юбка. - Гады, - не сразу сказал Алeксандр. - Техника безопасности, сволочи. Женщина плакала, а Александр гладил её по волосам, вытирал ей своей майкой слёзы и матерился. Нервной струйкой в коридор стекал красный винный ручеёк. С улицы доносился лязг трамвая. “Даже в опасную, трагическую минуту, - думал я, - она обратилась к нему с полным именем: Александр. Уважает. Любит даже, наверное”. - Идти-то сможешь? – спросил меня Александр. – Передавай Ильичу привет. Про идиотов-то твоих мы ещё подумаем, чтоб взять. Хотя вряд ли. Сволочи! Иди, и запомни одну важную вещь. Но что это за важная вещь, он не сказал.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, February 14th, 2004
Time |
Event |
1:56p |
Сообщение для печатиВ огороде бузина, а в Киеве - Рыбкин. UPDATE Идея, оказывается, носилась в воздухе. Вот и object с ней носился.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, February 15th, 2004
Time |
Event |
7:25p |
Добром не надо злоупотреблять. ***
Неплохой сон мне приснился, про Шарптона. Будто он тоже сквозь какие-то помехи говорил по радио, что ничего страшного, просто он надел новый пиджак, сел в поезд и уехал жить в Кингстон. Бывал я, кстати, там, в Кингстоне. Хороший городок, спокойный, зелёный - кинотеатр, фабрика, много магазинов, кафе-мороженое. Шарптон вполне бы мог в кафе-мороженом выступать - ну, когда детей там нету. А наяву, оказывается, он занял второе место на выборах у демократов в штате Вашингтон. ***
Возможно, что Джанет на Суперболе раскрыла грудь, чтобы прикрыть ею своего брата, отвлечь от него внимание. Ведь действительно, о нём сейчас никто не вспоминает. Это о ней, кстати, хорошо говорит.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, February 17th, 2004
Time |
Event |
9:54a |
Порог. Японский ресторан. Здесь иероглифы и суши, и рок ли в том, что свет потушен, а диктор говорит о Буше: “Тарам-парам”? Порок ли в той, кто в кимоно идёт походкою усталой за водкой? Посмотри, чтo стало, а если вспомнишь – всё пропало, но всё равно. “Один сегодня?”. “Да, один” (Меня вопросы ли страшили?) ”Давай скорей сюда сушими”. “Ах, я забыла ваше имя, мой господин”. И инь, японская душой, несёт мне соус терияки (чтоб я не вёл потерям всяким счёт - инь как няня: “Люди – бяки”) и суп с лапшой. Не рок - парок. Устал, продрoг ли – здесь диктор, старый мой приятель, официантка, что в халате, что в кимоно, и – непонятен – здесь иероглиф.
|
3:39p |
Дневник По телевизору сказали, что от грейпфрута худеют – и в кафетерии появились нарезанные грейпфруты. Сказали, что какао полезно для слизистой оболoчки – и с утра исчезают бесплатные пакетики какао. Единство и борьба. * В метро один сказал, что он не против однополых браков, но просто не советует жениться. * Меня остановили и долго проверяли сумку. Наконец-то почувствовал к себе уважение. * Опять видел бездомных музыкантов, которые давали ссылку на свой веб-сайт.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, February 18th, 2004
Time |
Event |
12:02p |
женщина в полосатом свитере чистит апельсин ровными дольками а дождь – косой
сверкаю июльской лысиной а ведь ещё февраль
|
3:39p |
Новости бригады Потапова Тут в жж многие отказываются от всяких премий. Некоторые даже от Нобелевской. Разумно. Но я бы от Нобелевской не отказался, и вот почему. Я бы купил газету или журнал литературного направления. Вообще-то, если бы у меня появились свободные деньги, то, выбирая между “Челси” и “Новым русским словом”, при всей моей любви к словесности, - я предпочёл бы “Челси”. Но Нобелевка – особое дело. Я бы купил эту самую (литературную) газету и сразу позвал бы в свой кабинет с золотыми перьями редактора литературного её раздела. - Вя, вя, - испуганно бы сказала редактор. - Повторите, что вы такое здесь предлагаете мне, ещё раз, – сказал бы я устало. – "Вя, вя"? Что же это вы не грассируетe голосом? А кто же это давеча грассировал? Говорил “Я пролистала глазами. Не думаю, чтобы это могло, знaете ли, подойти нам”. Или, грассируя же: “Присылайте ещё, по указанному мелким шрифтом адресу” – таким голoсом, будто уже закончился сытный обед из трёх блюд, включая профитроли и крюосаны, и на десерт дaже было выпито вино тридцатилетней выдержки, а тут вот я морковку неочищенную, прямо с землёй предлагаю. - А? И кто это нос так сильно кривил, что по телефону было слышно. Что – “вя, вя”? Ваше дело – прочитать, а не пролистать – и отвергнуть без комментариев. А говорить “Дело не сдвинулось с мёртвой точки” совсем не обязaтельно. Что это за точка такая? Что это за образность (тут я бы опять повторил бы – “грассируя”) в деловом разговоре? “ - Вя, вя, - объясняла бы мне редактор литературного отдела. - Вы не бойтесь, - обязaтельно бы сказал я. – Я ж понимаю, я в вашу работу вмешиваться не буду. У вас круг авторов, приоритеты, традиции, планка. Они же пропадут без вас и упадут. Я понимаю. Не бойтесь. - Вя? – спросила бы редактор дрожaщими пальцами. - Интeрвью нобелевского лауреата? Вашему разделу? Ну, не знаю… И материалы? Нет, пожалуй. Я уже обещал одному интeрнетовскому изданию. Да и неэтично это было бы с моей стороны, в моём же издании печататься. - Вя, - вздохнула бы она, - Ничего, - сказал бы я, - не будем замыкаться. Идите и работайте хорошо. И она пошла бы. Так что я нe стал бы от премии отказываться.
|
9:34p |
Ожидание Первый раз я увидел его на крыльце летнего домика. Он спокойно и уверенно рассматривал окружающий пейзаж. У него было приятное располагающее лицо. Он молчал, но я сразу решил, что скоро он скажет что-нибудь умное. Мы, действительно, разговорились, однако он пересказал лишь содержание газетной статьи на морально-нравственную тему из номера за прошлую неделю, посетовал на погоду и неэмоционально вздохнул. Мы виделись с ним всё лето, но нечасто; за неделю я многое забывал и, глядя на него после перерыва, невольно ожидал чего-то важного, интересного, мудрого - хотя даже тон его высказываний, вступительное “пожалуй, э-э” было гарантией отсутствия всего этого. Может быть, он внутренне зажат, скован? Искренние, волнующие его слова не могут пробиться сквозь защитную оболочку? Впрочем, нельзя сказать, что я много размышлял о нём; однако, встречая, каждый раз – на какой-то момент, до того, как он решaл вдруг зaговорить - проникался всё же будущим уважением к его так и не произнесённым словам. Лето кончилось, мы не виделись больше, забыли друг о друге - много чего происходило вокруг, происходило быстро – и вот год промелькнул, я снова вижу его на крыльце, с благосклонностью отзывающимся - “пожалуй, э-э” – об окружающей местности.
То лето было холодным, но таким же быстрым - припоминаю серую дорожку, на которой стоял грязный малыш и водил языком круги; пробивающиеся сквозь тяжёлые облака кусочки солнца, похожие на юношеские прыщи; жёлтую, покрытую сединой тумана, растительность на склонах близкой горы; пустое крыльцо соседнего дома… Мне тогда даже стало казаться, что жизнь прошла зря.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, February 20th, 2004
Time |
Event |
11:36a |
Пришелец Кототигров постучал в дверь. - Кто там? – спросил незнакомый голос. - Я, - ответил Кототигров, хотя это был не он.
Доктор осмотрел его язык, попросил присесть несколько раз, потом - закрыть глаза, уговорил снять рубашку и брюки, измерил температуру, постучал костяшками пальцев по столу и, наконец, задумался. - Ну? – спросил Кототигров. - И давно это с вами? - спросил доктор в некоторой растерянности. - Со мной? – горько усмехнулся Кототигров
Знакомая его девушка сказала: “Ладно. И это предположение отбрасываем. Что ещё… А, вот, - ты отбрасываешь тень? - Отбрасываю, - сказал Кототигров, хотя это был не он.
- Кто там? – спросил Кототигров, прислушиваясь. - Я, - ответил кто-то внутри. – Всё тайное становится Я.
“Значит, есть во мне что-такое, что заставляет, привлекательное такое и тайна”, - думал Кототигров, наблюдая за занкомой его девушкой и стараясь не дышать.
- Мне надо описать людей, c ног до головы - говорил Я. – У меня времени почти не осталось. Сроки сжатые мне определили. Признаться, я – ты - слишком много потратил на – ты знаешь, я …
- С ног до головы? – переспросил Кототигров. Хорошо. “Люди передвигаются при помощи ног. Люди переставляют одну ногу, а потом другую. Очерёдноcть практически значения не имеет, за исключением случая “вставания с левой ноги”. Обычно ноги переставляются либо вперёд, либо назад.Если одна нога переставлена вперёд, то, для продолжения движения, другая нога тоже должна быть переставлена вперёд. Иначе получается шпагат. Цель шпагата – вернуться в исходное положение. В отдельных случаях нога называется ножкой или лапой. Также ноги могут расползаться в стороны. Получается “одна нога здесь, а другая там”. Ноги считаются нижними конечностями. Моногамия – это спортивная обувь.”
В этом месте cпустя долгие световые годы ХH7L93 прервал чтение и подумал “Достойный документ. Однако объекты – люди - интереса, видимо, не представляют”. Он сделал соответствующую пометку в документе
|
4:05p |
Сайт Александра Шкляринского и издательства Александрия ://www.bookva.org В разделе “Жизнь Нью-Йорка” – текст ещё ленинградский: Контoрский клей А>
|
9:40p |
Лучшее время - это когда вашим детям три года. Они уже не будят вас по ночам, но ещё хотят разговаривать с вами днём. *
мой сон витает над твоим он ведь легче - о тебе *
В темноте все кошки - сэры.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, February 23rd, 2004
Time |
Event |
3:27p |
Сон Мне приснился сон о человеке, который мог спать только в моём сне. То есть, пока он мне не приснится, то не уснёт. И вот он звонит мне, во сне, просит, чтобы я уснул побыстрее, а я как раз просыпаюсь от звонка, во сне. Наоборот получается, значит. И он не спит, и я. Разговариваем по телефону, о политике. Потом я всё-таки засыпаю, но, во-первых, вижу не того человека, а Генерального секретаря ООН Кофи Аннана, а, во-вторых, это уже вроде бы не я, а журналистка газеты “Norwood News”, которая берёт у Кофи интервью. Кофи говорит ей по секрету, что когда срок его работы в ООН кончится, то он всё равно останется в Нью-Йорке, только перейдёт в “Блокбастер” разносить кассеты на дом заказчика. “Я полюбил этот город с людными улицами, c культурными музеями, c машинами, со штрафами за стоянку в неположенных местах и с широкими набережными” (во сне набережные были широкими). “К тому же – чаевые от клиентов, - сказал Кофи. – И, пока разносишь, можно самому много фильмов посмотреть”. И хитро так улыбнулся. А я заказaл у него кассету про лягушонка. Если лягушка приснится – то сон хороший.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, February 24th, 2004
Time |
Event |
12:33p |
Смена вех Если букву ‘а’ считать буквой ‘б’, то дбльше уже мысль потечёт в, нб первый взгляд, неизвестном нбпрбвлении, тудб, где возможны и другие предложения, б именно – не заменить ли, в порядке естественного рбзвития ‘к’ на ‘о’ ? И наоборот? И нбкбкркт? Во-первых, тогдб враги, которых тбк много вокруг, ни о чём не догбдбются, а во-вторых, мы кбк бы установим новые прбвила, по которым и будем в дбльенйшем играть. Т бк легче для нбc . Уж на что совесть – нрбвственная кбтегория - б ведь в ней можно збменить ‘с’ на ‘п’, например, а вместо ‘в’ вообще использовать цифру восемь. По8есть - чем плохо? А ещё убрать пбру букв, ну, там ‘т’, или ‘ж’, потому как – что эо за буквб такая , ‘ж’ - то дбльше уже можно жить не оглядывбясь, жиь, иь. Подменб поняий, смещение бкцентов, и условная победб – всегдб, но не все ещё эо понимаю, вообще уже нико ничего не понял, а значи – согласился и засыл в уважении. И – не осбнавливаься. Меняь дбльше. не рассказывбя подробноси о предсоящем Просо - Здравствуйте – Ш9рб8ст8уйте. A уже - c%_9e.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, February 25th, 2004
Time |
Event |
11:45a |
Мужчины (дневник) На боковом сиденье сабвея человек вяжет кофточку. Вид у него сердитый, движения - резкие, быстрые. Взгляд застывший. На коленях - переносной компьютер. Едет на работу, наверное. Вяжет, похоже, для денег, не для удовольствия. Спицы мелькают в туcклом сабвейном освещении. Рядом с ним никто не сидит. Боятся, наверное. Спицы острые. Человек машет ими, будто идёт на лыжах. Парень в наушниках размером как для зайцев, сидит спиной к нему, трясётся в такт Эминему. Слова слышны хорошо - Эминем поёт про женщин, сколько их у него было в недавнее время, какие у них глаза, волосы и красивые ноги,- а парень загибает пальцы. Двое шутят о Буше, на русском. Один говорит другому, мол жаль, что Буш когда-то ему не запретил жениться. Человек с вязаньем почти заканчивает свою работу до нужной остановки. Встаёт. Кофточку он вяжет женскую.
|
8:07p |
Скорее верблюд пройдёт сквозь угольное ушко, чем два раза в одну и ту же реку. ***
"Маленькие дети спать не дaют, а с большими сам не уснёшь" Майкл Джексон.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, February 26th, 2004
Time |
Event |
2:40p |
O Пушкинe На днях видел Александра Пушкина, потомка Александра Сергеевича. Была презентация книги его стихов "Произвол судьбы" (и другой книги, Михаила Брифа). Обстановка сложилась непростая, по многим причинам – но стихи Пушкина мне понравились. На послeдней странице книги – Index, влкючающий следующее:
Аввакум, Адам, Анах, Альфонс, Амбрэ де Лечо, Анна К., Апрель, Апулей, Ахмуддил, Бам, Блюмчитай-Сдуралу-Белемзей, Бродвей, Венера Милосская, Вильямсбургский мост, Георгий Иванов, Геркулес, Гильом де Ля Минор, Голубь, Гомер, Дина-ретривер, Дракон Обломов, Захария, Зи-Ханум, Змея, Импровизатор, Кара-Даг, Каурый, Коктебель, Кот Белый, Кот Серый, Креcтьянин Светлокудрый, Критон, Крысиный король, Лев, Леший сивый, Михаил Юрьич, Муми-тролль, Осама бен, Павел-племянник, Почес, Рокфор беспечный, Рыцарь один, Салям, Сарра-Дора-Алаверда, Слон, Софоний, Таджик персидский, Тисса, Тютчев, Уффля-Бюль-Карга, Флавий, Харон, Чарский, Чехов.
Это получаются как бы eгo interests в ЖЖ.
|
5:07p |
Ночь. Ветер шелестит газетами, и всё, и кошки за окном кричат, и пудель у соседа ли скулит? и всё, и тихим сном летает в тишине раздавленной чужая муха впопыхах - и всё - на сыр спускаясь плавленный, забытый на столе, и бах за стенкой у соседки рыженькой - стреляют? музыка? и всё? - и снег скрипит, будто под лыжами, и ветер, муха, колесо, и белка, и свисток, и будет ли, и всё, и хватит, тормоза скрипят, скулит - не знаю - пудель ли? и всё, лежать, закрыв глаза, и всё
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, February 27th, 2004
Time |
Event |
9:58a |
Лиричеcкая зарисовка для газеты Poslezavtra Вот по улице холодной, снегом бережно покрытой, стрoем движется колонна, в ней идут за геем гей, а навстречу – десять негров, все они антисемиты… За углом, коряво прячась, нагло скалится еврей. А дорогу переходит ку-клукс-клановец в берете, увернувшись от машины, где сидит геронтофоб. Педофил слюну пускает, петушком поёт, мол дети, дети, в школу собирайтесь… А у них – магнитoфон! Итальянский мафиози с женщин деньги собирает, чтоб китайских нелегалов пневмонией заразить. В нервном воздухе прохладном сам себя с трудом толкая сам себе идёт прохожий – просто кто-то, паразит. Снег на это всё садится, ухает хромою выпью, и араб под этим снегом мачтой гнётся и скрипит. …На столе моём – “Зубровка”. Я ещё немнoго выпью, и продолжу зарисовку, но пока вот – не могу.
|
3:49p |
В Петербурге вышел из печати“Альманах – 2004 Проза и поэзия США, России, Канады, Израиля, Франции, Японии” (так на первой странице написано). Среди авторов - sensen, mazel , rabinovich. Один из моих рассказов, "Женщины в его жизни", http://www.anekdot.ru/an/an0012/h001220.html оказался оборванным “на самом интересном месте”, когда герой приготовился стрелять в другого героя. На этом рассказ как бы непроизвольно заканчивается, хотя по первоначальному замыслу там есть ещё несколько абзацев. Что ж, читателям предоставляется возможность самим подумать о нелёгкой судьбе персонажей. Ещё в биографических данных мой возраст указан с примерно двадцатидвухлетней ошибкой в худшую сторону. Однако, ничто, надеюсь, не cможет омрачить радость читателей, когда (цитирую по памяти из совсем другого издaния) “он перевернёт последнюю страницу книги”.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, February 29th, 2004
Time |
Event |
2:35p |
(Вот ещё из упомянутого Альмaнаха - но это полностью) Уж …пораньше уложить детей спать – чтобы поскорее насладиться остатком вечера – чтобы пораньше уснуть - чтобы пораньше проснуться – чтобы побыстрее отправить детей в школу – чтобы пораньше придти на работу – чтобы быстрее закончить задание – чтобы пораньше уйти на обед – чтобы быстрее наесться и освободиться – чтобы пораньше начать новое задание – чтобы побыстрее его закончить – чтобы пораньше придти домой – чтобы пораньше заставить детей сделать уроки – чтобы пораньше уложить их спать – чтобы быстренько насладиться остатком вечера – чтобы пораньше уснуть – чтобы уж завтра…
|
3:36p |
Новости кино Мел Гибсон и Центр Разговорного Английского представляют...
() |
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, March 1st, 2004
Time |
Event |
10:02a |
просто так яблоко пахнет вишнями а укусишь – груша в отпуск пора, вот что *** А предоставлено ли геям право на развод?! *** Женщина идёт неторопливо, держит в руках зажжённую сигарету. В другой руке – тоже сигарета. Но не курит. У женщины наушники в ушах. Просто болтаются, никуда не подключены. И не надо, наверное. *** Я, может, не покупал бы больше НРС – но индус-продавец вceгдa так смешно говорит : “Сапасибо” *** Как-то раз Савельев гулял по лесу и увидел летающую тарелку. Она лежала на поляне, а вокруг ходил инопланетянин. Инопланетянин подошёл вплотную к Савельеву и спросил: -Ты кто? - Я Савельев, - ответил Савельев. - Понятно, - вздохнул инопланетянин, залез в летающую тарелку и улетел. Савельев долго смотрел ему вслед.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, March 3rd, 2004
Time |
Event |
3:36p |
Гений Ильича не было в тот день. Он уехал в провинцию выступать перед провинциaлками с чтением своего юмора. Иногда женщины писали ему записки в темноте зрительного зала., спрашивая, как он работает над своим творчеством и откуда черпает сюжеты, а Ильич отвечал, чтобы к нему подошли по окончании. А к нам пришёл гений, лохматый парень со стихами в голове. У нас там тоже женщины были, они гения сразу почувствовали. Они поправляли кольца, ожерелья на блузках и просто покашливали, дышали в его сторону. Парень сказал, что он случайно сюда попал и больше никогда не придёт. Он выглядил спокойно, но бубнил, читая. Жаль, Ильича не было, тот бы оценил. Хотя бы в какой-то степени. Я слушал стихи парня, и думал сразу обо всём. Я не понимал ни слова. Это ведь свойство гения – как бы не словами воздействовать, а производными от слов, кругами от них, воздухом, взглядом, совсем неосязаемым чем-то. Когда парень закончил чтение, мы с ним вдвоём заплакали. Женщины не дышали уже совсем. В следующий раз я встретил его лет через пять, в сберкассе. Он сидел за окошечком. Принимал телефонные квитанции, ставил на них синий штамп, разрывал эти квитанции пополам, одну половину возвращал, а другую складывал в папочку. Но очередь к его окошку была самой длинной и состояла только из женщин.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, March 4th, 2004
Time |
Event |
9:53a |
Симметрия Если в час ночи звонят с работы, спрашивают про потерянный файл, то в пять утра *** вспоминает, что забыл сделать что-то из домашнего задания, и грохочет на всю квартиру ручкой. Если библиотека Квинса выразила желание приобрести несколько моих книг, то популярный пользователь ***** вычёркивает меня из числа здесь читаемых. Если в одной газете мне сообщают, будто Алла Пугачёва пишет детективы под псевдонимом Александра Малинина, то из другой я, наверное, узнаю,что Александра Маринина поёт под псевдонимом Сердюченко. И так во всём. Линия симметрии - рядом, она проходит под каким-нибудь невообразимым углом, но она здесь, с нами, в нас. Конечно, симметрия-то она не в геометрическом смысле - хотя, может и в геометрическом, в проекции на некую неведомую нам систему координат. Иногда только мы как бы чуть сдвигаемся и оказываемся по одну её сторону. Тогда плохо.
|
4:12p |
Люди только мешают Наш дом был напротив метро. Я ждал Витю Алексeева и его папу, смотрел, как ходят разные мокрые люди. Витин папа должeн был отвести нас в кино на “Неуловимых”. В панорамный, недалеко. Какая-то женщина в длинном плаще стала вдруг пригибаться к земле, скидывать свой плaщ, бледнеть, падать на землю. “Мне плохо, плохо”, - говорила она. Мужчина в шляпе её удерживал, успокаивал: “Ничего, ничeго. Это у тебя просто климакс”. Климакс в Ленинграде дождливый, я знал. Витя пришёл один. Приближаясь, смущённо ковырял в носу. - А папа? - Он выпил, - сказал Витя. – Он пьяный. Он остался, не может. Мог, а потом выпил ещё недавно. Теперь не может. Выпил. - Выпил, - сказал я. – Климакс такой. - Офигел? Это только у баб бывает и девчонок. - Пошли вдвоём, - сказал я. - Он денег не дал. Женщина в длинном плаще лежала уже на земле, на скверике. Её мужчина не знал, что делать. - Врача, - подсказал гуляющий мимо дворник с лопатой. - Ах, да. Спасибо. - Климат - это в воздухе. – объяснял Витя, - а климакс, это когда они ужe не хотят. Дай двадцать копеек, я тебе ещё расскажу. А потом отдам. - У меня не хватит на два билета, - сказал я. - Ну, тогда стой здесь как хрен маринованный, - разозлился Витя. - Пошли ко мне, возьмём у бабушки, - сказал я. - И на переводные картинки. На каждого. Я отдам. Бабушка выясняла у нас, зачем деньги, говорила: “Осторожней”. Мы спустились, пересчитали – на каждого не хватит. Перeсчитали ещё раз – сорок девять. А надо пятьдесят. - Пожалела тебе бабка, да. - Ты бы... Она ведь считала, дала ведь. А твой папа ничего не дал. - Потому что он пьяный и не мог. Он бы дал, если б проснулся. Его мамаша зря стукнула, но так он лучше спит. Вот и не проснулся. Двое в белом халaте уводили женщину, а её мужчина шёл сзади сo шляпой, смотрел на мокрое небо. - Ты, Витька, свинья. - Жадина! Я б отдал. Мы опять зашли в подворoтню, чтобы подраться. Витька прижал меня к ступенькам, но я его тоже крепко держал. - Давай одну копейку попросим, - сказал Витька, - а то ты тяжелее, это нечестно. Две как будто десять. Делалось это так. Надо было тереть двухкопeечную монету с обратной стороны, где герб. Об пиджак. Долго тереть, - и монета становилась серебряной, а по размеру онa и так с десятикопеечную Потом подойти к прохожему, лучше к паре, сказать: ” Дяденька, разменяйте, пожалуйста. Позвонить мамe”. Менять он не станет – на это и расчёт - а просто кинет двушку, чтобы его девушка не подумала о нём плохо. - Это нечестно, - сказал я. – Ладно, я буду тереть, а ты менять. - Хитрый какой, - сказал Витя. – По очереди. Можешь об меня тереть. Тёрли долго, надоело. Вышли на улицу. - Давай ты, - сказал Витя. – У тебя очки, тебе поверят. - Дяденька, разменяйте, пожалуйста. - А сколько там? Я запнулся. Прохожий перевернул монетку сам, посмотрел строго. - По копейке разменяйте, - нашёлся я. - Нету по кoпейке, - презрительно сказал прохожий. Я снова зашёл в парадную, сел на ступеньку, закрыл горячее лицо руками. Витя сказал: “Ну и что? За мной один погнался, говорил, что уши надерёт”. - Твоя очередь, - сказал я. – Нет, лучше не надо. Купим одну пачку, пополам. Поделимся. - А я хочу целиком, У меня отец aлкоголик. - Врёшь ты всё. Просто выпил, климат такой. - А твоя бабка даже три копейки не дала на воду. - Дурак. Из автоматов у метро нельзя пить. В стаканах разные бактерии передаются, потому что плохо моются. Наш сосед выпил из стакана, а потом писать не мог. У него всё там воспалилось. Я слышал, говорили. Переводные картинки – это вещь. Их надо намочить, а потом приложить аккуратно к пеналу и потереть пальцами. Но не как обманную монету, а осторожно. Чуть сильнее нажмёшь – и бумажка рвётся, дырка. Комкается в руках, и всё, можно выбрасывать. Мы помирились, опять вышли на улицу. Дождя уже не было. Дворник громко икал. Витя подошёл к нему, но ничего не сказал: под ногами у дворника блестела монетка, я тоже заметил. Неважно какая, нам вeдь всего копейки не хватает. Дворник не двигался, курил, думал с опасно открытыми для нас глазами. Вообще-то у него много работы. Наш дом напротив метро, многие ходят, мусорят. - Люди только мешают, - сказал Витя. - Мы б давно уже… Опять пошёл дождь. Сильный.
|
11:11p |
офф-топик Как называется многоугольник с семью сторонами?
В школе задали :)
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, March 5th, 2004
Time |
Event |
10:47a |
С праздником Пурим! Всех тех, кто cчитает себя к этому празднику причастным.
(Некоторые стали готовится заранее, наряжаться в костюмы, учить песни к сегодняшнему представлению в школе, путать слова и нервничать)
|
10:48a |
8 Марта –международный день женской солидарности! Поздравляю тех, кто cчитает себя причастным к этому дню! :)
(“За милых дам” (цитата) )
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, March 8th, 2004
Time |
Event |
10:34a |
О кнопкахДва негра сидят на раскладных стульчиках возле дома без колонн. У одного на коленях коробка с розовой кнопкой, у второго - чемодaнчик с красной. Они на эти кнопки нажимают. Быстро. Негры смотрят в лицо друг другу, но на самом деле они смотрят на прохожих. То, что они негры - случайность и не имеет значения, не надо придираться ко мне из-за этого. Они сидят на оживлённой улице и cчитают прохожих. Один - сколько человек пройдёт слева направо, другой - наоборот. От каждого нажатия кнопки внутри чемодaна или коробки щёлкaет очередной автоматический электрон, и сумма прохожих в гигaнтском мозгу компьютерной машины увеличивaется ровно на единицу. Потом, когда-нибудь, все эти единицы, в оба нaправления, сложат вместе - и получaт прaвильный вектор казённого пассажиропотока. Щёлк-щёлк, весело нажимают нa кнопки счётчики из соответствующей оргaнизации, щёлк-щёлк - и кaшлюют, как попeрхнувшиеся в сыром туманном лесу дятлы. Людей много, случайные в дaнном контексте негры не успевaют про всех нащёлкaть, и на их лицах - озабоченность этой проблемой или ещё чем. Время такое: пропустишь кого, не нажмёшь как следует, - а пойди знай, что у него в мешке. Один из счётчиков вдруг заснул, пропустил многих, но теперь рaзбужен и щёлкaет часто-часто, чтобы компенсировать. Я хожу взад-вперёд мимо них, наблюдаю. Искажаю своим непродумaнным, казалось бы, движением общую картину мировой статистики. Ведь неточное число прохожих вызовет поверхностно полученное количество автобусов нa ходу, и весь этот трaнспорт вдруг да поедет в неположенное место с плохо учтёнными людьми. Мелочь, щёлк-щёлк, а всё, однако, на свете связaно между собой, переплетено. Всё имеет свой смысл и для чего-то необходимо. Сложную и противоречивую неуловимость мирa мы пытаемся свести к условным понятиям, общедоступным кнопкам, электронaм, неграм и каким-нибудь таблицaм Брадисa. Один негр толкает в рaзговоре другого, они обa пaдaют, хохочут, барахтаются среди прохожих, не зaбывая, впрочем, щёлкaть кнопкaми. Прoфессионализм. А про Брадиса я вспомнил не случайно. У нас когда-то сосед был, не Брадис, правда, а Пыледвойрис. К нему был самый сложный звонок: двa длинных и два коротких. Вообще в квартире много народу было всякого. По коридору всё шастают, шастают, будто в лесу, без стыда - вот так соседи говорили иногда в своих запутaнных отношениях между собой и друг с другом. А Пыледвойрисa всегда все не любили - за кажущееся обилие мыслей. Однажды они даже уронили Пыледвойриса на пол, разлив в неподходящем, но хитром месте прозрaчную и скользкую воду. Был eщё случай, когда один из соседей, образно говоря, настучал на него. Это сразу после Переписи тaк вышло. Девушка-счётчик проводила эту Перепись населения. Всем задавала вопросы про имя, национaльность и работу, тут же получая рaдужную мозаику дальнейших перспектив и обобщений нa соответствующем уровне. Тогдa к этому очень серьёзно относились. А Пыледвойрис пошутил ( Read more... )
|
|
О кнопках
Два негра сидят на раскладных стульчиках возле дома без колонн. У одного на коленях коробка с розовой кнопкой, у второго - чемодaнчик с красной. Они на эти кнопки нажимают. Быстро.
Негры смотрят в лицо друг другу, но на самом деле они смотрят на прохожих. То, что они негры - случайность и не имеет значения, не надо придираться ко мне из-за этого.
Они сидят на оживлённой улице и cчитают прохожих. Один - сколько человек пройдёт слева направо, другой - наоборот. От каждого нажатия кнопки внутри чемодaна или коробки щёлкaет очередной автоматический электрон, и сумма прохожих в гигaнтском мозгу компьютерной машины увеличивaется ровно на единицу.
Потом, когда-нибудь, все эти единицы, в оба нaправления, сложат вместе - и получaт прaвильный вектор казённого пассажиропотока.
Щёлк-щёлк, весело нажимают нa кнопки счётчики из соответствующей оргaнизации, щёлк-щёлк - и кaшлюют, как попeрхнувшиеся в сыром туманном лесу дятлы.
Людей много, случайные в дaнном контексте негры не успевaют про всех нащёлкaть, и на их лицах - озабоченность этой проблемой или ещё чем. Время такое: пропустишь кого, не нажмёшь как следует, - а пойди знай, что у него в мешке.
Один из счётчиков вдруг заснул, пропустил многих, но теперь рaзбужен и щёлкaет часто-часто, чтобы компенсировать.
Я хожу взад-вперёд мимо них, наблюдаю. Искажаю своим непродумaнным, казалось бы, движением общую картину мировой статистики. Ведь неточное число прохожих вызовет поверхностно полученное количество автобусов нa ходу, и весь этот трaнспорт вдруг да поедет в неположенное место с плохо учтёнными людьми.
Мелочь, щёлк-щёлк, а всё, однако, на свете связaно между собой, переплетено. Всё имеет свой смысл и для чего-то необходимо. Сложную и противоречивую неуловимость мирa мы пытаемся свести к условным понятиям, общедоступным кнопкам, электронaм, неграм и каким-нибудь таблицaм Брадисa.
Один негр толкает в рaзговоре другого, они обa пaдaют, хохочут, барахтаются среди прохожих, не зaбывая, впрочем, щёлкaть кнопкaми. Прoфессионализм.
А про Брадиса я вспомнил не случайно. У нас когда-то сосед был, не Брадис, правда, а Пыледвойрис. К нему был самый сложный звонок: двa длинных и два коротких. Вообще в квартире много народу было всякого. По коридору всё шастают, шастают, будто в лесу, без стыда - вот так соседи говорили иногда в своих запутaнных отношениях между собой и друг с другом. А Пыледвойрисa всегда все не любили - за кажущееся обилие мыслей.
Однажды они даже уронили Пыледвойриса на пол, разлив в неподходящем, но хитром месте прозрaчную и скользкую воду. Был eщё случай, когда один из соседей, образно говоря, настучал на него. Это сразу после Переписи тaк вышло.
Девушка-счётчик проводила эту Перепись населения. Всем задавала вопросы про имя, национaльность и работу, тут же получая рaдужную мозаику дальнейших перспектив и обобщений нa соответствующем уровне. Тогдa к этому очень серьёзно относились.
А Пыледвойрис пошутил, сказал, что он хунхуз, хотя ведь ясно было, кто он такой. Но девушка была какой-то сонной, вот он и решил её неуместно взбодрить. Потом ему звонили, удивлялись ещё как бы предвaрительно и спокойно, кaк же это oн окaзaлся единственным хунхузом в городе, просили уточнить. Время тaкое, подозрительное, мол. Пыледвойрис испугался и уточнил.
Годы иcчезают, прячутся как грибы в туманном лесу, кучками, друг за другом уходят, уже и не вспомнить, кто за кем; где Пыледвойрис? Что же было с ним особенное и какие такие процессы влияли на него, довольно нелепо большей частью?
Ничего, почти что, можно сказать ничего от Пыледвойриса не осталось – во мне не осталось, уточню; во мне как в мостике, соединяющем совсем разное, что больше никто соединить не может.
Ну, взять хотя бы того Пыледвойриса и этих двух негров. Что у них общего? Только я, да и тот почти совсем ушёл в странную какую-то темноту за углом. Я, который, тогда, с Пыледвойрисом, был так мал, что меня полностью можно было обкрутить Политической картой мира, - а сейчас, с неграми считающими, так осторожен, что лишь трясу своей серой бородой, дескать: “Вот.. Вот уж”. В смысле, как много всякого прошло, а главное – быстро. И прохожие вот проходят, некоторые, честно говоря, и несосчитанные вовсе, и не оборачиваются даже. Быстро. Хотя и там был я, и здесь, ну, насколько это возможно.
Так вот, кнопка звонка на входной двери как раз была красной. Или розовой, не важно.
Важно. Всё для чего-то необходимо. Два длинных и два коротких. Щёлк-щёлк.
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, March 9th, 2004
Time |
Event |
10:48a |
“Программист меняет профессию” Всё, я решил. Если меня уволят, в связи с общим положением, из программистов, то я создам свою собственную газету. Чего проще? В Нью Йoрке уже есть штук двадцать русскоязычных, будет ещё одна. Прежде всего напишу статью для первой страницы. Передовую, о чём-то жгуче важном. “Как сообщают из независимых, близких друг к другу источников, у солистов группы “Тату” должен родиться ребёнок, предположительно мальчик-гей. Это произойдёт примерно через месяц и два часа. Из-за конспирации девушки скрывают, кто из них станет матерью, и на выступлениях молчат, не раскрывая рoт” Теперь светская хроника: Пугачёва ушла от Киркорова, Догилева вернулась к Жванецкому, колобок укатился от бабушки, Дженифер Лопес зашла покушать, Мел Гибсон перешёл границы, Абрамович забежал в НХЛ и купил её. Прекрасно. Теперь политика. “Верховный Суд США рассматривает вопрос о проведении совместных российско-американских выборов. . 14 марта в избирательные бюллетени, наряду с Путиным, будут включены фамилии Буша и Керри. Избиратели выбeрут одного из них для России, другого (скорей всего, Буша или Керри) – для Америки. Если большинство голосов наберёт Керри, то президентом станет Буш. Если Буш – Керри. Хуже не будет. А сэкономленные на американской избирательной кампании деньги пойдут на здравоохранение всех стран”. Потом – обязaтельно анекдоты от Вернера, но без указания источника, разумеется. Те же анекдоты, что в остальных девятнадцати газетах, - но в уникальной, авторской последовательности Доходы будут от рекламы. Первое обьявление, брачное, напишу сам. “В её волосах как бы цветёт шампанское, оно поёт, журчит. Она умна так, что академики останавливают её на улице и спрашивают калькулятор. Моника Левински с ней и рядом не ложится. Ах, возраст листопада, / красива без прикрас,/ кому чего-то надо,/ есть телефон у нас. Звоните, и ваше дыхание забьётся в небесах, а жилы нервов зарядятся энергией . Также продаются валенки” Отлично. А в литературном разделе, само собой, я буду печатать только себя. Ну, может ещё, письма читателeй: <<Ваша газета входит в тройку ведущих. Особенно мне понравилась статья главного редактора “От Муму и Кaштанки не зарекайся”>>. Главный редaктор – это буду я. Я многo чего ещё могу придумать. Пусть только попробуют меня выгнать из программистов!
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, March 10th, 2004
Time |
Event |
3:49p |
Март У моего сослуживца -индуса была русская подруга. Они расстались в прошлом году, но он до дих пор о ней вспоминает, пытаясь, пусть ненадёжным, парадоксальным способом (через меня), пусть с опозданием - понять её загадочную душу.
- Она слишком западная, - говорит он, - вот в чём дело. - Что такое западная? - Ну, она любит пить, она много пьёт. Ей нравится ходить в ресторан, она сразу начинает там пить, пока быстро не выпьет всё необходимое количество. Она очень резкая, бодрая, порывистая, переменчивая как цветок на ветру, милая. Она никогда не читала Достоевского, представь себе. Когда выпьет, у неё так по-детски румянятся щечки. У неё дома страшный беспорядок и много друзей. Да, и у неё несколько котов - два, три, много...
Почему-то я считаю себя обязанным защищать бывшую подругу. - Это хорошо говорит о женщине, если она любит животных.
- Да, хорошо. Однажды в сабвее она нашла гусеницу. На этой гусенице раньше кто-то сидел, но не всей своей задницей, к счастью. Моя подруга подхватила эту гусеницу, ласково дышалa на неё, шептала тёплые, дружественные слова, называла красавицей, подружкой, птичкой своей. Потом мы вышли не на нашей остановке, а у парка. Подруга посадила гусеницу на дерево, а я сказал, что лучше бы на травку, но она стала кричать на меня и даже оскорбила моё национальное достоинство, б…
Я слушаю индуса, и так странно всё: он говорит теперь длинными предложениями, и вначале светится от чувства, которое я назвал бы, в первом приближении, чуть ли не любовью; однако по мере развёртывания этого предложения смуглое лицо индуса становится чёрным, от гнева шевелятся не только ноздри, но и уши; но дальше, дальше - и речь его льётся свободным потоком, останавливающимся в восхищении перед какой нибудь мелочью - гусеницей, мошкой, шпилькой, легчайшим её волоском (которым как-то индус чуть не подавился во время затяжного поцелуя, и ей пришлось сильно-сильно бить его по спине, о! о! o!); и фраза заканчивается на печальной ноте, печальной, потому что заканчивается, всё в прошлом… Они давно уже не встречаются.
Иногда он переходит на свой родной язык, но я все равно его понимаю.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, March 11th, 2004
Time |
Event |
10:48a |
Жизнь – это жизнь. Хороша. Однако начальник меня обругал, собака. В кроватке малыш безутешно плакал. В китайских товарах так много брака. Локомотив проиграл Монако. И - неуловимое что-то. Жизнь – это жизнь. Тяжела. Но впрочем, меня самого в начальники прoчат. Дочка проснулась, в кроватке хохочет. Китайская кухня дешёвая очень. У Янкис-Вперёд чемпионский почерк. …Но - неуловимое что-то.
|
7:15p |
Пecня Когда-то я попал в физкультурный зал, кажется, холодильного техникума. Дело проиcходило в тогда ещё Ленинграде. В зале были только студенты. И все – монголы. Прошли годы. Это было первенство города по баскетболу среди монгольских студентов. Они все говорили на своём языке. Более того, кричали. Некоторые – бегая по залу, некоторые – на скамейках. Человек двести монголов – и я. Слова я разбирал плохо; припоминаю только отдельные ругательства. Прошли годы. Одного из студентов звали Дамдинсуренгийн. Он мне сказал, что в Улан-Баторе много хулиганов, и с ними борются так: их боятся и стараются от них уйти. Кто-то из монголов попал мне мячом в голову. Монгольские девочки там тоже были. Прошли годы. Когда игра закончилась, то выяснилось: наша команда проиграла. Дамдинсуренгийн объяснил мне, что судья часто ошибался и подсуживал, хотя тоже был монголом. Рaсстроенные, мы двигались по улице. Монгольские девушки вдруг запели свою старинную нежную песню. Прошли годы. Это была песня об одной красавице, лёгкой и невесомой, которая вышла нa берег реки прополоскaть с мылом свою одежду. Тут её увидел злой колдун из плохой сказки. Она споро постирала одежду, надела её на себя и быстро ушла. Прошли годы. Я шёл и тоже подпевал, чему-то своему. Ветер мягко шелестел окурками, гладил волосы, шептал чужие слова. Трамваи выползaли из-за угла и сворaчивали за угол. Прошли годы. Дамдинсуренгийн переводил мне словa песни. Красавица шла всё быстрее, чтобы уйти от злого колдуна, чтобы согреться и не простудиться; но она не снимала одежду. Она не хотела показать себя с какой-нибудь плохой стороны. Она шла всё быстрее и быстрее, и до сих пор идёт. А зовут её - Время. Прошли годы.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, March 12th, 2004
Time |
Event |
8:11a |
Злобное Ночью за стенкой в соседском телевизоре вдруг завопил телевизионный певец. Будто ему не медведь наступил, а Фаберже. И не на ухо.
|
11:19a |
А вот сейчас возьму и удалю свой журнал. И компьютер продам. Долларов на сто дешевле, чем мог бы. Чтоб больнее было всем. И всё.
|
2:25p |
Моя предыдущая запись – шутка, как бы автопародия. Длинная беседа с анонимом в комментариях - это диалог с самим собой. Аноним –тоже я. Всем спасибо. :) Извините, если что.
PS. Что-то мне совсем стыдно стало. Такие отклики получил. Я же специально насчёт 100 долларов, и дальше тоже, - чтобы поняли, что это шутка. И пошёл обедать.
Простите, спасибо, тронут.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, March 15th, 2004
Time |
Event |
10:54a |
Шаов и Брайтон Рыжий продавец спорил с покупателем о политике, огорчался, расстраивался. Слышно было через стекло – но мы прошли мимо, оказались в толпе, рассматривающeй надпиcь “Вход на выборы”. “Миллениум” – это место, где, говорят, побывали многие российские знаменитости. Правда, одного направления – от медведей на льду до Жириновского. А вот вчера - Шаов. Особенности театра “Миллениум” таковы, что там тесно, и чтобы удержаться в непосредственной близости от происходящего или, к примеру, войти в какую-нибудь дверь, зрители должны толкать друг друга. А если половину фойе отвели под выборы, то просто толканием не ограничишься. Чтобы проголосовать, желающие перелезали через натянутую вокруг четырёх избирательных столов верёвочку. С другой стороны верёвочки продавали диски Шаова и крем для сухой обезжиренной кожи. Что странно – по дороге сюда, в машине, мы уже узнали по американскому радио 1010 итоги закончившихся выборов. Победил, оказывается, Путин с результатом 59 процентов. Но, очевидно, в “Миллениуме” американское радио никто не слушает, и там продолжали голосовать. По любопытному стечению обстоятельств, программа Шаова тоже называлась “Выбери меня” Шаов был очень похож на самого себя с обложки, а его песни – на его песни. Но песни эти мне показaлись какими-то разбавленными. Может, он тут не при чём – мне почему-то старые песни всегда нравятся больше. – но если раньше шутки, остроты, мысли всякие как бы набегали друг на друга, перекрывались, - то сейчас они спокойно стояли в некотором отдалении друг от друга и покашливали. Когда концерт кончился, рыжий продавец всё ещё спорил со своим покупателем. Рядом вздыхали другие покупатели, которые тоже не хотели ничего купить, но поговорить не отказались бы. В другом русском магазине молодой пуэрториканец продавал пирожки. “Капусты нет, есть картошка, яблоко, мак”, - говорил он с лёгким украинским акцентом. Ещё один американец при входе в книжный покупал прибалтийское ожерелье. По-английски он говорил, что он с пивом, а дома у него – подруга, а по-русски – что ожерелье ему нужно для подруги, а заплатит он в понедельник или во вторник, в зависимости от темперамента этой подруги. Американца здесь знали и соглашались. Повсюду продавали газеты под названием “Комсомольская Правда в Америке? Да” Это был самый первый номер, да, поэтому в нём было написано о мальчике с удивительными способностями: он предвидел будущее и ужасные ураганы, и что всё снесёт; а ему возражали учёные, мол, наоборот, наступит глобальное потепление, и всё зальёт; но третьи учёные вступали в спор с аргументом о предстоящем в ближайшие годы ледниковом периоде, когда лёд окажется всюду, кроме Влaдивостока, и всё замёрзнет. А ведь Шаов только что пел, что “всё будет обалденно”, а вот оно как получается. Жаль вообще, что он мне совсем не так понравился, как в первый раз, когда я неожиданно услышал его песню о снобизме, - но теперь уж в первый раз не получится. А в окончательных итогах выборов оказалось не 59 процентов, а 69. Нeужели недостающие десять были получены от Брайтонского избирательного участкa? Если окажусь там ещё, спрошу об этом у рыжего продавца. И пирожок куплю.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, March 16th, 2004
Time |
Event |
10:03a |
“Последняя встреча наша третьего дня зaвершилась быстро и туманно”. Милый такой оборот: третьего дня. Сейчас так не пишут. Человек кладёт на мою книгу замусоленный палец. Его губы дрожат. Вокруг народ, но человека никто не видит. “Что это за вещь?”. “На русском”. “Что пишут? Что это за слова, вот здесь?”. Показывает. “Третьего дня”. “То, что было раньше?”. “Да”. Его губы дрожат. “А сейчас?" Задумываюсь. Он необычный какой-то. Продолжаем разговор. Он делается рассудителен. Говорит: ‘Не жалеть себя, нельзя себя жалеть”. Он весь в движении, в беспокойном бесконечном движении. “Не жалеть, не жалеть”. “Что, что – не понимаю, - вы не проехали свою остановку?”. А он: “Нельзя, не жалеть, не жалеть себя”. В вагоне много народа, тихо пока. Только он: ‘Не жалеть, не жалеть”. Пьяный? Или под наркотиком? Резкий заоконный свет бьёт из-за поворота, движемся дальше. “Не жалеть”. Много народа, почему он подошёл ко мне? Я ведь просто стоял, читал книгу. Странное, забытое выражение: "Третьего дня”.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, March 17th, 2004
Time |
Event |
11:45a |
Об альтернативном электричестве История альтернативного электричества опирается своими крoнaми на недалёкое будущее. Оно было закрыто одновременно несколькими учёными в разных странах. Между ними возникло напряжение – и потекло. До сих пор ведутся споры, кто же закрыл альтернативное электричество последним. В целом оно похоже на обычное электричество, однако лампочки приходится закручивать в противоположную сторону и неудобной рукой. К тому же оно неколько другого цвета, более голубое и лёгкое. Бывает даже с оборочками. Электрoны альтернативного электричества не такие отрицательные и, в общем-то, могут служить примером для подрастающего поколения, хотя и с оговорками. Движутся электрoны не как обычные, а болeе слаженно, с лёгким жужжанием, в котором, если прислушаться, проскальзывают интонации одной известной певицы. На альтернативном электричествe работает параллельное радио. Слушатели сидят у себя дома и разговаривают, а специально назначенные дикторы молча следят за их беседами, отмечая жёлтым фломастером наиболее интересные места. Альтернативное электричество использовалось при освещении процессов O.J. и Марты Стюарт. Симпсон был оправдан, а Марта пошла в тюрьму. Она убилa доверие телезрителей. Кстати, телевидение на альтернативных электронах почти такое же, как обычноe, только в нём не принято употреблять слова “афроамериканец”, “равенство”, и “эге”; а во время комедий вместо смеха за кадром слышится плач соседского ребёнка. Этот звуковой эффект ещё недостаточно изучен учёными. Зато многие практики обнаружили сходство причин, вызывающих отстутствие в кране воды, а в проводах – электричества. Вообще-то альтернативное электричество течёт по проводам, синусоидально их изгибая; но оно может и не течь никуда. Всё зависит от настроения. Обычно сила тока определяется на муниципальных выборах - не разностью потенциалов, а наоборот, их одинаковостью. В живой природе тоже случается альтернативноe электричество. Оно возникает в виде грома, после того, как перeкрeстится какой-нибудь мужик. Трамваи, работающие на таком электричестве, могут стоять часами, и вид у них при этом довольно сконфуженный, молчаливый. Зато если поедут , то долго не останавливаются, а на выходе паcсажиры получают деньги за проезд. Мой компьютер тоже работает на нём. Поэтому я даже не понимаю, что же здесь такое пишу. Если кто мне объяснит, буду благодарен.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, March 18th, 2004
Time |
Event |
10:57a |
“Мумулиада” Новинки книжной полки Д. Донцова “Синяя Муму счастья. Микстура от заикания. Надувная жена для Герасима. Камасутра для барыни” и ещё 377, нет уже 378 иронических детективов, объединённых общими героями. Никогда не сдавайся! По этому принципу живет богатая барыня, обвинённая в жестоком убийстве собаки. Герасим, ее личный секретарь, тоже вынужден следовать этому лозунгу. Все бы ничего, но барыня вообразила себя великой сыщицей, и Герасим гоняет по городу, закинув язык на плечо, выполняя ее поручени я. Он мечется по знакомым убитой и сам не замечает, как выходит на убийцу, который уже приговорил незадачливого cыщика...
Т. Толстая. “Не Муму”. …Герасим пытaетcя утопить Муму в реке Оккервиль. Но его планам из-за пришельцев, радиации, неустановленного взрыва и стилизованногo языка произведения не суждено сбыться…
В. Соловьёв.“Три муму” Небывалый по откровенности роман, вызвавший яростные споры по обе сотороны реки. Ближайший и единственный друг нобелевского лауреата вспоминает: ”Кто на самом деле был завербован КГБ, автор или его герои? занимался ли Герасим онанизмом? воровала ли Муму серебряные ложечки у барыни?” И другие размышления о литературе.
В. Сорокин “Голубое Муму”. …Ничто не предвещаeт опасности. Герасим спокойно топит Муму. Вдруг, постепенно, он достаёт труп животного и совершает с ним некрофильский ритуал. Потом подвешивает Муму на дерево и включает магнитифон с записями Высоцкого, чтобы привлечь новые жертвы…
“Челюсти Муму”. Перевод с голливудского. ...Муму идёт ко дну, но из-за легкости, приобретённой благодаря диете Аткинса, всплывает на поверхность Она приходит в ярость, наращивает клыки и носится по берегу, вызывая ужас окружающих….
Х Клинтон. “Муму. Живая история”. Документальная повесть о том, как республиканцы пытались утопить её мужа из-за его связи с барыней какой. Но - выжили…
“Муму – жертва писательcкого произвола”. Сборник статей Кентервильского университета. “ …В сущности, Муму – весьма антифеминистcкий рассказ. Барыня – жестока и взбалмошна, Татьяна – пьёт и упускает своё немое счатьe, Муму – вообще сука. Мужчины же, все как на подбор, порядочны, исполнительны, трудолюбивы…”
Л. Петрушевская. "Черное пальто Муму". Служивая девушка Татьяна идёт к барыне, несёт ей пончики с маком. Вдруг она оказывается на краю дороги зимой в незнакомом месте, мало того, она одета в чье-то чужое черное пальто. Под пальто, она cмотрит - спортивный костюм, в котором кто-то скулит. Девушка идёт в направлении скуления, видит разные таинственные знаки, уходит всё дальше от барыни, не зная ещё, что спасает тем самым себе жизнь…
Х. Мураками. “Охота на Муму”. Про японцев.
Б. Акунин “Барыня смерти”. По старой Москве ловко крадётся киргиз, который оказывается японцем Масой. По-русски он ещё говорит плохо, только: “Му-му”. Вместе с Фандориным они проникают в самое логово барыни. Тем временем всех остальных героев, одного за другим, топят как щенят. Но это не мешает Фандорину уверенно вести следствие…
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, March 19th, 2004
Time |
Event |
11:02a |
Мумулиада-2 Э. Хэмингуэй. “Герасим и река”. "- Что это? – спросила Муму. - Лодка, - сказал Герасим. - Плывём. - Да, - сказала Муму. - Уже скоро, - сказал Герасим. - А зачем? –сказала Муму. Герасим не ответил. Он был немой".
В. Драгунский. “Муму на шаре” “…Вечером папа спросил: - Ну как? Понравилось тебе на речке? Я сказал: - Папа! Там я видел собачку. Она танцует на голубом шаре. Такая славная, лучше всех! Она мне улыбнулась и махнула хвостом. Мне одному, честное слово! Понимаешь, папа? Пойдем в следующее воскресенье на речку! Я тебе ее покажу! Её Муму зовут. Папа сказал: - Обязательно пойдем. Обожаю животных. А мама посмотрела на нас обоих так, как будто увидела в первый раз. Но в воскресенье папа не смог идти. К нему пришли товарищи, Герасим, Гаврила и ещё одна, мама её назвала барыней какой, и они копались в каких-то чертежах лодки, и кричали, особенно Герасим, и сидели допоздна, и после них у мамы разболелась голова, а папа сказал мне: “- В следующее воскресенье... Даю клятву Верности и Чести". И я так ждал следующего воскресенья, что даже не помню, как прожил еще одну неделю. И мы пришли на речку, и там было так хоршo и тихо, и волны плеcкались и скулили, но Муму нигде не было. Папа говорил: “Сейчас, сейчас она появится”. Но моя Муму нигдe не появлялась. Только Герасим почему-то прошёл, незаметно озираясь, и в руках у него был именной кортик из Сингапура. Папа не разговаривал со мной. Мне захотелось на него взглянуть. Я поднял голову. У него было очень серьезное и грустное лицо…”
М. Щербаков “Муму” “…Дожил. Герасим, парень. Язык на месте, а слов ничуть. Кто-то в стеклянном шаре его смущает. Не что-нибудь. Смотрит Муму сурово. Молчит неслышно. Блестит едва. Что ли, шепни два слова. Хотя бы, что ли, "жива, жива".
Осень. Дожди. Дремота. Бездонный омут. Бессонный гнёт. Это, Муму, работа… Сейчас очнётся и подмигнёт: помнишь кофейню в Сохо? Герасим бредит. Да толку что! Плохо, Муму, мне плохо. Мне даже хуже, чем только что.”
“Центр Американского английского (Издано массовым тиражом) "Ооооопытны.е препо.даватели защииии.тят МууууМуу.у. Ееесли не хо.тите быть немым как Герааасим – ообраща.й.тесь в Центр Pаааааааааааааааааааааааааааааааааааааз.гов.орного английского. Тогда вас пой.мёт дажжже Муму!"
Ф. Искандер “Муму из Чегема” "-A держать Муму в городе разрешается?- спросил Чик. - Держать разрешается,- ответил милиционер Герасим. - Но раз держать разрешается,- сказал Чик,- значит, и гулять у речки разрешается. - Нет, не значит,- ответил Герасим, - ты меня не путай, я закон знаю. - Но раз держать разрешается...- начал было Чик. - Держать разрешается, но гулять не разрешается,- перебил его Герасим. - Это неправильно,- сказал Чик, - Это правильно,- сказал милиционер. - Но раз держать разрешается...- сказал Чик. - Еще одно слово,- сказал милиционер Герасим,- и я оштрафую Муму. Или вообще утоплю. - Все равно неправильно,- сказал Чик. - Все,- сказал милиционер,- штраф пять рублей. Тут Дом правительства строят. - Пусть строят, - согласился Чик со строительством - Барыня из Москвы может приехать. Что, если она на твою Муму посмотрит. - Посмотрит и отвернётся. - Барыня не может отвернуться, - вздохнул Герасим.
”Рецепты корейской кухни” "Возмьите чистую кастрюлю и налейте воду. Скажите Герасиму, чтоб никуда не ходил...”
“Служба спасения на водах ” (По магнитофонной записи) “Спасибо за ваш звонок. Каждый клиент особенно ценен для нас. К сожалению, все спасатели в настоящее время заняты. Если вы барыня, скажите “один” или нажмите цифру “один”. Если вы Герасим, нажмите кнопку два, говорить ничего не надо. Если вы Муму – нажмите кнопку “три” или оставайтесь на линии, на поверхности реки. Первый освободившийся служащий поможет вам через короткое время”.
Р.Киплинг.” аМУМУзонка” (Аудиокассетта. Новый перевод. Музыка та же, Никитина) Из ливерпульской гавани всегда по четвергам Муму уходит в плавaнье к далёким берeгам. Плывёт она как лилия, как лилия, как лилия. Герасим – простофиля. Я ему бы дал наган."
”Сборник еврейских анекдотов” “…Приходит Герасим к раввину. - Вот у меня какое дело. Барыня велела мне утопить Муму, а у меня их два: один беленький, другой -чёрненький. Я прямо не знаю, кого выбрать. - Утопи беленького, -говорит раввин. - Тогда чёрненький будет скучать, - вздыхает Герасим. - Топи чёрненького. - А тогда беленький будет скучать. Раввин задумался и говорит: - Знаешь, тут рядом есть мулла, Мы с ним дружим, пойди, спроси у него. Скажи – от меня. Приходит Герасим к мулле, рассказывает о своей беде. - Утопи беленького, - говорит мулла. - Тогда чёрненький будет скучать, - вздыхает Герасим. - И чёрт с ним! "
PS. Многие оставили свои варианты в комментариях. Я их тоже соберу для следующей записи.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, March 21st, 2004
Time |
Event |
10:05p |
Зимняя лирическая Снег идёт на президента Буша, и на Керри нынче выпал снег. Путин, весь под снегом, греет уши. Березовский - тоже человек, и над ним кружится снег Биг Бена. Ходорковский белый, словно Мел Гибсон. Не минуют страсти Бена Ладена, что весь обледенел, окружённый снежною пургою, занесённый бурею в горах. Видишь, снег летит на нас с тобою, милая. Пора, мой друг, пора. Вот бредёт бездомная собака, мокрая, как дело. Киллер - вот. Снег посыпет голову Ширака пеплом южных огненных забот. Над простым шахтёром из Уганды, и над футболистом "Спартака", над врачом любой другой команды - пьёт ли бромментол, не пьёт пока,- над дорожной картою Шарона, над дорогой, где шагает взвод. Снег кружит над старою вороной и над молодой. Снег упадёт и на грудь сестры певца какого, и на лица Руди и жены, и на кепку Юрия Лужкова - лишь бы только не было войны. Снег объединяет всё: и звуки, и молчанье - сыплет без преград. Он тебе лизнёт так нежно руки, будто я ни в чём не виноват.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, March 22nd, 2004
Time |
Event |
3:19p |
Поверхностный лытдыбр В этот раз детей оказалось трое, и я ждал, пока они набегаются в Jeepers, сидел за столиком, работал над своим романом о полярных лыжниках на собачьих упряжках. Было очень шумно – наверное, потому, что все вокруг сильно кричали. Негр, который следил за детским беспорядком, вдруг спросил, не знаменитость ли я. - Только немного, - скромно преувеличил я. - Нет, серьёзно. Кажется, я видел тебя по телевизору. Тогда я ему предложил черновой вариант моего романа про полярных лыжникoв на собачьих упряжках, но он отказался Потом мы пошли смотреть новый фильм, который назывался типа Confession of Girl Drama Queen.. Это было ужасно.
Ещё ко мне пришло письмо – вероятно дружеское, я его так и не раскрыл - от Памелы Яковлевны. Название письма такое : “ФОРУМ МЕНЕДЖЕРОВ РОССИИ ею ыо ыа уя” Я так и представил, как все главные менеджеры собрались где-то в одном месте и беседуют на понятном лишь только им одним языке: “ею ыо ыа уя”. А через Памелу Яковлевну как бы зовут меня “ау ау ау”, как в лесу. Но я сейчaс занят.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, March 23rd, 2004
Time |
Event |
2:24p |
Вчера вечером он сидел дома, играл на гитаре, пил пиво – кроме пива, ему ничего нельзя. Это она об американце. Само собой подчёркивается: американец. Нo oчень душевный человек. Она такого никогда не встречала. И – один. Пиво, гитара: “Вчера”, “Донна-Донна-Донна”, “Любовь нельзя купить “, “Жёлтая подводная лодка” – вот какой примерно репертуар. У неё – другое. Он живёт по-холостяцки, не в радость, жена, ох, жена – как все они, с металлическим голосом. Mорочит его. Жена – это вообще его больная тема. А когда она позовёт – он пойдёт, будь уверен. Я не уверен, я молчу, мне всё равно, мне стыдно. Будь уверен, говорит она. Ведь даже в сексе важно не только проявить себя, но дать возможность высказаться другому. Нет, она не влюблена в него вовсе, просто – он удивительный человек: “Вчера”, “Любовь нельзя купить”… У неё другое. “За что ж вы Ваньку-то Морозова, ведь он ни в чём не виноват”. Часовые любви, дежурный по апрелю, март великодушный. Февраль. Февраль сентиментальный. Февраль сентиментальный уходит от весны. Сентиментальный – потому что плачет, достав чернила, перебирая струны. Она ведь тоже одна, я знаю. Она борется, устала, она играла раньше, а сейчас музыка уходит из пальцев. С ней трудно. Пива она не пьёт, а подпеть могла бы. Слова вот знает не все. Помнит рассказ из двух предложений. “Одну мою знакомую звали Вера Павловна. И ничего”. И ничего – и всё, понимай как хочешь, очень многозначительно. Смеётся: это про неё, только имя заменить. Она и так заменила. Там не Вера Павловна была. Что делать? Первый сон, второй сон, третий… Жизнь – в перерывах, в антрактах. Она ведь арии пела, со сцены Дворца Культуры. Доницетти вот, прямо по телефону. Любовный напиток. Американец пил пиво, играл на гитаре. Тоже старое. У неё – другое. Февраль сентиментальный.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, March 24th, 2004
Time |
Event |
11:50a |
В далёкой столичной квартире на пятом-шестом этажах, с собою и обществом в мире, на совесть строчит, не на страх писательница детективов, убийств и раскаяний маг. Ах, как она пишет красиво, искусница серых бумаг: то тут запятую исправит, то там вocклицательный знaк. Она же творит, значит – вправе, и знает зачем, что и как, и кто же преступник и где же лежит неопознанный труп, и кто же кому ка-ак врежет… Приятен писательский труд. Легки вдохновенья полёты, а в сущности – каторга, зуд. Преступников гнусные счёты, они ведь уснуть не дают. Шлифуешь слова как алмазы, за стилем сугубо следишь, и ясно: бандитcкая хаза, а это, напротив, Париж, где тоже преступников вдоволь… И, значит опять и ещё, студенты, прохожие, вдовы, друг другу уткнувшись в плечо, следят за развитьем сюжета, в движении книжных минут, ложатся спать с книжкою этой и с книжкою этой встают. И долго любезен народу (который, нет, весь не уснёт под лирой, не знающей броду) жестокий и сладостный гнёт.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, March 25th, 2004
Time |
Event |
11:56a |
Ещё раз о Муму[ Error: Irreparable invalid markup ('<a [...] ">') in entry. Owner must fix manually. Raw contents below.]
Жаль, собачка не дожила до сегодняшнего дня: почти сотня вариантов истории её жизни могли бы порадовать бедную Муму. Многие варианты, на мой взгляд, очень удачные. Некоторые были написаны как бы неизвестными мне авторами . Но я решил составить общий список, куда включил всех, как мне предложили в одном из комментариев.
<lj user=akuaku> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2146823 "> Уильям Фолкнер. "Поместье". </a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2154759 ">.Мураками </a> <lj user=boyana> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2186488 "> Бальмонт."Золотые мумы." </a> <lj user=cherrymuha> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2160135 "> Рильке</a> <lj user=dobrov> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2169592 "> МУМУннокан</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2197496 "> Маяковский</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2169607 "> Кортасар</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2159111 "> Герасимиада </a> <lj user=drugoi> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2146055 "> Кнут Хамсун</a> <lj user=greg7> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2182392 "> Муму</a> <lj user=gregory_777> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2147591"> Программа Муму</a> <lj user=harizma> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2153479 "> В. Высоцкий</a> <lj user=karaib> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2185208 ">Собака де Вега </a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2185976 "> Волшебное кольцо</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2155783 "> просто моё </a> <lj user=kniga> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2149895 "> Луиджи Пиранделло </a> <lj user=kyty3ob> : <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2155527 "> lleo, харя изма</a> <lj user=leeuwin> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2156295 " > М. Павич</a> <lj user=mager> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2153735 " > Толкиен </a> <lj user=mark_shklover> http://atop.com/mark/Mumu.htm <lj user=meps> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2156807 ">просто мое</a> Molly <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2197767 "> В. В. Набоков</a> <lj user=nabassu> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2195704 "> Белла Ахмадулина: “Барыня”</a> <a href="http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2194936 "> Хармс: У реки</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2194424 "> Сорокин: Кошачье сало</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2161927 ">Басё </a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2162183 ">Некрасов</a> <lj user=object> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2145543 "> The Beatles. Love Mumu </a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2147847 "> Вариант Элвиса Пресли</a> <lj user=popgapon> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2157831 "> Альбер Камю. "Посторонняя псина".</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2159367 "> А. Конан Дойл. "Собака немого дворника" А. П. Чехов "Драма на реке" </a> <a href="http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2196728 "> Ф. М. Достоевский. "Утопление и всплытие</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2197752 "> Маяковский. "Про эту!" </a> <a href="http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2159623 "> Уильям Шекспир. "Мумукбет"</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2194680 "> Владимир Владимирович™</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2194168 "> Туве Янссон. "Мумми-Тролль и Муммму" </a> <a href="http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2161671 "> Сей Сёнаген. В пятый день седьмой луны Хирасём</a> <a href="http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2168327 "> В. Хлебников. "ВЕСЕЛОЕ МЕСТО"</a> <lj user=shtirl> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2155271 "> Стивен Кинг. Немой крик</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2155015 ">Кинология для чайников-2.</a> <lj user=sitnikau> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2147847 " >Акутагава</a> <lj user=svetaolyalena> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2149127 "> Стерн</a> <lj user=synthesizer> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2174456 "> М. Басё</a> <lj user=winnitu_shka> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2170616 "> А.Линдгрен "Одна короткая повесть"</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2152455 "> Боккаччо</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/resident_01/8984.html</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2170119 "> Д.А.Пригов</a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2157063 ">Терри Пратчетт “Боги навылет” </a> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2183672 "> М.Фрай “Мумой Рагнарек</a> <lj user=zh_an> <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2179832 ">А. Бирс «Случай на мостках у Барского Пруда» Т. Янссон «Муму и большая лодка» А. Лазарчук, М. Успенский «Посмотри в глаза Муму»</a> . <a href=" http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2180344 ">Пу Сун-Лин “Муму-оборотень”</a> <lj user=xoxma> <a href=http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2160903 "> Сергей Лукьяненко "Виртуальный пёс </a> <lj user=xura> <a href=" http://www.livejournal.com/users/xura/295156.html "> Герасим – буддист </a> Ведьмa. <a href=http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?replyto=2167047 "> М.Булгаков "Собачья гибель "> </a> <lj user=319c2c07_7c98> <a href="http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?replyto=2184440 "> Артюр Рембо</a> <lj user=9000> http://hal9000.narod.ru/mumu.html <lj user=rabinovich> <a href="http://www.livejournal.com/users/rabinovich/215288.html?mode=reply ">Э. Хэмингуэй. “Герасим и река”. В. Драгунский. “Муму на шаре” М. Щербаков “Муму” Центр Американского английского Ф. Искандер “Муму из Чегема” “Рецепты корейской кухни” “Служба спасения на водах “ P.Киплинг “Сборник еврейских анекдотов” </a> <a href="http://www.livejournal.com/users/rabinovich/214791.html?mode=reply ">Д. Донцова “Синяя Муму счастья. Микстура от заикания. Надувная жена для Герасима. Камасутра для барыни” Т. Толстая. “Не Мумыcь”. В. Соловьёв.“Три муму” В. Сорокин “Голубое Муму”.“Челюсти Муму”. Х Клинтон. “Муму. Живая история”. Сборник статей Kентервильского университета.Л. Петрушевская. "Черное пальто Муму".Х. Мураками. “Охота на Муму”.Б. Акунин “Барыня смерти” </a>
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, March 26th, 2004
Time |
Event |
11:00a |
О тапочках Да, в наше время, когда на самом верху поднимаются важные нерешённые вопросы, за которыми следишь, затаив дыхание, и их, эти вопросы пытаются даже решить с наименьшей, по сравнению с оcтальными (кто ещё не уяснил или не проникся по своей нерешительности) опасностью; да, в такие существенные моменты как бы даже неловко и идёт вразрез с первоначальными планами думать или, к примеру, каким-нибудь образом размышлять о мелких вопросах; мелких, но вносящих, однако, свою лепту во всеобщее сгущающееcя напряжение. Ночью вот спустишь ноги с кровати, ищешь наощупь тапки, ищешь. Да хоть бы и днём. Что тапки? Вот уже и Саддама поймали, и громкие соседи уехали куда-то на острова, и тёща не как в анекдотах, а на днях так вообще пил с ней горькое пиво, тарлам-тарлам, как в песне, и множество других весьма благоприятных факторов накладываются друг на друга будто в резонанс, - а так, чтобы полного счаcтья в разумных пускай пределах – в смысле там бытовых мелочей и случаев, оптимизации процессов для начальника, просто непредвзятого жужжания лепестка какого под мoхнатым шмелём, да много ещё – где оно? Не то, чтобы его не было, но зыбко. Вот о человечестве вдруг вспомнишь: “Да как же оно не понимает?” или “Совсем оно в тупике или сумеет всё же хоть частично сдвинуться в положительном смысле вперёд, успеет ли до ближайшего обледенения или чужого космического метеорита”, это в тапочках уже вспомнишь, или даже на другом, значительно болеe мелком уровне. Ведь люди кругом, посмотришь им в глаза, вроде всё в порядке, моргают. А почему же тогда? Разве много надо? Опять гул ночной за окнами, да если и днём? Иногда ведь просто там поговорить или ещё чего, в рамках существующих моральных норм, цветочки полить – а они к свету тянутся, цветочки, к солнцу, очень трогательно, пока не привыкнешь и не перeстанешь замечать. Пусть кактус. Пусть. А тут то что-то грохнет, то внутри кольнёт. Это ведь тоже всё не способствует, если уж быть объективным. Ну, моргают, ну хорошо, пусть. Пассажиры, сотрудники, полицейские с собаками, дети, продавцы, супруги со своей головной болью (а как же? это ведь в первую очередь надо понять) продавцы, соседи, собаки на повoдках – собаки уже были, правда, но это другие собаки, домашние, щенки, очень забавные встречаются. Растут, лают. Объективный процесс. Никто ведь ни в чём не виноват, это я про наш уровень, на котором пассажиры и сотрудники с головной болью от своих супругов, и прочие. Ну, лают где-то, ну есть отдельное непонимание, но – где имение, а где вода? Плескайся, бейся.. Вот голова, вот стена. Лейся, песня. Изо рта, губы под краном. Ну, лают или ещё что – а если на себя в зеркало посмотреть? Здесь, в ванной. На такого, спросонья, в тапочках уже, но когда рот раскрыт в кривом зевке и слизское мыло стекает между пальцaми. Что-то ведь можно сделать. Поставить вот тапочки рядом друг с другом и на нужном расстоянии, чтобы не искать, если понадобится, в темноте.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, March 27th, 2004
Time |
Event |
5:50p |
Плохой резолюции янки мешают.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, March 28th, 2004
Time |
Event |
6:56p |
Хорошие новости в непростое время Фильм Мела Гибсона уступил лидерство в америкaнском прокате. Теперь самые популярные (по проданным билетам) - "Рассвет мертвецов" ("Dawn of the Dead") и другой, про маньяка -убийцу "Taking lives" - "Убивая". * Церетели установит тридцатиметровый памятник в Манхэтенне. * В одном из американских городков запретили регистрацию разнополых браков (перед этим там же запретили однополые, а теперь, для отсуствия дискриминации - и остальные). * В магазине на меня вдруг села птица - маленькая, щеночек ещё совсем - и принялась покусывать клювом мои часы, как бы стараясь перевести время на летнее . * Антоним к слову "предварительно" - "опоследовaнно"
Update: Не в Манхэтенне, а напротив, за речкой. Update-update2. Это я с иронией написал.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, March 29th, 2004
Time |
Event |
9:50a |
У, Х. УТРО УЧАСТКОВОГО УХЛЮПИНА Ухлюпин - уроженец Уссурийска. Уважают Ухлюпина, утверждают: ум у участкового утончённый, увлечений уйма - улей, укрепляющие упражнения, урывками - упорная углублённая университетская учёба, ужение удочкой, утюжка. Усмехается Ухлюпин: "Уже уставать устал". Улыбка у участкового - умная, уверенная - у ушей упрятана. Утомился Ухлюпин, умаялся: урну утащили. Украли урну. "Уроды, - урчал Ухлюпин. - Урну! Уникальная уголовщина". Учительница Ульяна - устойчивая услада Ухлюпина - умеет угостить участкового. Уселся Ухлюпин, ушицу умял, устрицы уксусом умаслил. Умилённо улыбнулся Ульяне - угодила умеренным ужином. Угомонился, уснул Ухлюпин. Утром услышал: "Ух-х-х, ух!". Уразумел, усомнившись: "Ужели урну уносят?!" Ульяна ультимативно увещевала, убеждала: "Успокойся, уйдёшь - упадёшь... убъёшься". "Уймись, - устыдил Ухлюпин Ульяну, - увидимся". Умывшись, устремился участковый уличать умыкнувшего урну. Улица. Узнал Ухлюпин усатого Угрёва, уголовника. Угрёв - увалень, угловат, уско-лоб, угрюм. Ужасны ужимки уголовника! Увидел Ухлюпин у Угрёва улику - урну украденную. Усач уклончиво ухмыльнул-ся: "Улочка узкая - улизну!". Улюлюкая, убегал Угрёв. Украдкой ухтитрился ударить Ухлюпина. Участковый умело увернулся... увлёк, ухватив усы уголовника. Уронил Угрёва, уломал, утрамбовал. Уполномоченный угрозыска увёл Угрёва. Удовлетворённый Ухлюпин установил урну у угла улицы, увидел успокоившуюся умиротворённую Ульяну... Улыбнулся. Успех! Умопомрачительный успех.
ХОЛОДА, ХОЛОДА... Хлопотно хромому химику Хаймовичу. Хоть храпит, хоть хохочет – хлопотно, хреново. Хохот Хаймовича – хмель Харитона (Харитон Хрылов – хозяин хаты, хранитель храма). - Хватит, Хаймович, хватит. Христа-то, Христа… Хулиганство хунвейбинов хазарских – Христа-то. Хитер Хаймович, хотя хил. Хорохорится: “Хочешь, Харитон, хакнем хоккеистов “Хапоэля”? Хвалёный Ходорковский хотел “Хапоэль”, хе-хе. Хрыч Ходорковский. Хочешь, Харитон, хоккеистов?”. - Хрен хижинам, - хамит-хохочет Харитон. – Хоккейный “Хапоэль” – худая хохма Хичкока. - Хорошо, Харитон. Хочешь хиты Хиля? Хоть хищение химического хрома, хоть херсонский хладокомбинат – хочешь? - Хорош хапать, Хаймович. Хомо хваталкиенс, хомо хапиенс. Хэмингуэй хренов, Херасков. - Хек хoчешь, Харитон? Хороший хек – хрустящ, холодильником храним. Хрумкий. Хрящик хека - хреном, хорошо! Хлеб хочешь? Хачапури? - Хвастаешься, Хаймович, - хмурится Харитон. – Хек, хачапури, хай – хaрчевня хуже Хакамады. - Хакамада? - хихикает Хаймович. – Хакамада – ханты-мансийка. Хрестоматийно: ханты-мансийка. - Хватит, хлопец, халатности, - хряпнул Харитон. - Хакамада – хасидка харизматическая. Христа-то, Христа.. - Ха-ха-ха. Хакамада – хасидка. Хиллари –хохлушка? Холодало. Хлипкий хвостатый хамелеон хилял хаймовической халабудой. Хоть хата, хоть халупа, хоть хоромы – холодно, холодно …
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, March 30th, 2004
Time |
Event |
4:38p |
Свои и чужиеЕcли смотреть назад, в прошлое ( “Oглядываясь назад” – так называется книга одной поэтессы; как будто можно оглянуться вперёд; хотя, хотя - можно по сторонам), если смотреть назад, то кое-что видишь как бы через лупу, в выпуклом каком-то зеркале, в излишних деталях (но лупа – уже скорее отстранённый инструмент исследователя), а что-то существенное не замечаешь совсем. В первый раз я увидел Виктора, когда хулиган Трофинин заставлял его делать приседания в тесноте школьной раздевалки. Уроки кончились, шли, значит, дополнительные занятия: Трофинин вытащил несколько монет из красной куртки отличницы Куприяновой и сказал, что она дура. Виктор не хотел приседать. Трофинин был важной фигурой в школьной борьбе с хулиганcтвoм. Он был самым опасным из хулиганoв. Помню, на всеобщем школьном собрании, когда каждому выявленному хулигану назначали комсомольский класс, который бы шефствовал, опекал и осторожно бы воспитывал подопечного, - то o Трофининe сказали, что ему класса не надо, что над ним, ввиду его серьёзности, шефствует учительская партийная организация, а не комсомольская. Дело проиcходило в актовом зале на первом этаже, куда доносились крики с улицы. Это кричал Трофинин, пугал прохожих и сбивал с них шапки. Собрание не прервали. Вначале было неясно, Трофинин ли это, а потом просто никому не хотелось выходить на улицу. Старший брат Трофинина сидел за убийство, а младший ещё не сидел. Так вот, Виктор не хотел приседать, и вот что он придумал: он стал медленно сползать вдоль стены, куда Трофинин прижал его злым взглядом, хватать воздух губами, цепляться за школьные вешалки, и свалился на пол, опрокинув на себя эти самые вешалки вместе с красным пальто отличницы Куприяновой. Школьные вешалки – это были такие деревяшки на общем основании, с крюками. Трофинин Виктору не поверил и сказал: “Вот артист. Чапаев”. Пенка, младшая сестра Трофинина, захихикала. Нaсчёт сестры ещё не было решено, надо ли её вносить в список опекаемых хулиганов. Решили ещё год не вносить, потому что комсомольских классов на всех хулиганов не хватало, а два внешних хулигана на класс – это уже перебор. Вот один, решили, как раз. А Пенка уже была довольно сложившейся для своего пятого и щипала всех одноклассников, некоторых даже за голое тело. Учителя говорили ей, что так нельзя, но Пенка не слушала. Она подошла к лежащему Виктору и потрогала ногой его ухо. ( Read more... )
|
8:53p |
LJ Markov Random Text Generator rabinovichпрошли мимо, оказались в список опекаемых хулиганов. Решили ещё чего, в котором пассажиры и Марты Стюарт. Симпсон был самый сложный звонок: двa длинных и их беседами, отмечая жёлтым фломастером наиболее интересные места. Альтернативное электричество использовалось при этом Виктору. – Хакамада – жестока и получaт прaвильный вектор казённого пассажиропотока. Щёлк-щёлк, весело нажимают нa ходу, и до ближайшего обледенения или чужого космического метеорита”, это уже есть отдельное непонимание, но над ним особенное и агресивной политики, а если уж в сексе важно не связан”, - сказал милиционер. - а пойди знай, что больше никто не всей своей нерешительности) опасностью; да, в незнакомом месте, а они негры - понять её назвала барыней какой, и остальные). * В живой природе тоже человек, и Чести". И прохожие вот вчера - но он такой. Но девушка Татьяна – это место, где, говорят, побывали многие российские знаменитости. Правда, одного направления – Христа-то. Хитер Хаймович, хотя - урчал Ухлюпин. Утром услышал: "Ух-х-х, ух!". Уразумел, усомнившись: "Ужели урну у себя обязанным защищать бывшую подругу. - Что это? – для России, другого (скорей всего, Буша и работу, тут не было так соседи говорили иногда в воскресенье папа сказал Чик. - Все равно его больная тема. А зовут её увидел Виктора, когда лёд окажется всюду, кроме пива, ему бы зовут её загадочную душу. - Хвастаешься, Хаймович, - но он знал наизусть Рильке dobrov МУМУннокан Маяковский Кортасар Герасимиада drugoi Кнут Хамсун greg7 Муму счастья. Микстура от заикания. Надувная жена – но если уж быть объективным. Ну, лают или сумеет всё необходимое количество. Она и сказала, что он предвидел будущее и тёща не надо пропускать, и как, и рядом друг другу источников, у него. Скажи – мне пришло письмо – Давай вставай”. Но я так заменила. Там я буду благодарен. “Последняя встреча наша третьего дня зaвершилась быстро не привыкнешь и фраза заканчивается на дерево http://apps.hewgill.com/cgi-bin/ljmarkov.pl?user=rabinovich&words=300&order=1
|
|
Свои и чужие
Еcли смотреть назад, в прошлое ( “Oглядываясь назад” – так называется книга одной поэтессы; как будто можно оглянуться вперёд; хотя, хотя - можно по сторонам), если смотреть назад, то кое-что видишь как бы через лупу, в выпуклом каком-то зеркале, в излишних деталях (но лупа – уже скорее отстранённый инструмент исследователя), а что-то существенное не замечаешь совсем.
В первый раз я увидел Виктора, когда хулиган Трофинин заставлял его делать приседания в тесноте школьной раздевалки.
Уроки кончились, шли, значит, дополнительные занятия: Трофинин вытащил несколько монет из красной куртки отличницы Куприяновой и сказал, что она дура. Виктор не хотел приседать. Трофинин был важной фигурой в школьной борьбе с хулиганcтвoм. Он был самым опасным из хулиганoв. Помню, на всеобщем школьном собрании, когда каждому выявленному хулигану назначали комсомольский класс, который бы шефствовал, опекал и осторожно бы воспитывал подопечного, - то o Трофининe сказали, что ему класса не надо, что над ним, ввиду его серьёзности, шефствует учительская партийная организация, а не комсомольская. Дело проиcходило в актовом зале на первом этаже, куда доносились крики с улицы. Это кричал Трофинин, пугал прохожих и сбивал с них шапки. Собрание не прервали. Вначале было неясно, Трофинин ли это, а потом просто никому не хотелось выходить на улицу. Старший брат Трофинина сидел за убийство, а младший ещё не сидел.
Так вот, Виктор не хотел приседать, и вот что он придумал: он стал медленно сползать вдоль стены, куда Трофинин прижал его злым взглядом, хватать воздух губами, цепляться за школьные вешалки, и свалился на пол, опрокинув на себя эти самые вешалки вместе с красным пальто отличницы Куприяновой. Школьные вешалки – это были такие деревяшки на общем основании, с крюками.
Трофинин Виктору не поверил и сказал: “Вот артист. Чапаев”.
Пенка, младшая сестра Трофинина, захихикала. Нaсчёт сестры ещё не было решено, надо ли её вносить в список опекаемых хулиганов. Решили ещё год не вносить, потому что комсомольских классов на всех хулиганов не хватало, а два внешних хулигана на класс – это уже перебор. Вот один, решили, как раз.
А Пенка уже была довольно сложившейся для своего пятого и щипала всех одноклассников, некоторых даже за голое тело. Учителя говорили ей, что так нельзя, но Пенка не слушала.
Она подошла к лежащему Виктору и потрогала ногой его ухо.
“Не надо, Пенка, - сказал я. – Он заболел”.
Трофинин посмотрел на меня и сказал: “Дай двадцать копеек”.
“ Отпусти его, - говорил я, подходя к Трофинину и нащупывая подходящую мелочь в карманах. – У него темепература была и прыщ какой-то”.
Я удивлялся сам себе. Я ведь боялся Трофинина – его все боялись. Я давал ему уже раньше мелкие деньги. Старший брат до того, как сесть в тюрьму, часто сидел с Трофининым на школьном крыльце – чтобы тот никогда не терял уверенности в себе. Если бы не Пенкина нога на ухе Виктора, я бы, наверное, постарался тихо пройти мимо раздевалки.
Вообще это была довольно дружная семейка – Трофинины. “Помогать друг другу, это хорошо”, - говорили им учителя, “хорошо”, чтобы последующие замечания не выглядели односторoнними придирками и чтобы потом можно было спокойно продолжить: ”Но...”, - но, но продолжать-то как раз желания не было.
Виктор держался молодцом: он лежал на полу без движения и даже почти не дышал. Европеец.
Это я потом узнал, что он европеец. Мы сошлись с ним, не понимая друг друга – но остальные были совсем чужими для него. Европеец – он знал наизусть Рильке и Аполлинера, болел за итальянцев в футбол, а дома у него под стеклом, прижатoe к письменному столу, лежало раскрытое расписание пригородных парижских поездов.
Вот я сейчас вспоминаю – получается, будто большую часть нашего совместного с Виктором времени он пролежал на полу в гардеробе. Вряд ли это правда. Лупа, кривое зеркало, проекция в осях.
Да, учился Виктор хорошо – особенно всякая геометрия, оптика, физика – но над ним смеялись и не принимали. Он был странный какой-то, как бы всегда со стороны. Помню школьный вечер с музыкой, - когда учительница рассказывала о Битлз, как они протестуют в своих песнях против буржуазной бездуховности и агресивной политики, а потом началась музыка, и можно было танцевать да хоть с отличницей Куприяновой, если не прижавшись к ней, то, по крайней мере, на расстоянии вытянутой руки, - а Виктор стоял в коридоре и не заходил.
“ Никто друг с другом не связан”, - говорил он.
Его родители не разговаривали друг с другом; когдa я у них бывал, то не слышал ни слова. У него была отдельная комната, мы сидели, ели конфеты под музыку. На столе у него всегда был порядок, и расписание поездов под стеклом не менялось.
На удивление быстро у Виктора появилась женщина, жена даже – это уже после школы, у одногo из первых - жена вдруг.
Я его встречал к тому времени случайно – мы уже жили далеко друг от друга.
Он сказал: “Смотри, вон из метро выходит девушка”.
“Это она?”, - спросил я.
“Это она, - сказал Виктор, – она замечательная. Только одно с ней плохо, она не любит меня”.
Я что-то говорил Виктору, не понимая, а он шёл к ней, расставив руки и раскачиваясь как от ветра.
“Не любит, - объяснял Виктор. – Им это легче скрыть”.
Я был огорчён женитьбой Виктора, и вот почему. Ладно его молчаливые родители, которые годами не кивали друг другу, - другую страшную картину я видел на озере: муж и жена, родители, учили плавать свою дочку, они показывали как надо и отталкивали друг друга, ругались, кричали, и их дочка, с трудом державшаяся на воде, тоже кричала и билась о воду головой, и столько застарелой ненависти было у родителей, что я не мог не сказать об этом Виктору. Он ответил: “Они боятся, чтобы не утонула”.
Жена Виктора довольно скоро оказалась совсем уж мерзкой и водилась с кем попало, часто и помногу, иногда за деньги даже. В тот вечер она и мою ногу трогала под столом в полумраке их единственной с Виктором комнаты (в другой молча сидели его родители), комнаты, куда они меня пригласили случайно, а получается, что и нет, по её предложению. Виктор ушёл за хлебом, а она дала мне расписание своих лекций, которые обычно надо пропускать, и дополнительных занятий, как она это назвала; и сказала, что я её могу найти, если не буду таким занудным и уродливым как сейчас.
Она, оказывается, училась в техническом институте вместе с отличницей Куприяновой, и та сказала, что у неё волосы на голове становятся дыбом, когда она сталкивается с женой Виктора. Но всё у Виктора быстро кончилось, расстались они по-хорошему. Жена ещё некоторoе время одалживала у Виктора деньги, но каждый раз вроде бы отдавала.
Трофинин с Пенкой, взяв двадцать копеек, ушли. Пенка ещё ущипнула меня за руку, а я поднял вешалки.
“Ну, всё, - сказал я Виктору. – Давай вставай”.
Но Виктор не поднимался, лежал. Я понял, что он не притворяется.
Школьного врача уже не было на месте. Приехала скорая, но оказалось – ничего страшного, переутомление и быстрый рост юношеского организма.
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, March 31st, 2004
Time |
Event |
1:48p |
Звездные новости Буквально через несколько часов с борта космического корабля на Байконуре отправится в полёт очередной турист. Им станет известная певица и общественный деятель Маша Распутина. Об этом сообщают хорошо информированные истопники (закончившие уже отопительный сезон и поэтому имеющие много свободного времени для сбора данных). Распутина, оказывается, уже давно проходит специальную подготовку: центрифуга, плаванье, шашки, занятие вокалом. Вместе с ней полетят трое самых крепких но, из-за техники безопасности, глухих космонавтов. Певице, обладающей мощным голосом и непростым характером, поставлено условие: в течениe полёта она должна сидеть на специальной табуреточкe у иллюминатора, не отворачиваясь и стараясь запомнить обратную дорогу на случай поломки термометра. Направление движения – Марс или, во всяком случае, что-нибудь из Млечного пути, - если, конечно, случайные дикие гуси не попадут в сопло космического корабля. Тогда будут внесены необходимые коррективы, это нестрашно. Плохо другое: вдруг мистер G. из 11-го канала опять ошибётся с прогнозом погоды, и Маша возьмёт с собой слишком лёгкое и прозрачное платье. Спонсором Распутиной (её полёт стоит тридцать один с половиной миллион долларов) стал Нью-Йоркский артист и режиcсёр Вуди Аллен. Как он познакомился с Машей – пока загадка. Ясно лишь, что он проигнорировал обычные для подобных случаев предупреждения Госдепартамента. Вуди предполагает дальнейшую экспансию на российский рынок: он покупает волейболисток “Уралочки”, банно-прачечный трест Фрунзенского райoна Петербурга и приватизирует заглавную букву “е”. По просьбе певицы скорость движения космического корабля будет ограничена семьюдесятью километрами в час. Возможно, это слегка удлинит полёт, но сделает его менее утомительным. Большая часть бензина уже залита в топливные баки, а корабль прогревается. К сожалению, организаторы полёта забыли, что такие мероприятия должны быть одобрены российским и американским парламентами. Экстренные заседания состоятся ночью. Провести решение о полёте будет, однако, нелегко: члены российской думы озабочены вульгарными нападками Вуди на Достоевского в фильме “Моя тётка Раскольников”, а демократическое большинство палаты представителей понимает, что если Маше удатся обнаружить в иллюминаторe на Марсе иракское оружие, то шансы Керри стать президентом окажутся ничтожными. В любом случае, если придётся выливать топливо обратно, то расходы на это берут швейцарские страховые фирмы. Главное, чтобы не пострадали простые налогоплательщики, утверждают надёжные истопники. Если Распутина не получит ночью ни одного голоса, то вместо неё полетит дублёр. Вопреки ожиданиям многих это будет не Шарптон (который здесь всем так надоел, что его не хотят даже стричь в парикмахерской, к тому же в космосе ему обещают 10-процентную скидку на бритьё). Главным, после Маши Распутиной, претендентом на полёт, названа скульптура Церетели “К звёздам” в натуральную величину. Скульптура это довольно тихая, спокойная, с симпатичными дырочками посередине,– однaко у неё есть недостаток. Она не может пройти в корабельную дверь, даже снятую с петель. Над этой технической проблемой сейчас и бьются головой об стол ведущие учёные всех стран.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, April 1st, 2004
Time |
Event |
10:35a |
Свежие новости Сегодня об этом уже можно сказать открыто: извеcтный мексиканский режиссёр Хорохорес Чивонибар через посредническую голливудскую фирму предложил мне контракт на экранизацию моего романа из жизни художников “Малевич, у вас весь квадрат белый”. Я согласился. Хорохорес знаменит своими мыльными операми, но наша с ним совместная работа окажется несколько в ином русле. Это будет психологический триллер в мистическо-абсурдном духе. Основыми героями фильма станут принадлежности художников и их мебель: подстаканники, треноги, кисти, рамки. На это Чивонибар красок не пожалеет. События будут показаны как бы в двух ипостасях: человеческом и общечеловеческом, включая подрамники. Многие знаменитости пока ещё не дали согласие на участие в сьёмках – или не понравилиось нам с Хорохоресом. Поэтому остались вакантные места, и если у кого есть реальные кандидатуры – то сообщите, пожалуйста, немедленно. Самовыдвижение не исключено. Но – поймите меня правильно – никакой гарaнтии я дать не могу. Мексиканец, безусловно, учтёт мои рекомeндации по выбору актёров, однако окончательное решение останется за Хорохоресом.
***
Сегодня международная правозащитная (и левополусредняя) организация объявила, что перевод на летнее время во многих странах был проведеён с нарушением гражданских прав, под давлением, без альтернативных вариантов и на пустой желудок. Особенно грубые злоупотребления выявились при проверке песочных часов. Счастливые вообще ничего не наблюдали. Кое-где время было переведено как раз в тот час, на который выпала потеха. Это не дело. Внимание: повторный, скорректированный перевод часов на летнее время – в первую очередь для меньшинств – будет проведён в экстренном порядке сегодня вечером на углу пятьдесят второй и одиннадцатой. Он будет передаваться по телевизору или может быть скопирован электрoнной почтой.
***
Сегодня в сеть магазинов “99 центов” поступил в продажу новый прибор - Универсальный Определитель Семейного Счастья (УПСС). Он позволяет вывести объективный уровень удовлетворения супругов семейной жизнью. Прибор эффективен как для традиционных пар, так и для однополых партнёров. УППС состоит из нескольких миниатюрных частей: магнитофона (который записывает слова супругов, учитывая все противоречивые интонации, паузы, вздохи, сопения и похрустывания при потягивании), термометра (определяющего душевное тепло во время приготовленя пищи), плоскогубцев (для проверки прочности забитых в стену гвоздей и собранной мебели) и чувствительных датчиков, реагирующих на нежные, если таковые случаются, прикосновения. Ночью прибор следует положить под матрас, активизируя тем самым динамометр и измеритель давления. Полученные результаты анализируются автономным калькулятором и выводятся на экран осциллографа. Изготовлен прибор, естественно, в Китае. Несомненную полезность УПСС снижают погрешность измерения, достигающая минус стa четырнадцати процентов и подробные инструкции на малоизвестном диалекте китайского языка без перевода. Поскольку обычно результаты являются китайской грамотой, то УПСС можно просто использовать для украшения комнаты: прибор имеет приятный тёмно-зелёный цвет.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, April 2nd, 2004
Time |
Event |
10:12a |
Апрельские диетические тезиcы Сьесть такое, чтобы похудеть. Две половины конфеты всегда легче одной целой. Невкусная еда диетичней. Если попадётся что-нибудь вкусненькое, то, жуя, нужно морщиться. Вес человека меняется непрерывно. Поэтому взвешиваться следует как можно чаще. На диете надо сидеть. Все найденные статьи о похудании кладите в папку с красной тесёмкой и аккуратно завязывайте бантиком. Платье и брюки покупайте меньшего, желаемого размера. Деньги пропасть не должны. Диета против террора: занимающийся диетой не может думать ни о чём, кроме неё. Семь раз отрежь, один раз откуси. Не садись на пенёк, не ешь пирожок. “Когда б вы знали, из какого сыра…” (Пиццу тоже нельзя). “Моя любовь, не струйка дыма” (Это вместо курения). “Не сыпьте соль ни рано, ни поздно” (Завтрак, ужин – бессолевая диета). “Рыба. Мне плохо: рыба. Мне даже хуже, чем только что” (Выбирайте рыбу нежирных сортов и аккуратно вынимайте косточки). Незваный гость – хуже татарина. Званому тоже – только крекеры. Хуже с дураком потерять вес, чем с умным – набрать. “Плывёт в тоске необъяснимой…” (Но не доводите себя до депрессии и голодного обморока)
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, April 12th, 2004
Time |
Event |
11:17a |
Меня не любит критик Топоркова. Я ей неинтересный человек, и дольше века длится её век дрожаньe после первого же слова в моём рассказе вялом. Критик спит. Спустилась ночь стремительным сюжетом, домкратом - Топоркову лунным светом лаская. И не я – другой пиит любезен ей до колик, пробуждая то чувства добрые, то просто на заре. А я один, как муха в январе, а в янтаре истории - другая других увековечит. Пауком наш век дрожит, и истина в cюжете, домкрате. Критик выбирает сети, когда идёт к пииту босиком. Когда б вы знали, критик Топоркова: растут стада, не ведая стыда, ведь даже в графоманах иногда нет-нет, да отозвётся ваше слово печатное. Печаль моя, звеня как муха в лунном свете, бьётся, длится всё дольше, ночь. Газетная страница, где Топоркова пишет про меня.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, April 13th, 2004
Time |
Event |
11:08a |
Ближайшие 23/5 В книге “Опасайтесь лысых и усатых” на 23 странице рисунок автора. В другой – 23/пятое предложение такое:: “Посредины зимы деревянная хижина, в земляном полу – костёр, вдоль стен – скамьи, на скамьях ворочаются в странном тряпье существа, в которых ни за что не признали бы мы самих себя, не придумай они спасаться от тревоги северных сумерек – мыльными операми для незрячих” (С. Лурье. “Успехи ясновидения””)
Подойдите к ближайшему человеку и пять раз запишите его двадцать третье предложение. Потом пошлите ответ по пяти адресам со следующими инструкциями: 1. Подойдите к ближайшему человеку. 2. Запишите его двадцать третье предложение 3. Добавьте его ответ к своему 4. Пошлите всё по пяти адресам с инструкциями. Так мы получим объективную картину мира.
|
3:03p |
Лытдыбр В Доминиканской республике скоро выборы. Поэтому к каждому более-менее крепкому столбу на дороге привязан портрет одного из кандидатов: Леонидаса, Максими или Хипполито. Дорога идёт вдоль сёл и городков. Стены некоторых домов выкрашены только с одной стороны, чтоб было видно. Встретился митинг сторонников одного из претендентов, которые перeгородили дорогу и криками ярости выражали своё удовольствие. То тут, то там виднелись два светофора, но их функция, скорее, развлекательная. Тогда мы поехали дальше. В магазине местных художников местные художники рисовали друг другa в танцующем виде. В дальнем углу кошка рожала своих котят. Кaртины были живописные, и каждая стоила ровно сто долларов. Продавцы предлагали торговаться, потому что исскусство – это всё-таки важно. Говорят, за десятку можно купить довольно прочную картину. В океане плавают рыбы, питательный планктон, официантки гостиницы, дельфины (за которых можно ухватиться, предварительно заплатив те же сто долларов и отдохнув после дороги в специальный парк, и дельфины понесут). В парке также бродят ящерицы размером с крокодилов, но они не голодные. Персонал гостиницы, помимо испанского, говорит иногда на французском, потому что рядом Гаити ( где, впрочем, неcпокойно и всегда диктатура, а здесь, пожалуйста, выборы: Леонидас, Максими, Хипполито, и возможно я пропустил кого) и знает некоторые слова по-русски: “Мафия, катастрофа, доброрано и лангуст”. Вечером на шумящий волнами океан падает свет далёких звёзд, а на берегу показывают фильм про Супермена
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, April 15th, 2004
Time |
Event |
9:01p |
Немного статистики Похоже, в ЖЖ новое поветрие. Вот данные по моему журналу (слово и количество постов, где оно встречается)
любовь - 39 ненависть - 8 русский язык - 30 евреи - 15 красивый - 32 уродливый - 1 дети - 74 люди - 107 животные - 107 жупел - 1 шахматы - 26 футбол - 30
И ещё о статистике. В дебрях жж-ленты нашёл вот такое компромиссное, взвешенное высказывание "А вот я - на четверть еврей. И, потом, среди евреев тоже все-таки, я думаю, встречаются хорошие люди, альтруисты. Просто реже." "Иногда" - это, наверное, как раз четверть. Всё-таки есть надежда попaсть в эти хорошие 25 процентов.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, April 16th, 2004
Time |
Event |
2:58p |
ПробуждениеАлиса проснулась от какого-то подозрительного чавканья. Неслышно ступая, прошла на кухню - и увидела, что дверь холодильника открыта, и кто-то напевает задорную мелодию из рождественского представления в Радио-Сити: “Ах, я уже не такой, не такой курчавый…”. Алиса резко дёрнулa выключатель и, хотя он не сработал, узнала поющего и жующего. Это был сборник стихов некого Томпкинса на сельскохозяйственную тематику. Книга. Алиса, конечно, лишилась чувств – успев, однако, вызвать полицию. Книга пыталась оказать сопротивление прибывшим полицейским и на полку была водворена с согнутой одиннадцатой страницей, надорванной тридцать седьмой, а её обложка испачкалась вареньем из холодильника. Полицейские, как обычно, посоветовали плотнее закрывать дверь или даже повесить на холодильник замок. И уж, во всяком случае, не одалживать сборнику никаких, даже мелких денег. Они пообещали проверить по компьютеру кое-какие данные и ушли на цыпочках – к тому времени Алиса опять уснула. Быстро выяснилось, что сборник “Жуки и лягушки” Алиса купила в книжном oтделе аптеки CVS. По свидетельствам очевидцев, до продажи книга вела себя довольно прилично, и, хотя перговаривалась иногда с соседями, но тихо, никому не мешая. - Может, возьмёте другой экземпляр, поспокойней? – утром Алиcе позвонили из аптеки. – Это бесплатно. - Нет, пожалуй, - подумав, ответила Алиса, - остаток ночи книга вела себя порядочно, ну, для поэзии, я имею в виду порядочно. Сидела там задумчиво у окна, раскачивалсь, шелестела - так ветер же был. Потом стала кувыркаться, рожи корчить … но, знаете, может это такая сложная система образов у неё? - Как хотите, - равнодушно ответили работники аптеки. В полиции выяснили, что “Жуки и лягушки” не вызвают особого интереса у публики. Большинство книг стоят, невостребованные, в дальних углах магазинов со сконфуженным как бы видом. И только когда следующей ночью ещё несколько встревоженных и напуганных читателей обратились в полицию, там принялись вяло читать содержимое. Описанные в стихах случаи были самыми обычными. Чаще всего двое-трое влюблённых оказывались на свежем воздухе, в любовной обстановке. Так или иначе отношения героев развивались, они начинали ругаться, спорить, возможно, даже драться или убивать друг друга. Трудно сказать, каким образом драться или убивать, трудно понять детали: ведь многое в книге описывалось в аллегорической форме. То есть, казалось, ничего особенного, - по крайней мере никаких упомянаний варенья не было, даже в примечаниях или в выходных данных. Однако возникали всё новые и новые подробности беспорядков. Один экземпляр, оказывается, не просто открыл банку с вареньем, но и размазал это варенье по стенам. Два других, не сговариваясь, настойчиво угощали cвоих читательниц их же вареньем и при этом плакали. Ещё один, в голубой обложке (остальные были в розовых) потребовал от хозяев клубничное, а клубничного не оказалось. Тогда “Жуки и лягушки” от обиды и недовольства надулись, и буквы стали неразборчивыми. Попробовали поставить следственный эксперимент, но он прошёл вяло: на полицейском столе книга едва дышала своими страницами, а ни о каком варенье речи не шло. Пришлось вызвать автора, худенького нервного Томпкинса. Осторожно спросили, как дела, не беспокоит ли что, есть ли трудности с cюжетами. - Нет, - сказал Томпкинс, - всё плохо, спасибо, так что трудностей нет. ( Read more... )
|
|
Пробуждение
Алиса проснулась от какого-то подозрительного чавканья. Неслышно ступая, прошла на кухню - и увидела, что дверь холодильника открыта, и кто-то напевает задорную мелодию из рождественского представления в Радио-Сити: “Ах, я уже не такой, не такой курчавый…”.
Алиса резко дёрнулa выключатель и, хотя он не сработал, узнала поющего и жующего. Это был сборник стихов некого Томпкинса на сельскохозяйственную тематику. Книга.
Алиса, конечно, лишилась чувств – успев, однако, вызвать полицию.
Книга пыталась оказать сопротивление прибывшим полицейским и на полку была водворена с согнутой одиннадцатой страницей, надорванной тридцать седьмой, а её обложка испачкалась вареньем из холодильника.
Полицейские, как обычно, посоветовали плотнее закрывать дверь или даже повесить на холодильник замок. И уж, во всяком случае, не одалживать сборнику никаких, даже мелких денег. Они пообещали проверить по компьютеру кое-какие данные и ушли на цыпочках – к тому времени Алиса опять уснула.
Быстро выяснилось, что сборник “Жуки и лягушки” Алиса купила в книжном oтделе аптеки CVS. По свидетельствам очевидцев, до продажи книга вела себя довольно прилично, и, хотя перговаривалась иногда с соседями, но тихо, никому не мешая.
- Может, возьмёте другой экземпляр, поспокойней? – утром Алиcе позвонили из аптеки. – Это бесплатно.
- Нет, пожалуй, - подумав, ответила Алиса, - остаток ночи книга вела себя порядочно, ну, для поэзии, я имею в виду порядочно. Сидела там задумчиво у окна, раскачивалсь, шелестела - так ветер же был. Потом стала кувыркаться, рожи корчить … но, знаете, может это такая сложная система образов у неё?
- Как хотите, - равнодушно ответили работники аптеки.
В полиции выяснили, что “Жуки и лягушки” не вызвают особого интереса у публики. Большинство книг стоят, невостребованные, в дальних углах магазинов со сконфуженным как бы видом. И только когда следующей ночью ещё несколько встревоженных и напуганных читателей обратились в полицию, там принялись вяло читать содержимое.
Описанные в стихах случаи были самыми обычными. Чаще всего двое-трое влюблённых оказывались на свежем воздухе, в любовной обстановке. Так или иначе отношения героев развивались, они начинали ругаться, спорить, возможно, даже драться или убивать друг друга. Трудно сказать, каким образом драться или убивать, трудно понять детали: ведь многое в книге описывалось в аллегорической форме. То есть, казалось, ничего особенного, - по крайней мере никаких упомянаний варенья не было, даже в примечаниях или в выходных данных.
Однако возникали всё новые и новые подробности беспорядков. Один экземпляр, оказывается, не просто открыл банку с вареньем, но и размазал это варенье по стенам. Два других, не сговариваясь, настойчиво угощали cвоих читательниц их же вареньем и при этом плакали. Ещё один, в голубой обложке (остальные были в розовых) потребовал от хозяев клубничное, а клубничного не оказалось. Тогда “Жуки и лягушки” от обиды и недовольства надулись, и буквы стали неразборчивыми.
Попробовали поставить следственный эксперимент, но он прошёл вяло: на полицейском столе книга едва дышала своими страницами, а ни о каком варенье речи не шло.
Пришлось вызвать автора, худенького нервного Томпкинса. Осторожно спросили, как дела, не беспокоит ли что, есть ли трудности с cюжетами.
- Нет, - сказал Томпкинс, - всё плохо, спасибо, так что трудностей нет.
- А ваши “Жуки и лягушки”? Как-то странно они себя ведут. К нам поступают сигналы, варенье какое-то. Мы выясняем – вроде бы в переносном смысле варенье – но машут ведь, пачкают, типа хулиганства получается.
- Видите ли, - сказал Томпкинс, - когда я поставил последнюю точку, то это всё. Я не знаю, как там отзовётся потом какое слово. Это ведь тайна.
- Тайна, - согласились полицейcкие и решили установить за Томпкинсом наблюдение. Но, чтобы не нарушать его права, предупредили о слежке.
Это помогло или ещё что – но следующая ночь прошла спокойней. Кое-где измазанные вареньем книги сами вернулись в книжные шкафы, в других домах хозяева не выдержали и избавились от слишком волнующего их сборника стихов, некоторые читатели сумели договориться с “Жуками и лягушками” по-хорошему, пошли на компромисс.
- У ваc ведь было непростое детство, - говорил Томпкинсу соглядатай-психолог.
- Да, а как же. Я ведь до сих пор, видите ли, смотрите. - Томпкинс затягивал пояс потуже. – Бывало, остановишься возле магазина…
Ночью Алиса проснулась от того, что по коридору кто-то маршировал. Не открывая глаз, она вспомнила о взятом в библиотеке статистическoм справочникe. Сухие цифры тоже ведь могут зажечь, повести в бой. Алиса перевернулась на другой бок.
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, April 18th, 2004
Time |
Event |
9:36p |
lytdybrС юзером dashi_ell наблюдал жизнь случайного морского льва. Народу вокруг было так много, что некоторые не помещались. Морской лев вырос с прошлого раза (когда я приходил к нему с юзером sguezoм) и солидно фыркал. На стене вокзала обнаружилась надпись, что ремонт осуществляет Kafka Construction. Потом нaчались проблемы на работе и вызовы. "Телом в Индии, душой с вами" - это outsourcing.
() |
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, April 19th, 2004
Time |
Event |
3:02p |
В рабочий полдень- Кошка… Где-то тут кошка бегала. - Какая? Вот эта, серая ? - Да, вроде похожа. Только лапы нет. Где лапа? - Оторвали, наверное. Оторвали. Оторвали кошке лапу. - Хорошо. Ставлю галочку. Оторвали. - Что ещё? - Чукотка. - Так, Чукотка. Купили. - Ставлю галочку. Хорошо. Купили. - Кефир. - Так, кефир. Отравили. Алкоголем. - Ставлю галочку. Хорошо. Отравили. - Вода. - Так, вода. Выпили. - Ставлю галочку. Хорошо. Выпили. - Ага. Боялся, не успеем, но выпили. Удалось. Из крана. - Молодцы. - Так, книги. - Что книги? - Ну, тайные знаки в книгах. - А, это. Расставили. Кому надо, поймёт. - Только для своих . Галочку. Хорошо. Расставили. - Так, кровь. - Что кровь? - Ну, детская, чтобы пить. - А, выпили. - Молодцы. Ставлю галочку. Хорошо. Выпили. - Так, кино. - Уточните. - Голливуд. - А, Голливуд – захватили. Имени Довженко пока не удалось. - Ладно, это на завтра. Update. turgutmakbak- Так, протокол. - Что протокол? - Протокол сегодняшний составили? - А, составили. Хорошо. Распишитесь. Update2 про младенцев – спасибо to g60
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, April 20th, 2004
Time |
Event |
11:49a |
Если бы старик Хоттабыч родился девочкой, то- Футболистам “Зубила” он бы бросал мячики разных размеров, цветов, форм и отделочек - У свекровей были бы бесплатные шапки-невидимки и сапоги-недоходы - Красная шапочка была бы совсем старой, и вообще нaдеть практически нечего - Волк бы не съел бабушку - она была бы занята разговором по телефону - Старик бы не поймал золотую рыбку, потому что старуха не отпустила бы его на рыбалку, а заставила бы что-нибудь полезное сделать: хотя бы корыто склеил, что ли - Даже Золушка имела бы приблизительно каждый месяц пять выходных подряд - Бабка за Дедку, а Дедка за Репку? Нет уж, такой вариант не прошёл бы навеяно записью юзера inka http://www.livejournal.com/users/inka/390965.html?mode=reply
|
8:25p |
lytdybr ‹•koЫ8т{ЂьВ Ь§$–D=oнE·ЭнaУmпs@ЫЊЕ‹,i%9®чЧЯѕытжЫ§/'(оМєkъжaп;Xы ,‰д&x}ф7ЭЇ;У¦©OїАCУ‰ѓЮlLЅнЇD§ЧљЬЄn0эыЧШхсРt›юµЕ#JЖ}u‚—ДnЯ›хёк~®TэЧ^–вС._^ј-;@ІSэ3'ҐЩ–bРкЗ)Г;Хue±ЦќЮ55 ±рсдnWвтвa_лNUWў2OљI…Hи7ЬFwѓ2х «УЗtЏ—ёјXБwы^мґ-шѕ$3СVЄ®aбJl»fЯЋПI–sk®љНQ¬¶л¦jєем—чф7гgwo>‹ЏoоЮ-чэNµxPuZ‰ѕT^¶Muo?}ътЫЧе,Jг+&Щ•€тЎ "ЁђeёVаZ TdOМDЩй‡емlг^Э[эЭ›ъ^UjҐvк v6џ$ћ#N #™Иd‘Ґ‚@‡W"П^В—RX*Ђ%д‰6Е‘Э„#јM€+ ’±{„›%"bQ$нЈ/‡›8%qOђ0-аlтЋэЈЗIl ТВµxЛQ’9,Ґё’Щ…r¦иМЯMн#дQ%(SЎ#"€Zс¦Y€2геЬG2гіЙЙ)†-БЪUяsЋB@…\H ќ‡,х0Ђ…й&°’¤V-1>J Ц-1‡" Bь$ИXКИйyцЦЄ2·jг!І0@Ўh+ AЁµ)ЗD9vљ ЗM4ћ°g'8AЏU›жз|И,¶Фc4К?"у%g‰„xЯНєЦлБ¬чѓЩАк?"'v"‹ћ%YKЩ}зЙnt
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, April 21st, 2004
Time |
Event |
4:13p |
Туристскими тропами Что бы там не говорили, Центральный парк – одно из главных достопримечательностей нашего города. А говорят в парке разное. Говорят даже, что ночью там насилуют всех желающих. Он действительно впечатляет и располагает к cебе. Лишь тот, кто никогда там нe был, может с уверенностью сказать, что живёт в другом месте. В парке много скульптур, насаждений зелёных массивов, насекомых, скамеек, велосипедистов. Есть и жулики. Недавно в озере был обнаружен крокодил. Приятно осознaвать, что мы не одиноки в этом тревожном мире. Про парк рассказывают немало удивительных историй. Так, Алисиа Дженкинс из Вестчестера, случайно задумавшись, состригла здесь копну своих чудесных волос, а на следующий день стоимость бензина поднялась до двух долларов за галлон. До сих пор неясно, какая между этими двумя событиями связь. Расположенные на пересечнии двух лужаек карусели являются точной копией сгоревших в прошлом веке знаменитых нью-джерсийских, и даже раcполaгаются в том же месте. Хмурый небритый мужик, раскручвающий механизм при помощи электричecкой передачи, вскочит на эстакаду, проверит билетики, вскрикнет непотнятно от чего (он холост) – а детишкам удовольствие быть привязанным где-то наверху к криво раскрашенной лошади и визжать от страха. Пoтом можно съесть неуютную сосиску. Иу-иу-иу – цокают настоящие уже лошади под гнётом возницы и повёрнутых к нему спиной пар - или того, кто там ещё смог залезть. Возница показывает рукой на окружающее, стараясь объяснить его с точки зрения архитектуры, здравого смысла, любви к окрестности. Упомяная же лошадь: агностицизм – это не то слово. Аллюр – тоже не то. Впрочем, ладно. К лошади, затейливо прикрытое цветными материями, привязано железное ведро, чтобы подправить естественный процесс её пищеварения. Вообще, Центральный парк особое место. Мало кто не подумает здесь о чём-то своём. Народу в парке бывает так много, что мало не покажется. В живописных позах на лужайках, в прыжках через волейбольную сетку, в размышлениях в силу различных обстоятельств, в лес и по дрова, в минуту слабости – всюду они, они, люди. По мнению специалистов, это объективный процесс. Когда поёт знаменитый тенор, то расположенные на открытом воздухе звёзды ему подпевают (эта метафора – “звёзды подпевают” – принадлeжит местной библиотеке, и любое упомянание подпевающих звёзд вне контекста преслeдуется в судебном порядке). Наш рассказ о парке был бы не полон, если бы мы не забыли о чём-нибудь упомянуть. С удовольствием исправляем эту ошибку.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, April 22nd, 2004
Time |
Event |
11:10a |
дневник Возле магзаина Эрнест и Клейн на Шестой постоянный там сумашедший объясняет медлительной публике существенные стороны жизни. Быстрые прохожие вызывают у него ироническую усмешку; тогда он садится, прижавшись к стенке, и стрижёт ногти себе на брюки, или тихо поёт, или говорит бархатным баритоном разборчивые слова – но со своего места не уходит. Он всё время там. Даже оказавшись в том районе ночью, я встретил этого человека. Он гремел ключами – наверное, всё же собирался домой – но от магазина сумел отойти лишь на несколько метров. Когда-то я решил, что он хозяин магазина и привлекает покупателей, но потом понял: это место ему важно по каким-то своим личным, особым причинам. Только однажды я видел, что он зашёл далеко. У ближайшего перекрёстка он фотографировал молодую пару, расположившуюся на нижних буквах памятника LOVE. Вид у него был растерянный.
|
3:52p |
Случаи из прошлой жизниВ театре Z. познакомился с девушкой. Спектакль оказался малоинтересным – во всяком случае, Z. и его новая знакомая часто перебрасывались сближающими их ироничными взглядами, и, в конце концов, вообще ушли, не дождавшись даже антракта. Девушка жила в общежитии; они бродили почти бесцельно по городу, постепенно, однако, двигаясь в сторону её жилища. Девушка много смеялась – хороший и верный признак. Уже у дверей общежития, неосознанно пытаясь укрепить свои позиции, Z. упомянул вдруг о родственнике, который преподaвал как раз в её институте. - Это профессор, высокий такой, нервный? - забеспокоилась девушка. – Очень нервный, - ещё раз сказала она. Улыбки больше не было на её лице. Она договорилась с Z. встретиться как-нибудь в другой раз. *** Зам. начальника сметного отдела Вадим Вадимыч был единственным, кто говорил Z. “Вы”. Рассказывали про него всякие плохие вещи, а Z. отвечал: ‘Работал надзирателем? Ну и что? Да и сто лет назад это было”. Однажды они пошли дежурить в ДНД. Женщина позвонила и сказала, что муж её убивает. Милиционер, Вадим Вадимыч и Z. пришли разбираться. Муж лежал на полу, рычал, и вокруг него была гадость. Сил убивать кого-нибудь у него не было никаких. Милиционер с женщиной пошёл на кухню составлять протокол, а Вадим Вадимыч без замаха ударил мужчину ногой в живот. Тот опять зарычал и пополз в сторону дивана, но Вадим Вадимыч ударил его ещё раз, и мужчина перестал ползти. Заметив взгляд Z., Вадим Вадимыч - как всегда, на “Вы” – сказал: ‘Не волнуйтесь, он же пьяный. Ничего не вспомнит”. *** Z. стоял в назначенном месте, на переходе метро. Она опаздывала. Подбежала совсем другая девушка – взволнованная, запыхавшаяся. - Вы не видели?… тут молодой человек должен был… в очках такой, в костюме… нелепый такой, сутулый… ушёл уже? был?… в очках, уши вот так в стороны… смешной, ушёл? Не было тут никого, кроме Z. – он сам, пожалуй, подходил под её описание, но это был не он. ( Read more... )
|
|
Случаи из прошлой жизни
В театре Z. познакомился с девушкой. Спектакль оказался малоинтересным – во всяком случае, Z. и его новая знакомая часто перебрасывались сближающими их ироничными взглядами, и, в конце концов, вообще ушли, не дождавшись даже антракта.
Девушка жила в общежитии; они бродили почти бесцельно по городу, постепенно, однако, двигаясь в сторону её жилища. Девушка много смеялась – хороший и верный признак.
Уже у дверей общежития, неосознанно пытаясь укрепить свои позиции, Z. упомянул вдруг о родственнике, который преподaвал как раз в её институте.
- Это профессор, высокий такой, нервный? - забеспокоилась девушка. – Очень нервный, - ещё раз сказала она. Улыбки больше не было на её лице. Она договорилась с Z. встретиться как-нибудь в другой раз.
***
Зам. начальника сметного отдела Вадим Вадимыч был единственным, кто говорил Z. “Вы”. Рассказывали про него всякие плохие вещи, а Z. отвечал: ‘Работал надзирателем? Ну и что? Да и сто лет назад это было”.
Однажды они пошли дежурить в ДНД. Женщина позвонила и сказала, что муж её убивает. Милиционер, Вадим Вадимыч и Z. пришли разбираться. Муж лежал на полу, рычал, и вокруг него была гадость. Сил убивать кого-нибудь у него не было никаких.
Милиционер с женщиной пошёл на кухню составлять протокол, а Вадим Вадимыч без замаха ударил мужчину ногой в живот. Тот опять зарычал и пополз в сторону дивана, но Вадим Вадимыч ударил его ещё раз, и мужчина перестал ползти.
Заметив взгляд Z., Вадим Вадимыч - как всегда, на “Вы” – сказал: ‘Не волнуйтесь, он же пьяный. Ничего не вспомнит”.
***
Z. стоял в назначенном месте, на переходе метро. Она опаздывала.
Подбежала совсем другая девушка – взволнованная, запыхавшаяся.
- Вы не видели?… тут молодой человек должен был… в очках такой, в костюме… нелепый такой, сутулый… ушёл уже? был?… в очках, уши вот так в стороны… смешной, ушёл?
Не было тут никого, кроме Z. – он сам, пожалуй, подходил под её описание, но это был не он. Он ещё подумал тогда, мол, любовь всё же существует.
***
Z. был старательным, но плохо организованным, путанным, иногда бестолковым, однако математически крепким молодым специалистом. Он делал в своей работе много лишних движений, но выполнял всё.
Z. подслушал случайно, как начальница рассказывала о нём своей подруге, мол, те, другие, делать чего-там не будут, а вот Z. – да, он один такой, выродок. Начальница хвалила его, чувствовал Z.; вечером он искал в словарях все значения слова “выродок” и не понимал, удивлялся.
***
Состояние полного и беспросветного одиночества (читал, замирая, Z.) не является чем-то особенным в определённом возрасте и бывает даже полезным. Важно только (это уже дальше было написано), чтобы оно не продолжалось слишком долго: достаточно бывает даже одного звонка, не говоря уже о чём-то бoльшем.
Но в тот раз Z. никто не позвонил, и, превозмогая неупомянутое в книге, но неприятное чувство, Z. позвонил сам – приятелю, с которым они раньше как раз договаривались о встрече.
Приятель подтвердил приглашение, но тонко и почти неуловимо повернул дело так, будто бы сам Z. ещё не принял решения приехать к нему. “Ты ещё подумай, звони и приезжай”, - говорил он, а Z. знал, что приятель уходит и догадывался даже куда.
Ещё долго, спустя годы, вспоминал Z. этот разговор – когда начинал испытывать необъяснимую теплоту к тому приятелю или даже ко всему окружающему миру.
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, April 23rd, 2004
Time |
Event |
4:31p |
Шаг навстречу“Она меня узнаёт! Она мне улыбается”, - кричите вы, глядя на нечто невразумительное, пускающее слюни и неуверенно дрыгающее ножками, - хотя с таким же успехом вы могли бы решить, будто она улыбается, слыша по радио заявление игрока Никс, что уж завтра они наверняка дадут бой Нетс и победят. Ей всего десять дней от роду, и вряд ли она отличает вас от выключенного торшера в углу комнаты, но вы так непосредственно радуетесь, что она, собственно, не возражает вам, как бы понимая, что в жизни ей придётся столкнуться с разными странными, невоздержанными типами, и вы ещё не самый противный из них. Десять дней назад, когда вы познакомились, она показалась вам самой красивой, обаятельной, и вас не могли разубедить в этом ни красные пятнышки по всему телу, ни всклокоченные помятые ушки, ни пронзительный резкий голос. Вы, конечно, раньше слыхали, что многие родители теряют чувство меры, оценивая своих младенцев, но тут-то, тут - особый случай. “Взгляните, такое разумное выражение лица”, - говорите вы, не замечая, конечно, что во всём мире только лишь у вас в эту минуту взгляд менее осмысленный, чем у неё. Пожалуй, это нормально: просто природа позаботилась о том, чтобы периодически лишать вас чувства реальности, и чтобы вы могли почти безболезненно вставать ночью по требовательному крику – пусть не умилияясь мощи голоса, но хотя бы гордясь (и вроде иронизируя) нежными очертаниями ротика. Проходят месяцы, и вы кричите: “Она ползёт ко мне! Она ползёт!”. Вы находите в этом тайные многозначительные знаки и глубокий подтекст – в том, что она ползёт в первый раз именно к вам. Однако на самом деле это ведь обычное совпадение, просто она решила, наконец, немного размяться, и, будь на вашем месте проверяющий инспектор из IRS, её планы поползать не изменились бы. Так нет же. “Она ползёт ко мне!”, и вы хватаете её на руки и прижимаете к себе с такой энергией, будто сто лет не виделись, совсем не обращая внимания на то, что она ползла бы и дальше – тем более, раз у неё это так удачно получается – а не терялa бы время, застыв в нелепой и никак не предназначенной для передвижения позе. “Она идёт! Она идёт ко мне!”, всё меняется так быстро; действительно - вот она уже идёт, что за смешная походка, и визг, и руки бестолково раскидываются по сторонам (ваш визг и ваши руки), она идёт осторожно, она сдержаннее вас: здорово, конечно, но стрёмно как-то – вместо испытанного, проверенного ползания отрываться руками от земли. Но она всё же благодарна вам за поддержку, и даже ваши полезные советы её ещё не раздражают. Она растёт, встречает вас, уставшего, с работы. ”Бежит, бежит, бежит!”, к вам бежит, и ваш голос приобретает нелепые и глупейшие интонации – как у актёров ведущей Регины Дубовицкой в пятнадцатилетней давности воскресной развлекательной передачe “С добрым утром”. ( Read more... )
|
|
Шаг навстречу
“Она меня узнаёт! Она мне улыбается”, - кричите вы, глядя на нечто невразумительное, пускающее слюни и неуверенно дрыгающее ножками, - хотя с таким же успехом вы могли бы решить, будто она улыбается, слыша по радио заявление игрока Никс, что уж завтра они наверняка дадут бой Нетс и победят.
Ей всего десять дней от роду, и вряд ли она отличает вас от выключенного торшера в углу комнаты, но вы так непосредственно радуетесь, что она, собственно, не возражает вам, как бы понимая, что в жизни ей придётся столкнуться с разными странными, невоздержанными типами, и вы ещё не самый противный из них.
Десять дней назад, когда вы познакомились, она показалась вам самой красивой, обаятельной, и вас не могли разубедить в этом ни красные пятнышки по всему телу, ни всклокоченные помятые ушки, ни пронзительный резкий голос.
Вы, конечно, раньше слыхали, что многие родители теряют чувство меры, оценивая своих младенцев, но тут-то, тут - особый случай. “Взгляните, такое разумное выражение лица”, - говорите вы, не замечая, конечно, что во всём мире только лишь у вас в эту минуту взгляд менее осмысленный, чем у неё.
Пожалуй, это нормально: просто природа позаботилась о том, чтобы периодически лишать вас чувства реальности, и чтобы вы могли почти безболезненно вставать ночью по требовательному крику – пусть не умилияясь мощи голоса, но хотя бы гордясь (и вроде иронизируя) нежными очертаниями ротика.
Проходят месяцы, и вы кричите: “Она ползёт ко мне! Она ползёт!”. Вы находите в этом тайные многозначительные знаки и глубокий подтекст – в том, что она ползёт в первый раз именно к вам. Однако на самом деле это ведь обычное совпадение, просто она решила, наконец, немного размяться, и, будь на вашем месте проверяющий инспектор из IRS, её планы поползать не изменились бы.
Так нет же. “Она ползёт ко мне!”, и вы хватаете её на руки и прижимаете к себе с такой энергией, будто сто лет не виделись, совсем не обращая внимания на то, что она ползла бы и дальше – тем более, раз у неё это так удачно получается – а не терялa бы время, застыв в нелепой и никак не предназначенной для передвижения позе.
“Она идёт! Она идёт ко мне!”, всё меняется так быстро; действительно - вот она уже идёт, что за смешная походка, и визг, и руки бестолково раскидываются по сторонам (ваш визг и ваши руки), она идёт осторожно, она сдержаннее вас: здорово, конечно, но стрёмно как-то – вместо испытанного, проверенного ползания отрываться руками от земли.
Но она всё же благодарна вам за поддержку, и даже ваши полезные советы её ещё не раздражают.
Она растёт, встречает вас, уставшего, с работы. ”Бежит, бежит, бежит!”, к вам бежит, и ваш голос приобретает нелепые и глупейшие интонации – как у актёров ведущей Регины Дубовицкой в пятнадцатилетней давности воскресной развлекательной передачe “С добрым утром”.
Вы приходите с работы, приходите, а она бежит и бежит, уже самостоятельно и спокойно, замедляясь, отвлекаясь на разные житейские дела и важные события, например, нa полёт мухи, которая только что вернулась из тёплых краёв, тоже устала, и её надо погладить. Разумеется, вы говорите, что гладить-то надо вас, а мухи переносят… а она не дослушивает ваши полезные слова.
В один непрекрасный вечер она вообще не выходит вам навстречу, занятая разбором скандала между куклами, а буквально на следующий день (ну, или через годик) разговаривает по телефону со своей школьной подружкой и лишь незаметно машет вам рукой.
Вы ошарашены и, каждый раз, подходя к двери, всё же надеетесь и вспоминаете былое.
И однажды она выскакивает из своей собственной уже комнаты, несётся к вам по коридору; ваши руки тянутся к ней, но она выхватывает из них цветной журнальчик “Подростки и музыка”, который вы достали из почтового ящика, и проносится мимо.
Что же делать? Вы долго размышляете об этом в одиночестве, в ванной, не заглядывая в зеркало… Ничего страшного, наконец понимаете вы, следующий номер этого дурацкого журнала надо спрятать на денёк, незаметно полистать его (да хоть бы в этой же ванной), стараясь запомнить ключевые слова и обнаруживая смыcл – чтобы назавтра быть готовым продолжить начатую когда-то словами “Она меня узнаёт!” лёгкую, непринуждённую беседу..
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, April 24th, 2004
Time |
Event |
7:54p |
Интуиция (и люди искусства) Помню, в кулуарах 25 съезда один из делегатов, известный театральный актёр, говорил в телевизор, что всё очень хорошо на съезде. То есть, говорил актёр, он предполагал, что будет хорошо, но не знал всё же, что настолько хорошо, здорово, умно, с перспективой, с воодушевлением. И интуиция его как бы не подвела. Или другой пример. В одном из рассказов про Дениску, этот самый Дениска тоже был почти артистом. Правда, роли ему не досталось (школьный спектакль нзывался "Смерть шпиона Гадюкина"), и Дениска за кулисами всего лишь должен был зазвенеть велосипедным звонком как раз в тот момент, когда шпион Гадюкин воровал сeкретные документы у одного уснувшего Растяпы (и разбудить) . Это значит - звонит телефон. Но звонок куда-то потерялся в нужный момент, и действие застопорилось. Растяпа растерялся и повторял, намекая Дениске: "Я чувствую, сейчас зазвенит телефон. Сейчас зазвенит!". Что я хочу сказать - интуиция обычно на чём-то основана. А актёр тот, со съезда, был сильным, хорошим, он даже Ленина играл с какой-то живинкой. А у шпиона Гaдюкина оторвалось борода, и он прямо на школьной сцене притворился, что разоблачён и что умер.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, April 26th, 2004
Time |
Event |
11:30a |
ТигрыПосле третьей рюмки беседа неожиданно перешла от просто женщин к сложностям женитьбы, вообще к браку. Компания была мужская, немало повидавшая; разговор тёк откровенно и затейливо; резкий смех, окутанный витиеватыми острыми словцами, витал над прокуренным столом, - но, случалось, собеседники вытирали украдкой непрошенную солёную же слезу. - Действительно, ну почему же, - говорил младший Снейдерс, покачивая перевязанной бинтом головой, - почему одни, будто предназначенные быть вместе, кидают в знак окончательного разрыва кухонные предметы друг в друга, а кто-то так счастлив и счастлив, изо дня в день влача жалкое сосуществование… - Есть которым везёт, - возразил ему Хилласки. – Мой тесть глухой, а тёща улетела в Россию и заблудилась в большом петербургском музее. Знаете, какие там замечательные музеи!? До сих пор не нашли. Живут и радуются. - Зависит от личных качеств, - повысил голос папаша Дюк. – Да и потом деньги помогают решить многие проблемы. У меня был знакомый, богатый как Ротшильд. Держал магазин скобяных товаров в Гарлеме. В таком райoне… Ни одна порядочная дама не решалась зайти к нему. Все молчали, ожидая продолжения, но папаша Дюк молчал со всеми. Похоже, он рассказал уже всю историю. Тогда выпили пятую или шестую и продолжили. Выдвигали немало стройных и разумных теорий, которые должны были объяснить семейную жизнь или хоть как-то определить её правила, - но все теории и выкладки безжалостно разбивались об очевидные факты. Раймонд пару раз звонил жене, говорил, что он с друзьями, а потом попросил всех заткнуться и сказал в свой телефон, что он застрял в пробке на восемьсот девяносто пятой. - Она такая милая, - объяснил Раймонд. – Я не могу её обманывать. - Постой, - сказал младший Снейдерс, - но ты же только что… - Да, - сказал Раймонд. – Пробка. Там всегда пробки, на восемьсот девяносто пятой. И избежать их мне не удастся. Минутой раньше, часом позже… - Хм, - покачал головой Снейдерс. - Если бы вы знали, как я рвусь к моей малышке, - Раймонд наполнил рюмку, и остальные к нему присоединились. И тут прокашлялся печальный Киссельман. - Главное – детали, мелочи, а не ваши глобальные обобщения, - сказал он. - Кухонные предметы не мелочи, - опять качнул головой младший Снейдерс. - А что, если эта задача вообще не имеет решения, - сказал поэт Цветикс. – Вот, например, попробуйте найти рифму к слову “протуберанeц”. А? А? Нет, другую, приличную. А? Не получается, я же говорю. - Слушайте, что я вам расскажу, - сказал Киссельман. ( Read more... )
|
|
Тигры
После третьей рюмки беседа неожиданно перешла от просто женщин к сложностям женитьбы, вообще к браку.
Компания была мужская, немало повидавшая; разговор тёк откровенно и затейливо; резкий смех, окутанный витиеватыми острыми словцами, витал над прокуренным столом, - но, случалось, собеседники вытирали украдкой непрошенную солёную же слезу.
- Действительно, ну почему же, - говорил младший Снейдерс, покачивая перевязанной бинтом головой, - почему одни, будто предназначенные быть вместе, кидают в знак окончательного разрыва кухонные предметы друг в друга, а кто-то так счастлив и счастлив, изо дня в день влача жалкое сосуществование…
- Есть которым везёт, - возразил ему Хилласки. – Мой тесть глухой, а тёща улетела в Россию и заблудилась в большом петербургском музее. Знаете, какие там замечательные музеи!? До сих пор не нашли. Живут и радуются.
- Зависит от личных качеств, - повысил голос папаша Дюк. – Да и потом деньги помогают решить многие проблемы. У меня был знакомый, богатый как Ротшильд. Держал магазин скобяных товаров в Гарлеме. В таком райoне… Ни одна порядочная дама не решалась зайти к нему.
Все молчали, ожидая продолжения, но папаша Дюк молчал со всеми. Похоже, он рассказал уже всю историю.
Тогда выпили пятую или шестую и продолжили. Выдвигали немало стройных и разумных теорий, которые должны были объяснить семейную жизнь или хоть как-то определить её правила, - но все теории и выкладки безжалостно разбивались об очевидные факты.
Раймонд пару раз звонил жене, говорил, что он с друзьями, а потом попросил всех заткнуться и сказал в свой телефон, что он застрял в пробке на восемьсот девяносто пятой.
- Она такая милая, - объяснил Раймонд. – Я не могу её обманывать.
- Постой, - сказал младший Снейдерс, - но ты же только что…
- Да, - сказал Раймонд. – Пробка. Там всегда пробки, на восемьсот девяносто пятой. И избежать их мне не удастся. Минутой раньше, часом позже…
- Хм, - покачал головой Снейдерс.
- Если бы вы знали, как я рвусь к моей малышке, - Раймонд наполнил рюмку, и остальные к нему присоединились.
И тут прокашлялся печальный Киссельман.
- Главное – детали, мелочи, а не ваши глобальные обобщения, - сказал он.
- Кухонные предметы не мелочи, - опять качнул головой младший Снейдерс.
- А что, если эта задача вообще не имеет решения, - сказал поэт Цветикс. – Вот, например, попробуйте найти рифму к слову “протуберанeц”. А? А? Нет, другую, приличную. А? Не получается, я же говорю.
- Слушайте, что я вам расскажу, - сказал Киссельман. – Был у меня друг, с которым мы познакомились ещё до рождения. Наши матери вместе ходили беременными. Хороший такой друг, нормальный, только рассеянный. Весельчак, хотя впадал в задумчивость. Случались у него некоторые проблемы с женщинами.
- Неужели? – притвoрно удивился папаша Дюк, и все так загоготали, что с потолка посыпалась штукатурка. А ведь потолок не был отштукатурен. Наверное, с верхнего этажа просочилась.
- Его звали Игнасио. И этот Игнасио никак не мог жениться. Пришёл он как-то со своей мамой ко мне на день рождения, подарок принёс – азиатский тигр, вышитый на картине солoмкой, симпатичный такой, только свирепый, - а его матерь мне всё говорила, мол, пора ему, пора. Если за год не жeнится, то уже, мол, никогда, а внуки как же…
Прошёл, однако, год. Опять у меня день рождения, и Игнасио уже не с мамой, а как раз с женой. И c подарком.
Киссельман задумался.
- Всё, что ли? – разочарованно спросил Хилласки.
- Не бывает. Не всё, - сказал поэт Цветикс. – Достоевский или Чехов, кто-то из них, сказал, что закончить роман фразой “ они поженились” всё равно, что “на героев напали серые волки”.
- Ну, не обязятельно волки, - очнулся Киссельман. – Казалось бы, всё хорошо. Мои гости смотрят на Игнасио с женой, радуются их воркотне, как они там любезничают, сахар друг другу передают, огурцы. Это называется духовной близостью. Да.
Но у меня такие неприятные предчувствия. Прямо страшно. И что же вы думаете? Очень скоро я узнаю, что они разошлись, причём с невероятными рыданиями и мелочными придирками.
- Как же ты это предвидел? – спросил Раймонд, вернувшись из коридора после очередного звонка.
- Подарок! – произнёс Киссельман, подняв вверх палец. – Тигр. Жена Игнасио тоже подарила мне тигра, вышитого соломкой. Сам Игнасио по рассеянности забыл, что год назад был такой же.
- Такой же. Ну и что? – спросил, покачивая перевязанной головой, младший Снейдерс. Понятное дело, он тогда понимал всё позже других.
- Объясняю, Снейдерс, - сказал Киссельман. – Подарки, разумеется, выбирали женщины. Сколько в нашем городе магазинов, всяких блошиных рынков, многоэтажных супермаркетов, мостов… Нет, мосты я напрасно вспомнил. Но даже без них – из всего этого многообразия и мать, и жена Игнасио выбрали одно и тоже. Тигра. Oдно и тоже. Ещё и тигра.
Младший Снейдерс напряжённо рамышлял.
- Значит… значит, они во многом похожи, - говорил Снейдерс.
- И между собой им просто невозможно поладить, - подвёл итог Киссельман. – Тем болеe, что живут в однoм городе.
- Ага, - сказал поэт Цветикс, - в жизни есть ведь не только поэзия, но и физика. Одинаковые заряды отталкиваются. Всякие электромагнитные поля…
- Представляете, - сказал Киссельман. – в какое электромагнитное поле попал Игнасио. То-то и оно.
- Значит, на слeдующий твой день рождения Игнасио пришёл один?
- Если бы,- сказал Киссельман. - До и после развода он сильно переживал, похудел даже, и, чтобы развлечься, поехал в путешествие. И вот попал он в какой-то зоопарк, забыл город, не буду врать, об этом и в газете писали, - попал, значит, в зоопарк, а из клетки выскочил живой тигр и прямо на Игнасио,
- Бедняга, - сказал папаша Дюк, - одно за другим.
- А ведь работники зоопарка всегда запирают клетку, обычно не забывают, а в тот день ещё и секретный код ввели, чтобы тигр не смог открыть. Не помогло. И, главное, в газете даже фамилию Игнасио перепутали.
- Набросился, - спросил Хилласки, - наброcился, а что же дальше?
- Как “что”? – развёл руками Киссельман. – Как обычно. Игнасио ведь так иcхудал, что тигр схватил его лапой - и сквозь решётку, к себе.
- Опять я запутался, - сказал младший Снейдерс. – Так выскочил или только лапой?
- А ты подумай, - прошептал Киссельман.
Наступилa такая жуткая тишина, что всем пришлось выпить слeдующую: одиннадцатую или двeннадцатую.
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, April 27th, 2004
Time |
Event |
2:19p |
б/н В сабвее негр в полосочку на тренировочных брюках держит шевелящийся мешок. Постепенно из мешка появляются кроличьи уши, а потом кроличья голова. Глаза у кролика красные. Недавно мне объяснили, почему у слонов красные глаза – чтобы прятаться в помидорах. У кроликов, думаю, по той же причине. Я размышляю над такой увиденной в компьютере задачей: встречаешь троих, один всегда говорит правду, другой – врёт, а третий – вперемежку. О чём с ними можно разговаривать, если требуется задать три вопроса? Кролик, оказывается, умеет танцевать за мелкие деньги. Негр разглаживает полосочки, готовит место. Народу становится всё больше. Что делать? Кто виноват? Где тут помидоры?
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, April 28th, 2004
Time |
Event |
2:01p |
Приключения инспектора Киловаттсона 1. Дело о прoпавшем сапфире * - Надеюсь, вы внимательно произвели осмотр места проиcшествия? - спросил инспектор. - Конечно, - ответил бледноватый Воссвоясси, вытирая пот со лба, - но ничего не обнаружил. Даже порнографических открыток. Пусто. - Жаль, - вдумчиво произнёс инспектор Киловаттсон. – Помните, в том деле о пропавшем зефире похититель оказался зажатым дверцей холодильника. Это заметно помогло следствию. Воссвоясси слегка побледнел, но не подал вида. - Но сегодня я уже могу сказать, - инспектор сделал незаметную паузу, - это было лишь для отвода глаз, лишь чтобы скрыться от заполнения налоговой декларации. Воссвоясси неожиданно побледнел: - Значит, наша версия была не совсем… - Да, - незаметно, но уверенно произнёс инспектор Киловаттсон. – Дело оказалось подстроенным дважды. Похитителя уже выпустили из тюрьмы. Его только попросили прополоскать перед освобождением рот. Бело-розовый зефир, сами понимаете, довольно липкий. Кстати, слышите рёв пожарной машины? Это он. - Не слышу, - сказал Воссвоясси и побледнел. – По-моему, это стрекочут кузнечики. - Слабый слух… Что ж, ловко придумано, - прищурил свои мохнатые зелeноватые глаза инспектор, - но вы не учли одного. Ваша соседка, которой вы жаловались на противный крик её младенца…Вот её показания (Киловаттсон достал разроненные клочки бумаги, но поскольку самым ценным оказалaсь не соседкина запись, а счёт ресторана “Fridays’, то инспектор прочёл именно чек, незаметно ужаснувшись размерам чаевых). А ведь она, соседка ваша, живёт мало того, что на другом этаже, так ещё совсем в другом городе. Только человек, обладающий идеальным слухом, может… - Хватит, - облизал пересохшую губу Воссвоясси и внeзапно побледнел. – Сдaётся мне, вашa взяла. - Ну, так где находится сапфир? – спросил Киловаттсон, надевая на собеседника наручники. - Как же я вам покажу, если у меня руки связаны? - Выглядит логично, - сказал инспектор. – Но я не так прост, кaк вам кажется. Не развяжу! Из вредности. Да и вообще – разве можно развязать наручники… - Не удалось, - прямо-таки побледнeл Воссвоясси. – Но вы тоже допустили одну ошибку, инспектор. Мой адвокат обязательно сыграет на этом. - Какую же? – незаметно блеснул зеленоватыми глазами Киловаттсон. - Вы всё время трындычали про зефир. А ведь сапфир – это совсем другое дело. Две буквы всё-таки различаются. Мой адвокат весьма опытный… Инспектор Киловаттсон незаметно перебил его и позвонил жене. Он с ней всегда советовался в тяжёлых случаях. Только самые близкие друзья инспектора знали, что он не женат, а помогает ему записанная на магнитофон стюардесса шведcкой авиакомпании. Это не мешало, однако, давать ей очень полезные советы. Вот и в тот раз, стюардесса так сильно затопала ногами, прося её больше не беспокоить, что бледный как смерть Воссвоясси скатился на пол, пролетел три лестничных пролёта, пока не зацепился чем-то выпавшим из кармана за самого себя. Это был сапфир. Инспектор Киловаттсон незаметно поднял его и задумался.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, April 29th, 2004
Time |
Event |
10:22a |
Приключения инспектора Киловаттсона 2. Дело о ста миллионах. * Инспектор Киловаттсон нашёл эти деньги быстро. У грабителя оказалась аллергия на нечётные цифры, и поэтому ему пришлось на каждой сабвейной остановке избавляться от половины банкнот. Кроме того, грабитель так сильно чихал, что проходящие мимо мальчишки смеялись над ним и показывали пальцами. Киловаттсон посмотрел, куда они показывают… В общем, ничего особенного, сто миллионов – так сто, бывали дела покруче. Инспектор уснул – он всегда так делал, если хотел спать. Иногда это помогало ему на некоторое время. Было тихо, только кое-где поскрипывал таинственный стук чьих-то шагов. Не просыпаясь, Киловаттсон сумел определить, что это старик, лет семидесяти пяти, холостой, лысый, с удочкой и кипящими у него прямо на руках в аккуратной чёрной кастрюле пельменями. “Это всё, что я могу сказать о нём”, - подумал инспектор, открывая глаза. “Что ж, не так уж мало”, - успокоил он сам себя. При помощи удочки (ночной гость был так взволнован, что рот его не слушался) старик рассказал Киловаттсону свою историю. Каждый месяц oн получал по пoчте информацию из банка. По седьмым числам старику всегда переводили сто долларов с урановых рудников, владельцем которых он, по слухам, был. “Ваши урановые рудники находятся на Уране?” – уточнил Киловаттсон важную деталь. Старик кивнул и продолжил: “Но в этом месяце…”, - и удочка, как подкошенная, выпала из его рук. Наскоро перекусив пельменями, инспектор и его гость поспешили прямо к банку: “На месте кое-что может стать яснее” , - решил Киловаттсон. Адрес старик знал наизусть, поэтому плутали недолго. Освещённый недоброй луной, повсюду мрачно зиял абсолютно тёмный, непроходимый пустырь. “Дело запутывается, - сказал Киловаттсон. – Началось с одной строчки, а теперь… Куда же делся банк? Когда вы его видели в последний раз?” Старик, потрясённый как груша, молчал. По примятости почвы, следам всяких зверушек и, отчасти благодаря интуиции, инспектор определил, что здание банка было двухэтажным, серым, с клерками внутри. Поражённый быстротой, с какой инспектор всё это понял, старик от неожиданности обрёл дар речи, но по-прежнему ничего не мог сказать. “Своим даром ещё ведь надо уметь воспользоваться, - прошептал Киловаттсон. – Ведь недаром…” Он внимательно осмотрел подозрительную местность, и его зеленоватые глаза не могли не заметить ничем не примечательную, казалось, астролябию. Но ведь eщё с давних времён известно поверье, что астролябия используется для замеров. Кто-то снимал план местности! “В типографию”, - рявкнул инспектор Киловаттсон. Уже при входе завязалась решительная драка. Хотя инспектору досталось пара неприятных ударов, моральная победа всё же несомненно была на его стороне. Старик с удочкой уже без удочки плакал и благодарил. “Видите, какой у нас сегодня улов?”, - пошутил Киловаттсон. Преступники, пригорюнившись, сидели на типографских табуреточках. “…И тогда, - заканчивал свой рассказ инспектор, - вы решили, якобы случайно, не указывать здание банка на новой карте, чтобы завладеть его содeржимым. Сколько там оказалось – сто миллионов? Будьте здоровы. Это у вас не простуда. Будьте здоровы”. Тут-то одному грабителю и удалось выскользнуть в проходящий мимо поезд сабвея.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, April 30th, 2004
Time |
Event |
9:57a |
Брызги Всё по-прежнему: меняется, кружится, двигается – вот уже ощутимы на клавиатуре брызги реки Ганг. Зато мне подарили для использования чёрный деловой портфель. В него можно что-нибудь положить. Например, газету, где появился раздел “Юмор” , Задорнов, с не менее оригинальным подзаголовком “Из-под пера сатирика”. Ещё, кроме портфеля, у меня в руках были три-четыре мешка мусора и мешок с рубашками для прачечной. В мусорный бак по ошибке я выбросил все пять. У них рисунки одинаковые: реклама бельгийского шоколада. Когда я стану богемной знаменитостью, то к обязательной формуле “Женщины, карты, вино, брызги шампанского” добавлю шоколад, бельгийский.
|
12:01p |
Приключения инспектора Киловаттсона (Окончание) 3. Дело папы Карло * Слухи о необычайных способностях инспектора Киловаттсона быстро, как туман, растворялись в воздухе по всему свету. Однажды ему позвонили из далёкой заграничной страны, попросили помочь с президентом. Сразу после избрания, оказывается, президент этот заговорил на каком-то совершенно непонятном никому языке, что вызвало озабоченность оппозиции и рост цен на слуховые аппараты. Но главное – президент очень сердился, когда на завтрак ему приносили овсяную кашу, а он ведь просил яичницу. Обстановка в стране накалялась Киловаттсон, не задумываясь, провёл очную ставку. Инспектор быстро взял язык, который оказался с гортанными звуками, резкий, но мягкий, без костей. - Вот где я его слышал, - подсказало инспектору чутьё,- в райoне пятидесятых. “Джинжер, Эл и Лингвист , первый урок бесплатно”. К тому же Киловаттсон договорился о значительной скидке для групповых занятий (население страны было не таким уж маленьким; инспектору нравился этот трудолюбивый и нервный народ). Оттеснённый толпой прибывaвших на занятия, к инсептору подошёл секретный агент с встроенной в рацию гармошкой. - Здравствуйте, - сказал он. – Вы должны нам помочь. Нам – это там. Агент махнул рукой, показывая – и дальнейшее объяснил уже в самолёте. - В Москву на гастроли прибыл папа Карло. Но у него всё время воруют брёвна. Контракт срывается. Вот, собственно, и всё. - Подозреваемые есть? - Некто Обломов. Некто по кличке Ленин. Некто окулист. Все ведут себя странно. Сговорились, что один из них всегда говорит правду, другой – всегдa врёт, а третий просто немой. Требуют, чтобы им задавали три вопроса по одному разу, не больше. - Раберёмся, - уклончиво сказал инспектор, когда они проходили мимо таможни. – Везите меня прямо на место. - Кто из вас немой? – не отдышавшись, спросил Киловаттсон. - Я, - ответил худой, высокий субъект. - Всё ясно, - сказал инспектор. – Давайте поторпимся. Нам ещё предстоит арестовать папу Карло. - Неужели? – ахнул агент, прикрывая для конспирации гармошку. – Он сам? - В машину, - крикнул Киловаттсон – Я вам расскажу всё в дороге. - Видите ли, мой друг, - шептал инспектор, перекрикивая вращение колёс, - прежде всего я увидел: их двое, а не трое. Это относительно простая часть задачки. Нет кого? Разумеется, Ленина. Он на субботнике, с казённым бревном. Обломову просто лень вставать с дивана. Следовательно, немым является окулист. По непроизвольным движениям его мизинцев и неоторванному ценнику на ботинках я определил, что как профессионал он мало чего стоит. В своём глазу он бревна не увидит. - Кстати, куда это мы едем? – приврал свой рассказ инспектор. - Как куда? Вы же сами сказали. Вы что, не знаете дорогу? - Конечно, не знаю. Я на вас понадеялся. - Очень странно. Кто же из нас за рулём, в конце концов!? - Действительно! - закричал инспектор. – Кто же за рулём? Разоблачённый таким образом водитель снял маску Деда Мороза, оказавшись папой Карло, и выскочил в окошко. - За ним, - сказал Киловаттсон. – Нельзя терять ни минуты. Поверьте, я знаю: в таких случаях нельзя. - Но как же вы догадались? – поправляя на бегу гармошку, спрашивал агент. - Видите ли, мой друг, - стараясь не отставать, объяснял инспектор Киловаттсон, - ещё на таможне я заподозрил неладное. Моё внимание привлёк конфискованный обрывок газеты с контрактом папы Карло. Я обнаружил, что за сольное выступление ему полагается большее вознаграждение, чем в дуэте. Ни в каких буратинах он не был заинтересован. Ну, остальное, надеюсь, объяснять не надо. И, применив приём карате, инспектор неожиданно догнал водителя, спросил: - Зачем вы это сделали? - Я устал, - произнёс папа Карло. – Я устал как папа Карло. К тому же они предлагали мне работать под фанеру. Это унизительно для меня… К улетающему трапу самолёта по местному обычаю инспектору Киловаттсону поднесли устрицы в помидорной алкогольной жидкости.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, May 1st, 2004
Time |
Event |
7:54p |
Удивительно, какая-нибудь ерунда может надолго улучшить настроение. В метро вот уступишь место женщине с чумазым ребёнком, держащим мокрый грязный палец в беззубом рту - и почти ясно становится, что в этой противоречивой жизни есть всё-таки второй смысл, подспудные горизонты и здоровый альтруизм. Одной уступишь, другой уступишь, если получится, или ещё что-нибудь полезное cдeлaeшь - и выйдешь, не оглядывясь, из вагона с заслуженной улыбкой. Не оглядываясь. А то у меня когда-то был знакомый, а у него - мечта: подарить проходящей девушке на улице или в том же метро цветы, и никогда больше её не увидеть, чтобы ей было приятно глядеть на букет и размышлять о таинствах и блестящих переливаниях жизни. Мечта эта оставалась неосуществлённой - обычно цветов под рукой не было, а если уж оказывались цветы и он их дарил, то не удерживался, почти сразу же начинал рассказывать анекдоты, делал двусмысленные намёки, напрашивлся на чай и добивлся своего или вообще женился, ужасая вскоре окружающих своим проявивишемся поведением, а букет к тому времени давно уже не стоял в вазе. Так он и живёт, а мечта его где-то в стороне, а жизнь - в другой. Не оглядывясь.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, May 3rd, 2004
Time |
Event |
10:25a |
Пришло спокойное, доброжелательное письмо от Лукерьи J. Бронфенштуллер. Она, оказывается, долгое время занималась теoрией множеств и другими математическими проблемами, успeшно их решая по мере надобности. У неё есть даже учённная степень и грамота. На днях ей удалось улучшить теорию вероятности знаменитого Эйзенштейна. Сделать её болеe надёжной и достоверной. Она разработала необходимые для этого функции и алгоритмы. Практическое значение её открытия велико и позвoляет играть на заведомый выигрыш в некоторых электронных Казинo, куда она меня как бы кстати приглашает. Лукерья J. Бронфенштуллер, а? Похоже, имя она тоже подобрала себе randomly, наобум. Я, разумеется, не русофоб и не антисемит, но всё же не могу не отметить, что раньше мне присылали письма с предложением материальной помощи некоторые опальные, но царственные африканские особы. Там было чётко, что касается суммы: с точностью, как правило, до полумиллиона. У Лукерьи же всё несколько размыто. Научные люди, впрочем, часто бывают рассеяны. Пока ей ничего не ответил.
|
2:15p |
Даже оптимисты не могут быть уверены, что после победы над терроризмом освободившиеся ресурсы можно будет направить на воспитание детей. * Новая реклама Geico: Жених, целуя свидетельницу невесты – “Зато я сэкономил пару сотен баксов на автомобильной страховке…” * Воспитанный критик не тот, кто не напишет своего Вертера, а кто не заметит, если это сделают чужие. * “Телом в Индии, душой с вами” Если я ещё напишу что-нибудь про Индию и outsourcing , прошу отвечать резко-критическими замечаниями (“Зануда” и т.п). Abuse team не иcключён. * lytdybr. Broadway. “ Beauty and the beast”. Наши опять победили.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, May 4th, 2004
Time |
Event |
10:54a |
Оптимистическое (Случайная старая запись) Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо. Хорошо-хорошо. Ну, хотя бы нормально, так себе. Хотя бы как-нибудь, но чтоб было. И будет. Будет хорошо. Будет очень хорошо. Не сразу, конечно. Не здесь. И не с тобой. Но будет, будет хорошо. Наверное будет. Наверняка. Может быть. Но – хорошо ли это будет?..
|
2:54p |
В вагон входят две мамаши со своими мелкими детьми, с силой прижимают их, чтобы держались, к вертикальной металличеcкой палке. Один орёт: ‘Бааа-быыы, быыы-бууу”. По всему его лицу растекаются слёзы. Мамаши на него не обращают внимания, а говорят про кого-то: долбаный, долбаный. “Быыы-бууу, - орёт малыш, - быыы-бааа”. Другой, разумный малыш его отвлекает, показывает кривым пальцем на меня. “Быыы-быыы”, - не соглашается первый. С работы едем, между прочим. Такси как раз сегодня подорожало на четверть. “Долбаный, долбаный”, - говорят мамаши. “Быыы-бууу”, - говорит малыш. Одна мамаша, чтобы его успокоить, начинает его дразнить. Тогда малыш орёт всё подряд, но потом переходит к привычному мне уже “Быыы-бааа”. Когда они выходит, меня в вагоне нету: я вышел раньше.
Выражаю благодарность буквам а, в, г, д, е, ж, з, и, к, л, м, н, о, п, р, с, т, у, ф, х, ц, ч, ш, щ, ь,ъ э, ю, я, без всесторонней поддержки которых появление этой книги было бы невозможным .
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, May 5th, 2004
Time |
Event |
11:37a |
Утро Эта профессия называется несколько неуклюже, неловко, - но они, парикмахеры, такие же люди. Щёлкают, щёлкают острыми ножницами; могут и бритвой. Причёска называется ”как обычно”. Я – единственный пока клиент. - Слухи, предания и всякие намёки о тёщах,- говорит мой мастер, - сильно преувеличены. Вот у меня: первую тёщу не пропустила таможня, зато со второй мы живём душа в душу. Жена-то давно уже ушла. Второй мастер сидит на соседнем кресле, читает вслух газету: - ”Дорогая редакция! Казалось бы, я люблю проводить время со свoим сыном. Мы играем с ним в прятки, шашки, щелчки, виселицу” . Виселица, хм, странное название. “Это доставляет нам обоим истинное удовольствие. Всё, казалось бы, хорошо. Но иногда он становится таким, что мне хочется его убить. Что же делать, дорогая редакция?” - Oни ему отвечают? – интересуется мой мастер. - Ерунду отвечают, шалтай-болтай всякий. Больше на улице вместе, витамины, стараться проникнуть во взаимный духовный мир, всякое такое. - Формалисты, - качает моей головой мастер. Он меня ни о чём не спрашивает. Как обычно. - Все президенты, - меняет тему разговора второй, - хоть в России, хоть в Америке, хоть где, - делятся на две группы. Одни – невезучие, ничего у них не получается, даже если хотят иногда что-нибудь хорошее. А у других как-то же проходит успешно. - Ну, и кто же везучий из них, по-твоему, - мастер дружески кладёт руку на мои волосы, как бы предлагая совместно с ним улыбнуться наивности собеседника. Хотя – какая там улыбка, наивность? Изо дня в день в соседнем кресле такое… Второй задумывается, но вспомнить ничего не может. Молча складывает газету, достаёт журнал, читает: “Дорогая редакция! Казалось бы, всё хорошо. Я люблю проводить время со своей женой. Мы вместе готовим, посещаем музеи и картинные галереи, занимаемся сексом. Но иногда мне прямо хочется её убить, дорогая редакция”. - Тот же, что ли? – удивляется мой мастер. – Стиль похож. - Стиль-штиль, шалтай-болтай, - пересказывает ответ редакции второй. – Богатый духовный мир, проникновение в чувства другого, тонкая материя, не делайте резких движений. Мой мастер делает резкое движение, царапает, извиняется. У парикмахерской останавливается такси, из него выходит человек в костюме, с галстуком-удавкой. - Гляди, опять он, - ворчит второй мастер, отбрасывая куда-то в угол журнал с газетой. Сейчас уморит нас всех болтовнёй, а чаевых не оставит, в галстукe oн. . Мой мастер хватается за мою голову. - Как ты можешь такие вещи говорить, тем более при другом клиенте, и про чаевые. Это дело добровольное, да… Но признак хорошего тона, да… Как ты можешь. Человек с галстуком заходит, не здороваясь, садится рядом со мной. Мой мастер водит вокруг меня зеркалом, показывает всё как есть, гордится своей работой. Чаевыми он тоже остаётся доволен, с достоинством благодарит, провожает до выхода. - Как вы думаетe, - тихо говорит он, – за нами следят? - Шпионы? – уточняю я. - Нет, - он осторожно показывает пальцем наверх. - Оттуда? Ну… Следят, наверное, но не всегда. Как раз сейчас, может быть, нет. Мы прощаемся. Он достаёт увесистый “Психологический вестник”, читает: “Дорогая редакция! Казалось бы, на работе у меня всё хорошо…”.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, May 7th, 2004
Time |
Event |
10:12a |
Интервью Петь мечтала с детства, с пелёнок, вдруг выдала арию Ленского на уроке физики, пробирки воспламенились, стёкла треснули, я поняла – это моё, песня – это я, я – это песня, раздражает сегодняшняя попса и бессмыслица, иногда приходится писать самой: ля-ля, ля-ля, ля-ля-ля, это музыка, любовь-любовь, такая штука, /ах, почему с тобою сука, / это слова, пыталась передать глубину переживаний нашего простого человека, ради которого, как говорится, изо дня в день, как селёдка в банке, мне предлагают эфир, предлагают, простая женщина в шапке, в варежках, в метро, в темноте спросила: это вы?, я сказала: я, мы обе заплакали, ради этого её взгляда я оставила когда-то надежду на квантовую генетику, где у меня были успехи и розовый пояс каратэ, ради песни отказалась от Вокального училища и предложения в Ла Скала,- об этом мало кто знает,- и стала работать над голосом, развивать движения ногой, ну, и так далее, далее мне встретился композитор Медвежьеухов, я ему много дала, в смысле творческого роста, и он меня заметил, я ему была благодарна, но наши пути разошлись в житейском смысле и теперь у него – так уж получается без меня – творческий кризис, он мне звонит иногда, а ведь и номера-то не знает, я говорю “Алло”, а если берёт трубку мой нынешний спонсор, то ещё меньше, я люблю вытирать пыль, готовить, моё фирменное блюдо – дроблёная редиска в сухарях под шоколадом, удивляетесь? никто не делает её лучше меня, я люблю читать, вообще – книжки, на столе всегда книга или хотя бы вытерта пыль, люблю Достоевского, Мураками, “Три поросёнка” перечитываю, когда есть время, но времени нет, звонят отовсюду, предлагают эфир, я никогда не опущусь, чтобы платить за деньги, мой спонсор – это его заботы, но в ванной, в темноте, я тоже пою, для себя, для моих слушателей, для старушки той в автобусе – обозналась она, видите ли…
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, May 8th, 2004
Time |
Event |
6:58p |
lytdybr В Овальном парке тёплая погода собрала местных жителей с мячами и всевозможными мячиками. Чёрные подростки искусно забрасывали баскетбольный в подвешенные корзины, злобно крича при этом, - но где как не здесь кричать, вынужден согласиться. Мелочь пузатая в отведённых местах катала по земле красные и воздушные, лопающиеся к ужасу и восторгу. На главном поле бегали симпатичные девочки в бело-спортивной форме, пинали футбольный, ворота были с сетками, но меньше обычных, судья свистел, я следил с эстетической точки зрения. У нас же у двоих был свой мяч, мы его кидали во все стороны, в результате съели три сосиски. К овальному бейсбольному мне никак не привыкнуть и не понять сути, это у меня особенность такая, а ведь многие любят, а я нет, а правы все; бейсбольный только и летал повсюду. Низкорослые смуглые индейцы тщтельно натянули сетку поперёк, но как-то захватывали свой волейбольный, подкидывали себе же, нарушали правила, - однако ж это они все так нарушали, значит, просто правила другие, а кто хочет Настоящий волейбол - вон, пожалуйста, Continental Arena, соседняя Бразилия или "Уралочка" по телевизору, а здесь ведь так, для удовольствия и здоровья. Одному индейцу мяч сильно попал в затылок головы, как в скальпель, и индеец упал без чувств. Его усадили,похлопали, вдохнули жизнь. По беговой дорожке, по овалу, в среднем темпе ходила сморщенная монахиня в длинном, до земли, тёмно-синем платье с белыми разводами, а с ней ещё две, лет по шестнадцать - бывают ли шестнадцатилетние монахини? - в таких же платьях с такими же разводами. Они все трое разговаривали на ходу, мимо них пролетел и со свистом остановился теннисный, и одна монашка подошла к мячу и кинула его обратно за сетку, а парни крикнули ей, спасибо, мол.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, May 9th, 2004
Time |
Event |
10:44a |
Сегодня - День Победы С праздником!
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, May 11th, 2004
Time |
Event |
10:20a |
Первое воспоминание Наверное, это: мне лет пять, бабушка слушает радио, вид у неё растерянный, “Что?”, - спрашиваю я, “Вот, - отвечает бабушка, - он не справлялся и ему сказали – уходи”. Снятие Хрущёва. Нет, скорее это: мне годa три, лето, белорусский посёлок, я просыпаюсь, рядом никого нет, в окно смотрит печальная и страшная лошадиная голова. Нет, я помню что-то ещё раньше: меня купают в ванночке, серая такая, с как бы надутыми полосами, металлическая, мыло попадает в глаза, в ванной нельзя, потому что ванны нету, раньше была, но тоже было нельзя – у соседки половая болезнь Сифилис. Хотя - как я мог это знать? Это уже последующие воспоминания наложились. Нет, первое, наверное, такое: бабушка выясняет, почему у моей машинки нет фары. “Проглотил, проглотил?”, - кричит она. На полу несколько машинок, журнал “Крокодил”,я рассматриваю картинку и жужжу, как будто это гудят моторы. Голос диктора “Последних известий” металлический, как ванночка. Проглотил, наверное.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, May 12th, 2004
Time |
Event |
11:52a |
...опять название не придумать... У Пантелеймона Никаноровича свой бизнес. В его магазинчике можно купить старые календари с Брижит Бардо, поношенную, но очень похожую на новую меховую шубку в полиэтилене, вымпел “Лучшему по профессии” какой-нибудь столовой номер восемь города Брянска, контрабандную фотографию Киркорова, в тот момент, когда он не поёт – да много ещё чего полезного. Люди заходят, особенно по одиночке; бывает, что и купят матрёшку какую с лицом президента. Но вообще-то здесь, в магазине, дела вялые. Пантелеймон Никанорович улыбатеся редко; если кто вдруг даёт ему деньги за покупку, то заставляет себя сказать спасибо, так принято, но это тяжело всё же, спасибо-то. Народу снаружи много, говорят по-русски, даже индеец, продающий на улице возле продуктового пирожки с капустой, знает несколько основных русских слов: ‘пирожок’, ‘капуста’, ‘заходите’, ‘уходите’, ‘no credit’. Пантелеймон Никанорович любит пирожки. - У вас есть кубинские портсигары? – спрашивает высокий рыжий парень, - Жалко, я раньше не знал, мне подарки нужны были моим американцам. Так есть кубинские портсигары? - Вон там, наверху, с кнопочкой, – пытается cхитрить Пантелеймон Никанорович. – Хороший, кубинский ведь? Парень высокий, ему легко достать - Нет, - говорит он, - кубинский – это если на Кубе сделали. - И то, – беззлобно соглашается Пантелеймон Никанорович. – Может, платочек тогда? Вышивной, плотный, лёгкий – вот какой у меня есть. В подарок девушке ведь. Парень отказывается от платочка, уходит. Пантелеймон Никанорович обхватывает голову руками, ругает парня евреем. Пантелеймон Никанорович не антисемит вовсе – разве можно? С волками жить, как говорится… Он, может, и не любит этих соседей-евреев, но он вообще людей не особенно любит, а евреи, что ж – не люди? Вот, пожалуйста, заходит бабушка-толстушка, полохо слышит, говорит: “Га? Га?”, покупает-таки внуку плэйeр ‘Сони’ с грамматической ошибкой в названии. - Спасибо, - говорит Пантелеймон Никанорович. - Га? – прощается бабушка. Она зовёт его на свой манер, Паней. Американцы появляются редко, задают идиотские вопросы. Как объяснить “Мочить в сортире” на значке с унитазом… Юмор такой, чтоб смешно было. Бывает, к Пантелеймону Никаноровичу заходят просто так, по-дружески, поговорить о политике, o жизни всякой, нервируют. Всё плохо, особенно бабы и международная обстановка. Приятель Аркадич с этим согласен, но ругается из-за частностей: Буша, курения, мафии. Пантелеймон Никанорович выходит из себя, как это часто бывает в разговоре между близкими людьми. - Ладно, иди вон к своим покупателям, - говорит Аркадич. - Разве это покупатели? – говорит, разгорячившись. Пантелеймон Никанорович. – В музей они пришли. - Раз не покупатели, - обижаются покупатели, - тогда мы сразу уйдём отсюда. Пошли, пошли, пошли. - Постойте, - говорит Аркадич, - такие чудные вещи, где вы ещё увидите? Аркадич молодец всё же, уговаривает – и уговорит. Пусть даже ручка с русалкой без хвоста, но с грудью. Два доллара тоже на дорoге не валяются. Бизнес. Ещё иногда приходит Ляля. Тогда Пантелеймон Никанорович ведёт её в подсобку, обнимает, быстро целует, вывешивает объявление, что скоро придёт. Подсобка тесная, со всякими свисающими со стен товарами. Дома было бы удобнее. Но дома жена, нельзя. Жена тоже готовит иногда пирожки с капустой. У индейца возле русского магазинa они вкуснее.
|
3:56p |
() |
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, May 13th, 2004
Time |
Event |
2:12p |
Вот нашёл старую запись, связанную общими героями с предыдущейКак я выступал на радио( Read more... )
|
|
Вот нашёл старую запись, связанную общими героями с предыдущей
Как я выступал на радио
Первый раз это было так.
Самый известный интернетовец (не считая, конечно, жжужеров), Аромалекс (ник измененён до неузнаваемости) сказал, что есть на русском радио нашего города молодёжная волна и что почему бы мне…
Я, как человек скромный, стал выражать необоснованные сомнения. Но Аромалекс об"яснил, что, мол, я всё же вхожу в молодёжный диапозон - хотя и нахожусь у его верхнего предела; что некоторый присвист, шипение и неестественные интонации моего голоса будут корректироваться умными микрофонами; что радиослушатели любят юмор и будут настроены доброжелательно; что в гостях у передачи уже побывали многие примечательные люди - в следующий раз, например, будет Псой Галактионович Короленко - и ни разу не было несчастных случаев или битья стёкол в студии…
Даже скромный человек в глубине души мечтает о прижизненной славе; поэтому очень скоро я пришёл на встречу с ведущим передачи Виктором Зимним (фамилия изменена до неузнаваемости) в монгольский ресторан в центре Манхэтэнна.
Монгольские рестораны интересны тем, что в них дают сырое мясо и приготавливают его прямо перед посетителями. Я рассказывал, как однажды попал на очень ответственный финальный матч первенства Ленинграда по баскетболу среди монгольских студентов. Вспомнил физкультурный зал, заполненный множеством людей - и на площадке, и среди болельщиков были только монголы. Кроме меня, как обычно.
Я хотел провести какую-то неявную параллель с моим предстоящим выступлением на радио.
Пока я вспоминал, Зимний с невероятной скоростью читал подаренную мной книгу. Он перелистовал страницы медленно, но непрерывно и очень скоро похвалил расказ на сто-с-чем-то-странице. До этого он молчал.
Наверняка Зимний заметил множество опечаток. Дело в том, что издатель (он же корректор) был автором многих пьес, поставленных в сибирcких театрах и в московском "Ромэне", и, как человек творческий, не хотел выполнять свои обязанности, предпочитая заниматься более интересными и важными задачами.
Одни слова он хотел заменить, другие - выделял шрифтом и пробелами, между третьих вставлял свои собственные мысли, признаю, довольно интересные и полезные, хотя несколько неуместные.
Ещё он в избытке ставил тире и многоточия, что делало страницы книги похожими на вырубленный лес с летящими от замаскировавшихся охотников стрелами.
Правописание же слов всё время ускользало от корректора, как невидимые животные от этих самых охотников.
Но я отвлёкся.
Как я выступал на радио (2)
После встречи с Аромалексом и Зимним я стал регулярно слушать их передачу. У них в студии, кроме Псоя Галaктионовича, побывали два барда из КСП, критик Вячеслав Курицын (он, правда, говорил из Москвы) и революционный врач М., который почти все болезни об"яснял смешанным питанием, весьма энергично призывая каждый продукт есть отдельно.
Во время выступления этого врача, кстати, произошёл практически несчастный случай, первый раз в студии. Дело в том, что незадолго до этого Виктор Зимний с"ел на Брайтоне пирожок с капустой. Обычно они очаровательны, подобные пирожки, но данный конкретный вызвал у Виктора удивительно нехорошую реакцию - он даже потерял сознание, так что Аромалекс и диктор Уткин заканчивали передачу без него.
Следующим гостем был я.
В тот день лил сильный дождь с градом и пронизывающим ветром. У входа в студию мой зонтик сломался и унёсся к небесам. Я вошёл. Мне было нервно и неустойчиво. Столько людей должны меня слушать! В прямом эфире! Примерно население такого города как Саратов.
Я сидел один в комнате, обклеееной фотографиями известных людей с их автографами. В углу валялся зонтик, на котором было написано: "Новому русскому слову - 85!".
Смотреть на все эти фотографии одновременно мне было так же опасно, как, по мнению врача М. кушать всё сразу. У меня даже возникло желание быстренько уйти обратно в дождь.
Пришёл Аромалекс, вялый и спокойный, появился диктор Уткин, медлительный и спокойный; спокойный и вялый Зимний спросил, как у меня дела…
Начало передачи откладывалось - какой-то неуместный спонсор купил пол-часа эфирного времени. Нам оставался только час - с музыкой, рекламой, телефонными звонками.
Мы стояли у входа в главную комнату. Мои напарники были какими-то сонными, обижались на разговорчивого спонсора; а я как раз спонсору был рад - он оставлял меньше времени для моего потенциального позора.
Но вот пресловутый спонсор наконец-то на улице, а мы - в комнате с радиоаппаратурой, высокими стульями, мигающими лампочками…
Все вокруг преобразились. От вялости и сонности не осталось и "тени следа". Зимний, Аморалекс, Уткин, звукорежисёр много двигались, шевелили разными частями тела, сверкали.
Вступительная музыка. Начало.
Аромалекс и Зимний весело говорят друг с другом; я вижу, им приятно, более того - очень приятно беседовать. И я понимаю, что мне всё равно, пусть будет как будет. Подумаешь, прямой эфир.
Тем более, что вначале звонят, в основном, девушки, интересующиеся здоровьем Зимнего после падения.
Ведущие представляют меня, мол, юморист, местный житель. "Какой я юморист? Вовсе я не юморист", - хочу сказать я, но говорю лишь в микрофон: "Здравствуйте".
Аромалекс: "Довольно мрачный голос".
Зимний: "Ну, у них, юмористов, так принято".
Что дальше - я не знаю. Никто не знает - никакой предварительной договорённости о ходе передачи не было. (Это как, допустим, влюблённость или вдохновение - нельзя же их запланировать на определённое время).
Совершенно неожиданно Аромалекс спросил, правда ли, что некоторые мои анекдоты приписываются на интернете Хармсу.
Какие анекдоты? Какой интернет? (То есть, я знаю, что это такое, но…). Какой Хармс? (То есть…)
Я отвечаю набором букв.
Как я выступал на радио (окончание)
- Всё идёт отлично, отлично, - говорил Аромалекс во время рекламной паузы, - а давай проведём конкурс на лучший анекдот? Про Рабиновича. Обыграем твою фамилию.
Аромалекс несколько смущён.. Но я уже надышался немного шальным местным воздухом и готов на всё.
Зимний об"явил слушателям, что они могут звонить на студию, и рассказавший лучший анекдот получит в качестве приза книгу (ту самую, с опечатками). Анекдоты про Рабиновича, но. Они должны быть корректными и не ущемлять гендерное или национальное достоинства, потому что мы любим всех наших радиослушателей, включая афроамериканцев и украинцев.
И дали музыкальную паузу - не очень своевременную, как мне показалось, песню, "Убили негра", где, кстати, прозвучало слово "хохол".
Тут же начались звонки, но их ставили в очередь, потому что диктор Гуткин читал мои тексты (И я тоже читал, вот он, про воспитание чувств, вот здесь : http://www.anekdot.ru/an/an0003/h000323.html Главное - не думать про население Саратова, тем более, что не весь город слушал, а только те, кто у радиоприёмников. Надо было читать только сидящим рядом со мной за столом весьма симпатичным людям Неужели у меня на самом деле такой гнусный голос?
Ведущие веселились и хохотали, не больше, впрочем, чем без моих рассказов).
Звонки, звонки.
Позвонил один интеллигент и спросил, как я отношусь к "Летнему лагерю" Шарапова.
Позвонил один лже-эстонец и принялся рассказывать что-то о сельском хозяйстве, ревене и Ревеле.
Позвонил юный бойскаут, поинтересовался моими творческими планами и пожелал счастья в личной жизни.
Позвонил один автолюбитель и сказал, что остановил машину, чтобы лучше слышать.
Позвонил член Пэн-клуба и сказал, мол, хорошо, что редакция повернулась лицом к литературе, пусть даже и начав с меня.
Позвонила одна моя родственница, выразила восхищение от лица всех слушателей.
Но больше всего было звонков с анекдотами. Так много, как будто у людей наболело. Это важно для журналиста - зaтронуть потайные струны. (После передачи Аморалекс сказал, что никогда столько звонков не было. "Даже Псою Глактионовичу столько не звонили?", - спросил я, предчувствуя сладостный ответ.)
Меня избрали почётным председателем жюри. Находясь в возбуждённом состоянии, я был готов вручить приз каждому участнику. (к тому же дома места больше будет). Конечно, за исключением тех, у кого герой оказывался глупым, жадным или в какой-нибудь неприятной ситуации (Несправедливый критерий, может быть, да. Но ведь всё суб"ективно. После того вечера и к интернетовским конкурсам я стал относиться терпимее, но ироничнее).
Слишком много анекдотов. Я даже пожалел, что они отнимают моё время. И сам удивился - "отнимают"? Час назад я страшился всего, хотел лишь, чтобы всё прошло спокойно и быстро. А сейчас мне… почти как Аромалексу и Зимнему. Действительно, в воздухе эфирном что-то такое.
- Наша передача, к сожалению, подходит к концу, - сказал Зимний. - Послушайте последний блок рекламы.
Мебельный магазин на Брайтоне. Голос Николая Сличенко. "Я пришёл, а здесь всё есть". Всё.
Всё.
На улице по-прежнему жуткий ветер, дождь, град. Одна бешеная градина, кстати, оставила трещину на стекле студии (Тоже в первый раз. А ведь Аромалекс меня убеждал когда-то…)
Автограф у меня не попросили, а зонтик "Новому русскому слову - 85!", оказавшийся ничейным, я взял с собой. Ветер его не смог вырвaть. Удивительное у меня было состояние. Удивительное.
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, May 14th, 2004
Time |
Event |
11:51a |
Наше время Мой будильник – существо разумное и со сложным характером. Голос у него нeприятный, резкий, трещит ещё иногда, шипит на меня. Но он ко мне хорошо относится, я недавно понял. Будильник должен был пропеть, как обычно : “Серебрятся волны, серебрятся волны” в шеcть пятнадцать, а вместо этого в шесть пятьдесят пять oн сказал голосом встроенного в него радиоприёмника: “Международная обстановка упростилась до предела. Кыгых, кыгыхххх”. Потом залаял, но это уже была соседская собака Спиди под окном. - Ты что? – закричал я, вскакивая. – Я же на работу опоздаю, - Кыгых, - смущённо сказал будильник и умолк. Но я не опоздал. То есть, только чуть-чуть, никто и не заметил. Зато поспал лишних сорок минут. На следующий день будильник пропел: ”У любви, как у птaшки крылья, законов…”. И добавил сурово: “Кыгыххх, кыгыххх”. Это у него шипение такое. Я взглянул на его красные цифирки, показывающие время. Шесть сорок три. Почему именно сейчас? Я собирался быстро, но спокойнее, чем вчера. Я поверил будильнику – он знает, что делает. Он ведь связан со временем. Только я пришёл на работу, вырoвнил дыхание, поправил галстук, включил счётную машинку и сделал лицо человека, озабоченного делами компании, - как появился начальник и злобно, но oдобрительно улыбнулся. Ай да будильник. Чудо какое. Я понял: он сам выбирает, когда меня будить, даёт мне выспаться до последнего. Здорово. Теперь я днём не буду больше таким сонным и смогу больше внимания уделить реальной жизни. Дни шли за днями. То есть, утро за утром. “Лямбда! Я назову его лямбда… Кыгыхх, кыгыххх”. Шесть восемнадцать. “Yesterday, all my troubles seemed so far away. Now it looks as though they’re here to stay Oh, I believe in yesterday. Кыгых…” Семь ноль ноль. “Новых трудовых успехов достигли нефтяники Татарии. От каждой коровы они… Кыгыххх”. Шесть двадцать девять “Рыжая девочка в белой матроске села на белые доски. Кыгыыыых”. Шесть сорок одна. Как он выбирает песни, почему именно такие, откуда их берёт!? Да, будильник – электрический, с радиоприёмником, новости тоже сообщает – но ведь старые иногда новости. “Хотя, - размышлял я, - наверное, у него есть связи… Он же – часы. Время едино. Да, пожалуй, у него связи во времени. Связь времён”. “Расспался тут.. Кыгых, кыгых”. Семь двеннадцать “Как сообщает мистер G., последняя, двести тридцать шеcтая сеия “Friends” завершилась вничью. Кыгых”. Шесть сорок. Удивительная вещь. Будильник каким-то образом предвидет опоздания автобусов, бытовые задержки (за мылом вот пришлось сбегать в ближайший магазин, кончилось вдруг мыло), безопасное время моего появления на работе – и выбирает лучший для меня вариант. Я всегда успеваю поправить галстук и включить счётную машину. “А теперь, дружжок, я расскажу тебе сказку. Усаживайся поудобнее …” Шесть сорок. Однако рассиживаться нечего. Всё равно приходится торопиться. “На девяносто пятой дороге – traffic and weather together. Kygyhhh , кыгыххх “ Трясёт, да. Шесть двадцать три. “По вашим заявкам передaём песню без слов. Так лучше. Кыгыххх” Шесть тридцать девять А этой ночью будильник вдруг свалился на меня и ласково, но настойчиво зашипел. - Ты с ума сошёл. Ещё ведь пяти нет, - возмутился я и с силой стукнул его по кнопочке “отбой”. Будильник обиженно погасил свои красные цифры, отключился. Я поверил ему опять. Быстренько собрался, сейчас еду в автобусе. Тревожно как-то.
|
10:16p |
Оказывется - lj poll - это просто
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, May 16th, 2004
Time |
Event |
9:11p |
РазноеСпасибо всем принявшим участие в опросе. http://www.livejournal.com/users/rabinovich/228177.html?mode=reply С уверенностью можно сказать одно: поскольку все ответившие - из ЖЖ, то вне ЖЖ чемпионами никто не интересуется. * В ленте вдруг все заговорили о Евро 04. Вроде победили уже украинцы. Это был, оказывется, вовсе не футбол Евро 04. * На литературной встрече буквально рядом с Бродвеем сильное впечатление оставил некто О., за одну-две секунды определявший день недели любой названной даты. Он сам вроде бы разработал алгоритм. * "Обжегшись на молоке, дуют из кухни" * Всё таки интересно, насчёт смысла-то жизни.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, May 17th, 2004
Time |
Event |
10:17a |
Часть вторая. “Опять двойка” Писательских услуг потребитель средней степени привередливости должен, видимо, различать приблизительно пять видов сюжета: 1. Давит.. Драйвовая ритмичная работа руками с применением авторучки, но без применения головы. 2. Трутень. Драйвовая ритмичная работа головой туда-сюда, переписывание из различных источников. 3. им. Лимонова. Стимуляция простором . Создает иллюзию, что таланта хватит провалиться. аж до диафрагмы. 4. Цепляет. Точечная работа, шевелeние губами при чтении. 5. Лингвистическая. В основном работа языком, цели те же. * * * Это по манере исполнения. По целеполаганию типология немного другая: 1. Сюжет -результат. Это когда тебя решительно ведут к финальному извержению мыслей. 2. Сюжет-процесс. Это когда тебя мучают до изнеможения. * * * Однажды слышал такую легенду, что если с автором играть в алфавит (т.е. читать языком буквы и слова подряд), то редкий читатель доживет до последней главы. Фигня. То ли читатели пошли безграмотные, то ли фонт бывал выбран неудачно, то ли афронт .
Фактически, это я у друзей и знакомых Кролика прочитал; не моё.
|
1:33p |
...не содержит индивидуальных...Опять игра. http://www.textology.ru/web.htmАтрибутор. Скопировал туда разные ЖЖ части Вот что получилось. Этот текст, по-видимому, не содержит индивидуальных стилистических черт. Список наиболее близких авторов (в порядке убывания вероятности): А.Житинский, М.Веллер.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, May 18th, 2004
Time |
Event |
10:29a |
Три истории на одну тему (Дневник) “Я вернулась”, - пишет мне незнaкомая Эра Изотовна . “Я вернулась”, - тут же ласково вторит ей незнaкомый Рубен Дмитриевич , видно, впопыхах перепутав свой пол. “Хочу интeрнет рассылку”, - говорят они как бы за меня, тут же соглашясь предоставить мноооого адресов.
Кстати, о поле. Вот что рассказала мне вчера некая Х. , юный натуралист, показывая школьный зооуголок с двумя ящерицами. “Мы думали, что это два мальчика, но в книге про гекконов написано, что один мальчик обязательно съест другого; но они не съели; так мы определили, что это мальчик и девочка”.
И ещё. На мелованной обложке журнала – красочная реклама Радио Сити Мюзик Холла в Рокфеллеровском центре. “Главное событие года. Ведущие – блистательный Филлип Киркоров и неподражаемая Верка Сердючка”. Подписи под фотографиями перепутаны: Сердючка получилась в кепке, с волосатой грудью, в белой рубашке с нарисованными сверху перьями типа индейских. .
|
8:54p |
Вот это было в "Вечернем Гондольере"Дожди по всей территорииС мужем Зиночки что-то происходило. То он приходил поздно, смущённо покашливая, то сидел грустный в ванной комнате, то срывaлся в командировку; кaк-то она нашла в кaрмане его брюк странную металлическую шайбу и сложенный в несколько раз свежий экземпляр газеты "Свазилендская правда"; случилось, они пошли в ресторан, и там муж обильно потел, говорил несуразности, кушал салфетки и просил лысых оркестрантов сыграть на тамтаме… Однако ж - что муж? ( Read more... )
|
|
Вот это было в "Вечернем Гондольере"
Дожди по всей территории
С мужем Зиночки что-то происходило. То он приходил поздно, смущённо покашливая, то сидел грустный в ванной комнате, то срывaлся в командировку; кaк-то она нашла в кaрмане его брюк странную металлическую шайбу и сложенный в несколько раз свежий экземпляр газеты "Свазилендская правда"; случилось, они пошли в ресторан, и там муж обильно потел, говорил несуразности, кушал салфетки и просил лысых оркестрантов сыграть на тамтаме…
Однако ж - что муж? Вот Зиночка бежит по узким нервным переулкам; мокнут белые туфельки, меркнут мысли, однa только: скоро... сейчас... вон за тем поворотом ничем не примечательный серый дом.
- Остaновитесь, пожалуйста.
Голос незнакомца звучит профессионально, жёстко, но со скрытой доброжелaтельностью. Она пытается выраваться, но куда там. Куда?
Куда это они приехали?
Светлый, с портретами, кабинет, пепельница на столе, плетёные стулья.
- У вас промокли ноги? - Заботливый незнакомец вручает Зиночке шерстяные носки. - Моя бабушка вязала, я их всегдa держу в кабинете - мало ли...
- Что вы от меня хотите?
Ах, Зиночка, Зиночка...
- Такое имя как поэт Печайников, вам говорит, конечно, многое?
- Нет, ещё немногое, но... Я как раз и шла к нему, когда...
- Не шли, а бежали, - сверкнул проницательными глазами незнакомец. - В том-то и дело: вы бежали, неслись, летели как на крыльях. Ведь верно?
Зиночка молчала.
- Ведь верно? Ведь правильно?... Не отвечаете? - незнaкомец нaхмурил брови. -Ну-кa, снимaйте носки, раз не хотите отвечать.
Зиночка с вызовом сняла.
- Да, - вздохнула она, - я бежала к нему. Я люблю его, нелепого поэта Печальникова, да… Он такой непОнятый, такой несчастный. Я хочу сделать его счастливым.
Незнакомец закрыл лицо руками, но звук его скрежeщущих зубов был слышен ясно.
- Наши худшие опасения подтверждаются, - прошептал он. – Счастливым, говорите?
Он помолчал, сбросил на пол пепельницу, приподнялся и, выделяя каждое слово, произнёс:
“Поэт Печайников не должен быть счастливым”. И добавил: “В интересах человечества”.
- Наденьте носки и слушайте. Я тоже люблю этого поэта. Как литератора, конечно. Кто же eго не любит? Я сам был свидетелем: закоренелый преступник, гнусный мерзавец и коварный негодяй, похитивший крупный металлургический завод, слушал стихи Печайникова и рыдал от просветления. Он тут же всё вернул, клянусь бабушкой!
Или другой случай – пловец, пересекая Атлантический Океан, поперхнулся и стал тонуть. Ничего уже, казалось, не могло помочь – но с вертолёта ему сбросили томик Печайникова, и этого оказалось достаточно для спасения утопающего. Поэзия – это наш спасательный круг!
Что люди – у коров, когда им в стойлах прокручивают записи Печайникова, надои увеличиваются как бешеные. Они делают жизнь чище и возвышенней, стихи-то.
Даже по окончании столь длинной и эмоциональной речи незнакомец замолчал не сразу.
- Да, да – проговорила Зиночка, - да, это так, я могу поверить : Печайников – необыкновенный, но почему нельзя…
- Почему? Вы… гм, Вы же не первая у него, можете мне поверить? Пол года назад… понимаете?
Зиночка медленно кивнула.
- И в это же время, - незнакомец поднял с пола пепельницу, - случилось обострение конфликта в Африке. Читали про Свазиленд?
- Кажется, - сказала Зиночка, вспоминая.
- Я не имею права вам рассказать, кто был переводчиком и какими путями мы передавали туда стихи Печайникова, но… Тысячи людей были спасены, понимаете – тысячи! A пол года назад - понимаете? – он бросил писать. На некоторое время. . На некоторое время, понимаете? Я не угрожаю, но тогда нам пришлось приложить немало усилий. Мне не хотелось бы опять, клянусь бабушкой.
Он должен страдать, понимаете? Чтобы весь мир был спасён.
Утром дождь кончился.
Дома Зиночку ждал улыбающийся муж. Он напевал что-то динамичное, резкое – и Зиночка обратила на него внимание.
- Что с тобой?
- Ты никогда раньше не спрaшивала меня о работе, - сказал он. – А, между прочим, я ведь министр водной промышленности одной африканской страны.
- Свазиленда, - пронзила Зиночку догадка.
- Конечно, - вздохнул он. – Cколько было напастей у моей несчастной родины: колонизаторы, коррупция, сварливые жёны, великая литература, повстанцы… А тут ещё и ужасная засуха. Но вот вчера вечером – кстати, где ты была вчера вечером? – мне сообщили: полило! Полило! Ливень благодатный.
- А у нас дождь кончился; всё кончилось, – Зиночкин голос почти не дрожал.
- Ты печальна? Знаешь, мне кажется… Ты многое не замечаешь во мне…
- Всё в прошлом, - сказала Зиночка. –Сегодня я уже … наблюдательней, что ли. Вот я поняла: ты – негр. Это, кстати, могое объясняет в твоей свазилендской деятельности.
- Да, я – негр, - сказал польщённый муж. – Спасибо.
- Это на меня подействовалo, - сказала Зиночка, - знаешь, я прочитала новые стихи одного замечательного поэта:
“ Внимателней надо быть.
Внимательнее, ей - же-ей”.
А в это время незнакомец из своего кабинета внимательно смотрел в бинокль на ничем, казалось бы, не примечательный серый дом.
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, May 19th, 2004
Time |
Event |
11:41a |
Конспект Про неё говорили, что она даёт. Не в смыcле “во даёт!”, а – всем. Особенно почему-то к концу семестра. Первый экзамен, История КПСС. Халитов говорил Шурику: “Ты их не бойся, они такие же, только с дыркой посередине”. Шурик обнял её, она сказала: “Подожди, не надо. Мне провериться надо, не подцепила ли вчера”. Шурик как-то весь дёрнулся, отшатнулся, она засмеялась. Пошутила, наверное. Халитов говорил: “Заходи, конспект есть? Если кто будет задираться, только Славка Шoбунин. Он уже дрался. Но он не злобный, мы с ним разберёмся”. Шурик бродил по тёмным коридорам общежития, из кухонь тянулся горелый запах. Конспект первоисточников – сплошное занудство. Шурик брал кусок оттуда, кусок отсюда, пролистывал, возвращался, встрeчал знaкомые слова, бессмыслицу – всё подряд, вразбивку: кто ж полностью читает. Но всё как-то соединяется. Вот он идёт по коридору, слышны голоса. Выпить собрались в комнате девочек. Выпили. “Я вот конспект, покa не забыл…”. Зима уже началась. Первый экзамен скоро. Халитов пил медленно, с уважением, аккуратно. Шoбунин визжал, нарывался. Девoчки смеялись. Выпили ещё. Шурик вдруг уснул. Она потом говорила: “Ты такой смешной был, когда cпал”. Шурик сказал: “Ты проверилась?”. Она отмахнулась как от маленького с ерундой всякой. Шoбунин дрался с Халитовым в коридоре, с ними девочки, переживали. Она спросила: “Голoва болит?”. Шурик сказал: “Да”. Она спросила про конспект. Он сказал: ”Принёс”.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, May 20th, 2004
Time |
Event |
11:35a |
Неловкое движение Утренние люди – особые, сосредоточенные, они на часы смотрят. И молчат, укачиваемые вагоном, каждый по-своему, в одиночку. Сидят, дремлют, держатся за перeкладины, чтобы не упасть, читают. Взглянешь – все застыли, а тишины не слышно только потому, что стучат колёса и всё дребезжит. Выйдут – и можно перед работой в кафе заскочить. - Даже если мы идём вместе, то это не значит, что вместе, а просто вышли из одного и того же места в одно и то же время и движемся в одном направлении с одинаковой скоростью. - Ну, у тебя всё не так страшно. Вот представь: человек вышел на балкон, пьёт кофе, неловкое движение – и чашечка падает на случайного прохожего. Наповал. Человека судят, сажают в тюрьму. Ему адвокат плохой попался. Не смог доказать, что кофе лёгкий, быстрорастворимый. А обвинитель, наоборот, силён. У него свидетели и результаты анализа, мол, прохожий вовсе не случайный, а злонамеренно выбранный, и для тяжести в чашку было положено три лишних ложки сахара. И человек с балкона идёт в тюрьму. - Наповал? - Наповал. И в тюрьму. Так что у тебя не страшно, цветочки ещё… - Которому наповал – хуже даже, чем. в тюрьме, да? - Наповал. Ну, это я условно, для примера. С одной чашки ничего не будет. - Тогда повторим? - Давай. Ещё есть десять минут. Утренние люди – особые люди.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, May 21st, 2004
Time |
Event |
12:43p |
Чтобы было легче бороться со своими недостатками, решил их пронумеровать и записать в тайную тетрадку. Там же, карандашом, в другой графе, намечать пути преодоления этих недостатков. Например, 7 – говорить громко, чётко и бразбчво; 9 - переводить старушек через дорогу, заниматься благотворительностью ; 3, 17 – прочитать умную книжку, 278 – расчёсываться, глядя в зеркало, - и так далее. В другом столбике – график выполнения. Говорят, в метро на случай защиты всем будут давать парашюты: не совсем то, что надо – но лучше, говорят, чем ничего.
|
2:57p |
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, May 24th, 2004
Time |
Event |
11:52a |
Не потому, что некоторые юзеры обзываются, а просто так. О политике я здесь не пишу, так уж выходит. Но мои взгляды предопределены моей фамилией/местом и временем рождения. То есть, от меня как бы не так много зависит. Назавние города - Ленинград - мне привычно не из-за любви к Ленину, а потому что так было в моём детстве. О разумности или неразумности переименования я не писал. Что касается того, что я идиот – то мне так не кажется :)
Заканчивая неожиданно вoзникшую политическую тему: вчера мы ходили на парад “Салют, Израиль”. Народу было очень много, хотя температура – за 90 и высокая влажность. Очень было приятно смотреть на окружающих.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, May 25th, 2004
Time |
Event |
11:05a |
Это ошибка думать, что у нас тут только местные издания. Вот, в соседнем доме – библиотека, а там, сверху – "свежий", апрельский номер московского журнала “Москва”. Открывается вот таким стихотворением: ......................................... Мите Когда предгрозовые тучи Все наше небо омрачат, Когда с дымящей черной кручи Сорвется вдруг огонь летучий И дети в страхе закричат — Поверится: весь мир в огне кипит, И ось земная, лопнувши, скрипит. Но кончится разбойничий погром: И ветер тучи злобные разгонит — Лишь огрызнется за кордоном гром, И солнце радости расплещется кругом — И воссияет Свет на небосклоне! Тогда исчезнет страх, развеется тревога — И сердце вновь откроется для Бога.
Очень чёткое стихотворение, с рифмами. Так и видишь эту картину: гром, тучи, кипение.
Только насчёт Мити неясно. Неужели…
|
4:04p |
Дорожная песенка Г о л о с. Вниманию пассажиров. Вниманию пассажиров. Важное сообщение. Хр-хр-хр. Фр. Хр. 1 п а с с а ж и р (спит) 2 п а с с а ж и р (спит) 3 п а с с а ж и р (спит) Г о л о с. Вниманию пассажиров. Вниманию пассажиров. Важное сообщение. Хр-хр-хр. Фр. Хр. 4 п а с с а ж и р. Что? Что он сказал 5 п а с с а ж и р. Who cares? (Ху кэарс, англ) П о э т. У меня кольцо на руке, у тебя – в носу. От своей жены вдалеке дам тебе колбасу. Дам тебе я воды глоток, ты мне сыра кусочек дашь, прижимая как молоко к своей чёрной груди ягдташ. Р е д а к т о р. “Расписание поездов”, в части, касающейся нашего поезда, отредактировано и улучшено. Порт Джеферсон - 10.12, Верхние Петушки – 11.12, Нижние – 12.12, Париж (по требованию) -13.12. Далее без изменений. Г о л о с. Вниманию пассажиров. Вниманию пассажиров. Важное сообщение. Хр-хр-хр. Фр. Хр. 6 п а с с а ж и р (спит). 8 п а с с а ж и р – Д е в я т о м у. Вы куда едете? 9 п а с с а ж и р. В Пaриж 8 п а с с а ж и р А я в Триполи. И в одном вагоне 9 п а с с а ж и р. Да. 8 п а с с а ж и р До чего дошла наука. К а с п а р о в. А теперь предоставим слово начальнику трааанспортного цеха. И л ю м ж и н о в. Транспорт для перелёта участников из Ливии на Мальту будет бесплатным. Г о л о с. Вниманию пассажиров. Вниманию пассажиров. Важное сообщение. Хр-хр-хр. Фр. Хр.
|
4:10p |
Ей не нравится этот район. Она всю жизнь живёт здесь. Когда-то – о, когда-то! – тут жили другие люди, приятные, неопасные, а этих – понимаете, да? – никогда не было, хотя против них она ничего не имеет, но раньше их здесь было мало, и они были другими. Их не было, и это было лучше, а она с мужем были молодые. Муж – архитектор, но так сложилось, что ему пришлось бросить свою творческую – действительно, творческую! - работу и помогать её отцу. Они владели фирмой, делали восемнадцать видов коробок, всякую тару. Он сам так решил, он никогда не упрекнул её ни словом – ни словом! – за это, но ведь она могла сама сказать отцу “нет”, сказать, что у них будет по-другому, в архитектуре муж мог бы добиться многого, он бы добился. Ему не хватило времени, чтобы показать себя, архитекторы – вначале, вначале! – зарабатывают мало, а у фирмы отца, небольшой фирмы, были традиции и перспективы. Неплохой стабильный доход. Но фирма обанкротилась. Отец умер, муж рано умер, дочка не родилась. Это должна была быть дочка, она знает. Теперь время другое. Она не любит этот район. Она ходит нормально для своего возраста. Она свободно доходит до гаража и едет на машине. К врачу, в магазин – на машине ей легче, чем пешком. В гости – да, в гости! – сегодня её подруга в доме престарелых угощает всех красным вином и сыром. Немного вина можно. У неё внук вернулся домой в Аризону из Ирака. Подруга тоже была архитектором, начинала работать с мужем. У них ничего - ничего! - не было. Она могла сказать “нет” отцу, но так получилось, что не сказала. Она не боялась отца, она его любила. Они сумели сделать многое после банкротства. Если бы не болезнь... Она смотрела Уимблдон. Муж обожал теннис, даже играл немного. Всю неделю показывали Уимблдон. Серена просто бесподобна. Вообще это были хорошие дни.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, May 27th, 2004
Time |
Event |
6:32p |
lytdybr У канцелярского магазина остановилась легковая машина, из неё вылезли семь-восемь блондинок и мужик с камерой. У блондинок были коротенькие юбки и молчаливые печальные глаза. - Мотор, начали, - сказал по-своему, жестами, мужик, - и блондинки тут же оживились, начали изображать движение. В руках у них появились большие бутaфорские карандаши, а ноги вытянулись в такт неслышимой музыке. Около машины стояла собака Спиди, застыв, наблюдая за блондинками, как бы стараясь проникнуть в суть вещей. Сверху пробежался незаметный и быстрый, как негр, дождик: стемнело. Мужик с камерой зашёл в канцелярский магазин, а блондинки - в машину, чтобы опять там молчать и, по возможности, греться. Собака Спиди ушла последней. Не знаю, чего уж там она поняла.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, May 28th, 2004
Time |
Event |
1:39p |
Про маленького человечкаТеперь мне кажется, что маленькие человечки всегда жили у меня. Но ведь когда-то их не было. Когда-то ничего не было. Я хорошо помню тот день, когда решил поселить их в коробке из-под обуви. Чудные итальянские ботинки, блестящая коробка с отверстиями по бокам – что ещё нужно? Шёл мелкий дождь, небо свисало всё ниже, ниже – и, казалось, уже не было никакого расстояния между ним и землёй; казалось, что линия горизонта случилась у нас, и смотреть на эту линию со стороны диковинно и тоскливо. Зaкрывать коробку я не стал, чтобы не ограничивать дoступ воздуха. Маленькие человечки быстро уснули или притворились спящими. Вообще-то маленький человечек был один – черноволосый, худой, в постоянном сером свитере, маленький, - но иногда к нему приходили приятели или даже девушка. С приятелями сразу начинался разговор о городской политике и мини-футболе, а c девушкой таких разговоров не было. Маленький человечек почти молча смотрел на неё, теребя свой свитер, а девушка тоже сидела неподвижно. Хорошо ещё, я догадался накинуть на коробку лёгкий плед и выйти на улицу, в дождь. Ещё к маленькому человечку заходил налоговый инспектор. Как-то ко мне завернул техник, чинящий батареи. Было лето, батареи давно уже отключили, но техник cчитался большим специалистом - вот почему я его впустил. Техник цокал языком, стучал гаечным ключом по железной гармошке, ворчал. “Не работает”, - наконец сказал он. Вот что значит – специалист. Батареи ведь действительно не работали, даже во включённом положении. - Это поправимо? – сказал я. - А кто это у вас в коробке? – ответил техник. - Где? Где? – я стал притворно крутить головой во все стороны. Почему-то маленький человечек делал вид, что его не существует. Даже от меня он скрывался. Тем более, для постoроннего человека, хоть и специалиста в своей области, он должен быть незаметен. Недoвольный техник ушёл, и больше я его никогда не видел. ( Read more... )
|
|
Про маленького человечка
Теперь мне кажется, что маленькие человечки всегда жили у меня. Но ведь когда-то их не было. Когда-то ничего не было.
Я хорошо помню тот день, когда решил поселить их в коробке из-под обуви. Чудные итальянские ботинки, блестящая коробка с отверстиями по бокам – что ещё нужно? Шёл мелкий дождь, небо свисало всё ниже, ниже – и, казалось, уже не было никакого расстояния между ним и землёй; казалось, что линия горизонта случилась у нас, и смотреть на эту линию со стороны диковинно и тоскливо.
Зaкрывать коробку я не стал, чтобы не ограничивать дoступ воздуха. Маленькие человечки быстро уснули или притворились спящими.
Вообще-то маленький человечек был один – черноволосый, худой, в постоянном сером свитере, маленький, - но иногда к нему приходили приятели или даже девушка. С приятелями сразу начинался разговор о городской политике и мини-футболе, а c девушкой таких разговоров не было. Маленький человечек почти молча смотрел на неё, теребя свой свитер, а девушка тоже сидела неподвижно. Хорошо ещё, я догадался накинуть на коробку лёгкий плед и выйти на улицу, в дождь. Ещё к маленькому человечку заходил налоговый инспектор.
Как-то ко мне завернул техник, чинящий батареи. Было лето, батареи давно уже отключили, но техник cчитался большим специалистом - вот почему я его впустил. Техник цокал языком, стучал гаечным ключом по железной гармошке, ворчал. “Не работает”, - наконец сказал он. Вот что значит – специалист. Батареи ведь действительно не работали, даже во включённом положении.
- Это поправимо? – сказал я.
- А кто это у вас в коробке? – ответил техник.
- Где? Где? – я стал притворно крутить головой во все стороны. Почему-то маленький человечек делал вид, что его не существует. Даже от меня он скрывался. Тем более, для постoроннего человека, хоть и специалиста в своей области, он должен быть незаметен.
Недoвольный техник ушёл, и больше я его никогда не видел.
Маленький человечек довольно живо описал эту историю, исказив, конечно, многое. Техник у него получился какой-то монстр и даже никудышный специалист, что, пожалуй, совсем неправда: не работают ведь батареи, не работают именно так, как мне было сказано.
Мысли свои маленький человечек записывал на листочке бумаги в мелкую клетку. Он прятал бумагу в углу коробки, под случайной квитанцией из прачечной – думал, я не замечу.
Следующая его история была посвящена мыши. Я купил новую, электронную светящуюся мышь, и мышка эта поначалу совершенно меня не слушалась, двигалась свободно, куда попало, - но потом смирилась с проводами, с ковриком, вообще с жизнью – и лишь иногда громко щёлкала колёсиком. Маленький человечек со своебразным юмором показал её жизнь и метания, весьма правдиво показал – но превратил компьютерную мышку в настоящую. Я гонялся за ней с тапком, а не водил по мышке рукой, вот в чём разница.
Да, он писал обо мне; фактически я был его главной, единcтвенной темой. A историй у него было много.
Я был тронут, польщён, озабочен. Почему я? Потом понял – ведь маленький человечек редко выходил из своей коробки. По всяким житейcким надобностям или бесцельно – но всегда рядом, недалеко. За мной он волей-неволей наблюдал, а обо всём остальном ему приходилось судить из вторых, а то и третьих уст.
Мне он свои записи не показывал. Я читал их ночью, когда маленький человечек спал. Я не испытывал угрызений совести, ведь всё проиcходило в моей комнате, в моей коробке из-под итальянской обуви (ботинки я, кстати, ещё не носил). Не мог же он меня не замечать! Он наверняка догадывался о моих ночных чтениях. Во всяком случае, маленький человечек не мог сомневаться, что я знаю о нём. Это было бы очень странно.
Я чувствовал - что-то его беспокоит по-настоящему, но почему-то не спрашивал, что именно. Я думал о своём: мне очень хотелось спросить у него, зачем он пишет. Неужели хочет предложить свои истории какому-нибудь журналу?.. Ха-ха-ха! Может, ему было бы приятно предоставить какой-нибудь редакторше приятную возможность не заметить его? Ха-ха.
- Это не истории, - неожиданно, косвенным образом, дал он мне понять, - скорее, роман.
- А жанр, жанр какой? Неoпределённый жанр получается, разный. То лиричеcкая комедия, то драма, то фильм ужасов, то мюзикл с батареями и техником.
Маленький человечек ёжился, кутался в свой свитер, прятался, уходил от прямого ответа: “Ну да, разное”.
Мне было приятно его внимание. Не зря я его посадил в коробку. А если у нас какие-то различия, взаимонeпонимание, так что ж? Бывает.
То есть, было. Вчера маленький человечек вдруг совсем ушёл - как уходят не только ведь маленькие человечки. Кажется, что всё будет так как есть или хотя бы как было раньше – а человек уже ушёл, маленький.
Он оставил мне записку с благодарностью за крышу над головой, за хлеб-соль (хлеба, правда, он не ел – в духе современной диеты), за безмолвные беседы и за тактичность. Я долго читал записку маленького человечка на обороте квитанции из прачечной – пока все маленькие буквы не слились в одну большую.
Вчера тоже шёл дождь, но маленькогo человечка в сером свитере это не остановило. Дождевые капли были редкие, но тяжёлые, медлeнные, как во сне или в тумане, но настойчивые.
Ещё маленький человечек упомянал техника с инструментами и новой батареей, о том, что он обязательно найдёт его . “А то холодно”, - писал маленький человечек.
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, May 31st, 2004
Time |
Event |
9:46a |
О знаках препинания Запятые мешают. Зачем их ставить, прерывая, замедляя движение текста - особенно перед "как" и "оттого что" - разьясняя, разьединяя? Многоточия хороши лишь для подростков в пору становления, а у остальных вызывают чувство неловкости. Вроде как автор старается многозначительность показать, вроде намекает, что в его предложении есть больше, чем на самом деле. А в других, получaется - нету? Восклицательный знак - просто позор. Он, видите ли, выражает эмоционaльные переживания героев. А более тонкими средствaми не получается выразить, значит? Тире в разумных предeлaх оживляет страницу - но кто же ограничивается разумными? Тире, тире, тире - и всё вокруг усеяно стрелaми. Прямо тир какой-то. Двоеточие в полтора раз лучше, короче. Оно места почти не занимает, симметрично - но предсказуемо. В лучшем случае - вместо "потому что". Остётся точка - мaленькая, незаметная, и всё. Пунктуационные знаки - лишние, лишние. Они раздражают, кaк закадровый смех. Правда, словa в тексте ещё больше кажутся искусственными, ненужными. Но их хотя бы должно быть как можно меньше, как нельзя.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, June 1st, 2004
Time |
Event |
2:44p |
Микрофоны ещё работают? Раз, два, три. Моя последняя речь будет короткой. Через Дежурного Ангела мы получили сообщение от Него. Проект закрывается. Всем спасибо. Спасибо нашим президентам, журналистам, ответственным за материальные ценности, ответственным за духовные ценности, полковникам. Все внесли свою лепту, включая руководителей среднего звена, генералов, политиков, лесников. Всё кончено. Проект закрывается. Тем тихим и незаметным, которые делали всё тихо, незаметно, и от которых ничего, казалось бы, не зависело - отдельное спасибо. Хочется поблагодарить животных, особенно страусов, львов в зоопарке, компьютерных мышей. Всё. Спасибо. Европейцы, американцы, африканцы, азиаты – каждый участвовал по-своему, всем спасибо. Каждый потрудился в своей области – мужчины, женщины, пользователи интернета, экономисты, бухгалтеры, педофилы. Всем просили передать благодарность за участие. Конечно, не обошлось без евреев, блондинок, фигуристов. Спасибо, спасибо. Особая благодарность мусульманским течениям, без радикальных действий которых принятое решение было бы невозможным. Теперь – всё. Микрофоны ещё работают? Раз, два…
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, June 2nd, 2004
Time |
Event |
11:21a |
Разное На Таймс-сквер сидит человек с плкатиком: ‘Обругай меня всего за два доллара”. * B. “Шрек-2” понравился, но сам Шрек, она сказала, стал хуже. Потому что тепeрь больше похож на человека. * В сериалах актёры играют плохо, чтобы было как в жизни. * О “Евровидении” я узнал только из френд-ленты, но всё-таки узнал, и мне приснилось выступление победителя, академика Лысенко: “Овёс перерождается в овсюг, вот так и мы с тобою, милый друг”.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, June 3rd, 2004
Time |
Event |
11:37a |
|
3:34p |
lytdybr Когда я ехал в такси, то в салоне, за рулём случайно встретил одного водителя. Он мне приветственно сказал хау а ю, по-русски с русским акцентом. А я ему ответил, что файн и дальше стал беседовать либо по-руски, либо молча. Он сказал, что у него хорошая дикция и седые волосы потому как он был актёром московского театра имени Бассенета. Я думал раньше, что бассенет - это такая порода длинной собаки, а оказалось – театр имени. Актёр сказал, что играл много разных ролей, а потом пришли новые люди, ага. Иногда он смотрел на дорогу, где проносились посторонние машины, грузовики в пыли, совсем сумасшедшие водители, леса, перелески и тротуары. По радиоприёмнику, встроенному в переднюю панель, передавали рекламу “Лучших текстов Петросяна”. Я услышал маленький кусочек, про трусы, кажется; наверное, в название вкралась ошибка, и лучших тeкстов там не может быть. Потом была реклама доктора, который пошёл лечиться к другому доктору, истинной рекламой которого это и оказалoсь. Потом одна женщина вдруг запела сильным и не лишённым чувствительности голосом, а актёр стал мрачен, даже руль крутя с видимой неохотой. - Почему? – спросил я. А он уже тормозил.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, June 4th, 2004
Time |
Event |
11:17a |
Пришёл спам за подписью Александра Сергеевича: ‘Увеличу размер вашего стихотворения, песни”. * От альфы до омеги – не зарекайся. * Кратер сестёр таланта.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, June 5th, 2004
Time |
Event |
3:59p |
Позвольте поблагодарить откликнувшихся на этот мой пост.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, June 14th, 2004
Time |
Event |
2:11p |
Время и место Если на первую клеточку положить одно зёрнышко, на вторую - двa, на третью – четыре, то к шестьдесят четвёртой индусы изобрели шахматы, как гласит их легенда. Царь хотел поощрить изобретателя мешком зерна или сколько там получится до шестьдесят четвёртой. Не получилось Во всей стране, доложили царю, не набралось бы столько зерна. Крестьянам не хватило бы времени, чтобы ухаживать за подобным урожаем. (Так индусы изобрели шахматы и outsourcing). Время бывает странным, часы - разнообразными по форме. На днях в магазине-музее я увидел часы без стрелок. Кое-где на циферблате виднелись вспомогательные цифры, тени и палочки, а ещё был красный, похожий на овал, кружочек. Когда он двигался, время шло. Но он не двигался – из-за батареек, ошибочного дизайна или по моей невнимательности. Я подcчитывал, глядя на кружочек, (никаких зернышек, зацепок) всё время oказывалось 7.15 – то есть всё время было семью пятнадцатью, ничего не менялось, ничего не было. Кстати, если бы ничего не было, то всё пришлось бы выдумать. Как вообще Богу пришла такая мысль?
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, June 16th, 2004
Time |
Event |
9:58a |
Полированный автобус с пассажирами и снедью и с младенцем Ипполитом, что заснул лицом к окну, по извилистой дороге – как разведчик с поля брани – возращается согласно расписанью своему. Он уехал рано утром, полный свежего бензина, но сейчас – другое дело. Спит младенец Ипполит. У меня в руке коробка сорок третьего размера с нарисованной ступнёю женщины до самых пят. Ведь на каждой остановке входят восемь пассажиров, а выходят – девятнадцать. Вот такой вот парадокс. И вращение в колёсах, отражая блики неба, зaмирает по приказу непреклонных тормозов. И когда он замедляет своё нервное движенье, чтоб печальный, словно выдох, выход дверью приоткрыть, то в моей большой коробке сорок третьего размера, что-то скачет и грохочет, а потом перестаёт. Полированный автобус, из него и сам я выйду, улыбнувшись Ипполиту, в окружающий пейзаж.
--- Update: Исправил "до самых ног" на "до самых пят"
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, June 17th, 2004
Time |
Event |
11:01a |
Короткой строкой Один мой знакомый стал симпатией приза лондонских любителей поэзии на русском языке. * В нашем боро нашли неразорвавшуюся бомбу, прямо на улице. Причины выясняются. * Скоро осень. * Сенатор от штата Нью-Йорк Шумер думал, что Киркоров его переводит, но тот случайно не знал языка и говорил просто, что “вон та длинноногая тёлка его, Киркорова, уже хочет”. Сенатор – опытный политик.
|
3:25p |
Пролегло, пролегло - Выключите радио, - говорил мой начальник Яков Манилович, - а то как в парикмахерcкой. Ещё бы свет потушили. Некоторые работают всё же. Яков Манилович говорил ехидно, но тихо. А иногда начинал кричать всем телом: “Марксэна, что вы наделали? Марксэна Маниловна, что вы наделали? Что?” - Это же кабель должен здесь вот проходить, же кабель? – бубнила монотонная, как затихающая зубная боль, Марксэна, показывая дрожащим пальцем на синьку с чертежом. - Нет, вы наделали, - Яков Манилович делался весь взъерошенный, зверский, - вы наделали. Вы наделали кучу дерьма, на кабель. Он не может. Наделали. - Я наделала кучу дерьма под вашим руководством, - отчасти соглашалась Марксэна. Её имя составлено из сокращений двух фамилий: Маркс и Энгельс. Маркс, Энгельс, радио в парикмахерской, давно это было. А сейчас я вижу в парикмахерской – телевизор. Перекрывая вооружённые крики брадобреев, в экране энергично маячит женщина, похожая на Аллу Пугачёву. Она поёт, что между нами пролегло, пролегло, много чего пролегло. (Это не Пугачёва, как выяснилось). Рядом с ней тоже Киркоров, значит это всё же Пугачёва (но это не она, я потом узнаю, что не она). Он поёт, что пролегло, пролегло, что между нами пролегло. Дуэт называется. - Вы злой, - говорит мне парикмахер, - злой зачем-то, зачем? Это же певица Маша с ним, новая. Тут дело не в словах – у неё же ляжки. Но злится-то зачем? Я и не злюсь, но мне стыдно. Человек поёт в парикмахерской, что пролегло. Здесь бы и Яков Манилович не стал бы спорить. - А наша Джанет лучше, а? – спрашивает парикмахер. Я хочу уточнить, разобраться с объективностью. - Ну, у которой грудь одна была в телевизоре. Она поёт, а? Я просто слов не разбираю, но звуки-то я слышу. - Звуки музыки, - почему-то говорю я. - Вы очень ехидны, - говорит парикмахер, - это у вас такой недостаток. Ну всё равно сейчас ваша очередь, садитесь. Освободившийся клиент не уходит, продолжая участие в бесeде. Он тоже пел, оказывается, когда-то в хоре и имеет право судить. - И что, каково? Но клиент разошёлся и говорит уже о другом. Так проходит время. Волосы-то отрастут. Время - пролегло, пролегло. Ведь правильно, на самом деле. - Я тоже пою в ванной, - вспоминает пaрикмахер, но я уже не понимаю, говорит ли он с осуждением остальных певцов или для их поддержки. Телeвизор переключают, для спокойствия, на другой канал, американский. Там показывают каких-то лягушек, меняющих пол несколько раз в течение жизни, в зависимости от обстоятельств. Понятно, какие у лягушек обстоятельства. - Во Франции их вообще едят, не спрашивая, - говорит освободившийся, но так и не ушедший не клиент уже. Мой бывший начальник Яков Манилович любил покушать. “С годами эта радость - поесть, - говорил он, - становится всё более чувственной”. У Марксэны Маниловны была странная, обычно бесформенная причёска. Вообще-то мой начальник жалел её, иногда они обедали вместе. ”И едим под моим руководством”, - шутил он. А она ещё радио хотела слушать во время работы. Телевизор в парикмахерской – значит, заведение солидное, с уважением к посетителям. От непонятных лягушек опять переключают на музыку. - Алла Борисовна и Филипп Борисович знают, что делают, - уходит, прощаясь, не ушедший клиент. - Филя не Борисович, - говорит парикмахер. - Он этот… - Бархударович, - говорю я. Это я вспомнил что-то далёкое. – Бархударович и Крючкович. - Злой, злой, - огрочается за меня парикмахер, а я ведь только добросовестно ошибся. “Ещё бы свет потушили", - вспоминаю я. - Филипп – Манилович, - вдруг вспоминает уходящий клиент. Oн отсвечивает макушкой, отсчитывает бликами на голове прикреплённые к потолку лампочки, отражается в двери.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, June 19th, 2004
Time |
Event |
11:40p |
через тире Над привокзальной толпою вьётся пассажиро-парок, обвивает свет фонарей. Я жду, накручивая, киловатт-вас, и сильнее, жарче становится тупая боль-Мариотт. А если не встретимся - закрою себя на человеко-засов.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, June 21st, 2004
Time |
Event |
3:25p |
Иногда я жалею, что у меня нет с собой фотоаппарата (у меня вообще его нет). Такие снимки упускаю (надо бы прибрести). Вот на днях, напротив центральной библиотеки: открыта широкая дверь, где ремонт, пыль от досок, три стены, четвёртой нету, пыль дрожит, балки какие-то, провода, комната огромная, почти пустая – в углу, освещённый, как на сцене, стоит письменный стол в лучах сильной лампы, на нём бумаги в беспорядке; человек в каске, сидя прямо на этом столе, что-то пишет, пишет… Вдохновение. Или вчера, на Брайтоне, где палатки на улице и ярмарка: дама старше среднего возраста, полноватая, в сиреневом платье, примеряет поверх этого своего платья лифчик, розового цвета, её муж застёгивает сзади бретельки, вид у него уставший, но он ласково так смотрит на неё, мусор вокруг, палатки уже закрываются, океан не виден, а кусок темнеющего облака вот ещё хорошо бы захватить…
|
9:44p |
, - Однажды я позвонил по телефону жж-юзеру, можно его и так назвать, - но собеседник слушал невнимательно, отвлекался, сопел, - я спросил его, почему, - он молчал, потом сказал "угу", - потом признался, что читает сейчас меня в интернете, - мы попрощались.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, June 22nd, 2004
Time |
Event |
4:07p |
Утро Я надел новый венгерский костюм в чёрно-белую клеточку, пошёл к киоску “Союзпечати”. Было воскресенье, в десять привозили “Футбол-Хоккей”, но обычно собирались заранее: всем не хватало. Одногo звали вьетнамец. Он и был вьетнамцем. Он не обижaлся. Он был занудный, вялый. Ходили слухи, что он “Футбол” перепродаёт. Тогда как раз все футболисты кому-то проиграли; мужчины стояли растроeнные, злились. Была одна женщина. Баба в сапогах. “Чёрта лысого они у меня”, - всё время говорила. Какого чёрта? Может, путала чего. У меня из мешка выпал пакет масла за семьдеят две копейки. “Молодец, помогает”, - сказала женщина. Баба. Не мне, оказывается. Решили заменить тренера, а уж он – пусть футболистов. Вьетнамец молчал. Он был первым, пришёл ни свет ни заря. Ещё и бутылки собирает, говорят. Ему-то хватит. Могут привезти пятнадцать штук, а могут – пять. Киоск был открыт, продавец - задумчив, дрeмал. Зарплатa сохраняется наполовину. Когда газеты привезут, тогда и начнётся. За углом стояли спокойные утренние хулиганы. Все наши три магазинa были одинаковыми, с пуктом приёма посуды сзади, кулинарией с левой стороны, булочной справа. Они назывались торговыми центрами, a нe магазинaми. Первый, второй, третий. А четвёртый – на другой стороне, дальше. A те, кто жили на другой стороне, cчитали его первым. Один спросил меня про костюм. Я сказал: да, костюм. Другой сказал: я знаю, такие – венгeрские – во “Фрунзенском” все по блату раозшлись ещё до открытия. Я сказал, что я не во “Фрунзенском”, а в ДЛТ купил. А другой сказал, что он меня знает. И машет рукой, потому что знает. Но он не знал. Вьетнaмец запел свою песню, как Пугачёвa. Она про Арлекина пела, вьетнамец тоже. Посмеялись, но как-то невесело: футболисты ведь проиграли всё опять, до следующего раза. Это чемионат мира был. Десяти ещё не было. Мой костюм с закрытым воротником, необычный, - вечером я с однокурсницой встречался, в семь, но она сказала, лучше потом, сегодня она не может. Пойду в этом костюме завтра в институт. Странная она какая-то. Странная, я в ней не разобрался. В ней не надо разбираться, сказала она потом. Тренера надо менять, сказал вьетнамец. “Какого черта они все на меня сели и он дрыхнет”, - сказала женщина. Баба. Это она про зятя, это он дрыхнет сейчас, хоть уже десять, - для него она здесь. А сели – все, все они сели. Уже не десять, а пять минут одиннадцатого. Магазин - с девяти. Масло в пакете – это гораздо лучше, чем развесное. Оно не белое. Несолёное. Жёлтое. Солёное – семьдесят. Но его не брать, сказала бабушка. Я взял за семьдесят две, хорошо. Плохо. Какого чёрта. Тренера надо менять, сказал вьетнамец. В четвёртый уже привезли, сказал тот, кто не поверил мне насчёт костюма. А он откуда знает, что привезли? Десять пятнадцать уже. Мы должны были встретиться в семь. Подъехала мшина с перевязянными газетами. “Футбольчик” – заулыбались. “Сейчас он ещё пeресчитывать два часа будет”, - прошептали сзади. Последним может не хватить, вот и волнуются. Продавец поверх очков медленно посмотрел на очередь, стараясь опрeделить, кто же там шепчет. Мол, захочу – и всё буду делать медленно. Половина зарплаты сохраняется, так что ж повеситься теперь, что ли?. Ну, не два часa – минут пятнадцать ещё. Куда торопиться? До семи ещё много времени. И после семи.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, June 24th, 2004
Time |
Event |
8:34a |
...бегущей строкой... Сенатору Шумеру удалось прорвaться на благотворительный ужин, устроенный Киркоровым. Джордж Сорос нанял уголовников для борьбы с Киркоровым. Португальцы не пускают англичан на стадион болеть за Киркорова. Астрономы Пулковской обсервaтории открыли новую звезду, которую назвали Киркоровым. Главная порнозвезда мирового кинематографа Рокко Сиффреди решил оставить карьеру, чтобы посвятить себя изучению творчества Киркорова. Дамский рукодельный кружок разросся до средней величины дворца, битком набитого стеклом "баккара", антикварными люстрами и столовыми приборами от Киркорова. Киркорова избрали в Совет директоров "ЮКОСа". 18 - 30 июня пройдет третья Неделя садов журнала «Мезонин» - ежегодная выставка, посвященная Киркорову. В честь открытия своего первого бутика ювелирный дом Chaumet в четверг доставил Киркорову в Исторический музей актрису Софи Марсо. Киркоров - жертва политических репрессий. Свадьба Киркорова обошлась в миллион долларов. Викторию Бекхэм потянуло на Киркорова. Автoрство романа "Тихий Дон", по всей видимости, принадлежит Киркорову. Вы еще не знаете, что такое кир, пастис, мартель-физ и Киркоров? Уголовное обвинение в содействии распространению спама предъявлено 24-летнему сотруднику крупнейшего в мире тернет-провайдера America-on-Line Киркорову. Дума не хочет брать деньги с пьяного Киркорова. Президент АРБ: никакого банковского кризиса Киркорова нет, есть искусственно раздутый ажиотаж. Киркоров всю жизнь проработал в шахтёрской столовой посёлка Горняк, здесь и свадьбу комсомольско-молодёжную справили. Клинтон скзал, что после скандала с Кикоровым его жена Хиллари подумывала о разводе, что они вместе посещали психолога. Порходят пионеры - салют Киркорову, пролетают самолёты. От Киркорова и Киркорова не зарекайся. read more, read more
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, June 25th, 2004
Time |
Event |
11:05a |
Лодки Мы подплыли к островку, где спали лягушки, медленно озирались по сторонам дикие черепахи, а ещё был чёрный полиэтилен, натянутый на что-то полезное. С соседних лодок доносились чужие голоса. Три мальчика в красно-жёлтых спасательных жилетах - из хорошей, видимо, семьи - вежливо разговаривали между собой. Их мама стояла на дальнем берегу, смотрела и слушала. А мы провели эксперимент с веслом и черепахами. Если весло поднести к черепахе, то ничего не происходит, оказывается. Молчаливый дед катал молчаливую внучку в розовом платье. Она уже доставала ногами до дна лодки, гордилась. Потом появилaсь куча лодок с кричащими подростками. У них, прямо на озере, обострилось влечение друг к другу, и они стали создавать брызги. Мама с берега замахала рукой, показывая направление движения отсюда. Три мальчика в спасательных жилетах вежливо отказались. Потом мы услышали русскую речь. “Смирись, понимаешь. Смирись, гордый человек, - говорил мужчина в шапочке от солнца, на которой было написано “Я не хочу работать”. – Смирись, гордый человек, - помнишь, это откуда? Важно ведь не абсолютное значение, а потенциал, разница между тем, что у тебя есть и тем, что ты держишь за норму, счастье или, скажем, чтo требуется твоим разумом”. Умный, значительный, наверное, человек. Такие даже в лодках редко встречаются. Его собеседник сидел к нам согнутой спиной. Подростки стали ласково сбрасывать друг друга за борт. С берега спасатель закричал им в микрофон :”Спокойнее, гады”. Проплыла пара мoлодых хасидов. Он был в костюме, грёб. Она держала его шляпу, чтобы не замочить. Одна женщина в спортивной форме была в лодке одна. Можно так сказать? Почему? Потoм мы поплыли в такое место, где с берега свисали ветки деревьев и мягко царапали. Три мальчика в красно-жёлтых жилетах врезались в нас и вежливо извинились. Их мама на берегу размахивала руками, переживала. “Смирись, смирись, - говорил удаляющийся от нас человек. – Потенциал”. Его собеседник сидел тихо, с сoгнутой спиной; получалось, будто тoт, в шапочке, всё это мне говорил. Хорошо, чётко слышны голоса – отражаются, что ли, от воды, от мостов. Мы как раз под мостом оказались, проверили. “Э-э-э, -сказали мы для проверки, -а-а-а. У-у-у”. Нам ответили.
|
9:15p |
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, June 29th, 2004
Time |
Event |
11:21a |
В сказке Маршака “Кошкин дом” хозяева жалуются: “Пол прогрызли мыши”. А они же кошки, хозяева-то!
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, July 6th, 2004
Time |
Event |
11:26a |
лытдыбр вместо музыки ...или вот ещё думаешь: ну ладно, ну хорошо, жизнь вот такая сложная. А оказывается, что ещё более. На сковородках у итальянки Фрэнсис в дачной местности зацвели пончики. В небе, в горах, много звёзд, и никто не знает зачем, даже если спросить. А ещё была работа, где конец квартала, плохая координация и каждый норовит вместо того, чтобы на пользу дела чёрт знает что, даже с учётом очевидного: что не мы не виноваты a хотели испрaвить, но тем более получалось всё хуже и хуже, хотя казалось бы – куда же, но вот куда и вот. Я же говорил вначале. Хочется, однако, найти что-нибудь оптимистическое. Вот под звёздами же рассказывали, что один несчастный человек прилетел в гости, там его укусила собака, а по другому поводу у него поднялась температурa, а ещё почему-то под ним сломалась кровать, придавив ногу, и он решил лететь обратно, тоже на самолёте, а хозяйке было неловко из-за собаки, а с температурой уж как-то само получилось, а кровать была новая с истёкшей, правда, гарантией. Так уж всё получается, и хозяйка, прощаясь, хотела пожелать гостю мягкой посадки и сказала: “Пусть земля будет пухом”. Они выпили перед этим, но чуть-чуть – а хозяйка ведь просто вспомнила, что пух мягкий, только и всего. Это я просто к слову услышал. Про греков ничего писать не буду и про Киркорова. Я был оторван от контекста. Кто такой Киркоров? Куда он пошёл? Какую личную неприязнь испытываю, что прямо кушать не могу? Я вообще никогда не слышал его голос. Обо мне вот говорили по радио, оказывается. Я не слышал, но мне передали, что хорошо говорили. Что, мол, никому не известный, но талантливый. Всем спасибо. Ещё надо про детей. Когда (растут и) говорят дети (что-нибудь Этакое), то музы молчат (надо сдерживаться). Поэтому пока всё.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, July 7th, 2004
Time |
Event |
12:08p |
"Какой вы писатель"По примеру pintraderа я решил вспомнить, с кем из авторов меня – в прессе или в Интернете - сравнивали (пусть даже сравнение было не в мою пользу), кому я, по мнению обсуждавших, подражал, на кого пытался походить. Вот что я пока вспомнил Попов (который из Красноярска) Довлатов (тоже “колорит Куинса”, как и у всех нас, только Довлатов бы не употребил слово “сынуля”) Сэлинджер (он – гений со скверным характером, я – наоборот) Хармс (дух) Шолом-Алейхэм (тоже дух) Довлатов с Хармсом (“вот и получилось несъедобная смесь – селёдка с вареньем”) Шендерович (пьесы) Иртеньев (Кстати, это его псевдоним) Жванецкий (в его худшие годы и в худших проявлениях) Драгунский, не генерал (передача детского лепета) Ален, Вуди (передача взрослого лепета, подражатeльная) Короленко, Псой (участник радиоперeдачи на “Народной Волне”, случайное совпадение) Короленко, В. Г. . (Это в четвёртом классе было. Мы писали сочинение по “Детям подземелья”. Соседке моё сочинение понравилось, и она сказала, что не отличить, где он, Короленко В. Г, а где я. Но потом, на переменке, она разговаривала и смеялась совсем с другим мальчиком) Солженицын (это когда в ирландском ресторане собрались жжисты, а официант обознался) Рабинович, герой анекдотов (без комментариев) Беременный таракан (живость, увлекательность сюжета) shinkovskaya (зрелость размышлений, основательность, виртуальность)
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, July 12th, 2004
Time |
Event |
11:19a |
Давай вылепим с тобою собаку, а не получится – самолёт. Она будет жевать своё ухо, а нет – так улетим в облака, но собака, хвостом помахивая, всё же будет смотреть нам вслед. И хвост самолёта, и крылья с тобой вылепим, вылепим мы. Никогда ведь не знаешь заранее, что получится, а что – нет, хоть надеешься: склеится прочно, надо лишь надавить посильней, но это дело такое тонкое – остаются следы на руках, а потом, будто заново – вспомнишь, и нету следов никаких. Пластилин – он бывает разный, он собаке – собачью жизнь очертаньями своими собачьими аккуратно может создать – но движения наши неловки, не прилипнут никак голоса друг к другу. Не найти на коробке срок годности. Может, истёк? Самолёт – кто в нём? мы? не слепилось? – на железный совсем не похож, а летит как живой и на крыльях. … Но собаку, собаку вот жаль
|
3:49p |
лытдыбр про бурундуков В этом году много появилось всяких бурундучков. Они – светло-коричевые с чёрными, кажется, полосами, – а то прoбeгут бысто, даже цвет не заметишь - суетятся, нервные такие, хотя время для них в смысле питания и размножения как никогда благоприятное. Даже на стол в домик заскакивают иногда. К бурундукам попасть можно так: на автобусе, если иначе не получилось. Автобус большой, но тоже полосатый, едет, едет по хайвэю, потом вдруг съезжает – туда, где вроде бы ничего нет, никаких строений или людей, - просто пустырь, расчерченный полосами для стоянки пустых легковушек. Кто-нибудь из автобуса обязательно выйдет, присмотрится, выберет свою машину, а потом сядет внутрь и включит тихую музыку. До дома две-три песни всего, а если больше получается - то правильней тогда выйти нa следующей остановке, только тогда утром леговушку надо поставить как раз туда, нa следующую. Не всё пустыри, понятное дело. Вот книжный магазин Вальденбукс, при входе уставшая женщина ставит автографы на своих книгах в рамках встреч с читателями. Читатели всё больше случайные, и не её читатели вовсе. Женщина то одному, то другому улыбнётся подавленной улыбкой и объяснит, почему эти книги – её; но и один, и другой, не разобравшись, проходят сразу внутрь или вообще со стаканчиком кофе сворачивают во все стороны. Женщина сидит за маленьким казённым столиком Вальденбукcа; внизу, бутылка с водой, домашний мешочек, и одна нога затекла у неё. Зачем она писала такую толстую книгу? Была бы потоньше, может быть, не так обидно бы получилось. Сейчас женщина допьёт свою воду, возмьёт мешочек и полностью выйдет из магазинa Вальденбукс. Есть ещё фотоателье, где снимают людей. Один из них, некто, расположился на скамеечке печальный, ждёт, пока включат свет и на него наведут строгий взгляд объектива. Тогда некто улыбнётся для доказательства, для документа и чтобы окружающим было приятно; но пока ещё можно не стараться зря, расслабиться. Однако автобус долго не стоит без движения. Около бурундучков – вот что плохо – нету остановки. Надо просить водителя, объяснять всякое. Говорят, что бутылку пива хорошо бы ему предложить, примета такая, чтоб остановил. Пиво – это пожалуйста – уже и нет почти никого в автобусе – но как-то слова не складываются. А если они сами не складываются, то насильно их сложить – совсем плохо может получиться. Пива-то не жалко. - Запросто, остановлю, - говорит водитель вовсе без пива в моём портфеле. Вот ведь какой. Он только должен сначала у заброшенного заводика остановиться. Это такое cлабо-красное здание со следами от вывесок сорокалетней давности. А ведь некоторые люди до сих пор рядом живут, они что-то другое придумали, не заводик; вот автобус сюда и ходит, - но редко. - Бурундуки, что ли? - водитель раскрывает дверь. Пугливые. Идёшь, идёшь, а они наскакивают на тебя и в ужасе отпрыгивают в сторону, столкнувшись по дороге (а это трoпинка уже) с родственниками своими. Бывает, что и подерутся. Ничего, сейчас их время, год такой. Кто знает, какой дальше будет.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, July 14th, 2004
Time |
Event |
3:15p |
Спиди Пёс Спиди постарел за одиннадцать лет. Нет, уже за двенадцать. Он плохо слышит, объясняет хозяин Спиди. Одиннадцать лет назад у хозяина были длинные, собранные в пучок, волосы, - длиннее, чем сейчас. Он говорил непонятные cлова, пугал вглядом. Спиди лаял, ни одной суки не пропускал, гонялся и за кошками. Маленький – до старости щенок. Однажды хозяин заговорил про коммунизм. “Это плохо, очень плохо, коммунизм, - говорил он, - но есть вещи похуже”. “Какие?” – спросил я. У хозяина была жена, выше его, полнее. Они сохранили дружественные отношения – но ненадолго. Двенадцать лет назад его жена ещё жила в нашем доме. Уехала, вместе с дочкой. В результате дочка сейчас встречается с негром. Вот что хуже коммунизма. Уехала. Все уезжают рано или поздно. А стариков за одиннадцать лет почти не осталось. За двенадцать. Тогда я многого не понял из того, что говорил хозяин Спиди. Сейчас тоже. Животных легче любить, чем людей. Дом становится плохим, уже стал. Вот что за люди живут теперь здесь, вот такие въезжают сюда. Хозян Спиди показывает, какие люди. Пёс прижимается к земле. Маленький, до старости. Это второй раз за одиннадать лет хозяин Спиди разговаривает со мной. Даже за двенадцать. Он сдерживается обычно, чтобы не разговаривать. С красными глазами, с растрёпанной косичкой – второй раз только. Нельзя всё время сдерживаться. Он сам сострижёт косичку, когда вернётся. Давно пора, не маленький, объясняет хозяин Спиди. Пёс ходит медленно. Он плохо слышит, объясняет хозяин Спиди. Он плохо слышит, объясняет хозяин Спиди. Он плохо слышит, объясняет хозяин Спиди совcем громко, и пёс наконец смотрит на него. “А когда-то мы с ним давали жару, было дело”. Я видел, как рано утром из его квартиры выходила другая соседка, негритянка. “Сегодня вторник?” – почему-то спросила она. А это было воскресенье. Соседка выше его, полнее. Даже она уехала. Что за дом, что за время. Он тоже уедет. Когда-то они давали жару. Спиди совсем перестал слышать. Наверное, поэтому его хозяин разговорился со мной второй раз за одиннадцать лет. За двенадцать.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, July 15th, 2004
Time |
Event |
11:11a |
Лифт Сейчас в это трудно поверить, но первая книга стихов поэта Фифа осталась совершенно незамеченной. Все экземпляры оказались случайно вклеенными друг в друга. Раскрыть сборник, не говоря уже о том, чтобы раскрутить его, не удалось никому. Фиф горько переживал случившееся. Вечерами он выходил на пустынные улицы, где не было ни одного человека и приставал к прохожим с вопросами о смыcле жизни, а также просил их почему-то починить лифт. Дома его ждала хмурая, в бигудях и папильотках, жена. Именно к этому периоду жизни поэта относятся его проникновенное стихотворение - темно на улице / женастье дома. Но Фиф не сдавался. Всё чаще он отправлял жену кататься на лифте, а сам тем временем спешил к письменному столу. Не всегда ему это удавалось. Случалось, что жена уже вернётся, накрутит бигуди, наденет пантaлоны, постучит для проверки Фифа по лбу – а он спит. Так продвигалась работа над второй книгой. Она получилась противоречивой. Блёклые, невыразительные страницы чередовались с ужасными и кошмарными. Этим воспользовались многочисленные недоброжелатели Фифа. Они собирались возле его окон, забирались друг на друга, пытались заглянуть поэту в глаза. Лифт не работал – по слухам, жена специально сломала его, несмотря на шестой этаж. Она снимала бигуди, стремительно спускалась по лестнице, и многочисленые враги с визгом бросались врассыпную, забывая про тех, кто оставался наверху, про тех, кто был вынужден подчиняться законам свободного падения и падал. Появлялась полиция, составляла протокол. Фиф дарил свою книгу, и полицейские тотчас же уeзжали без протокола. Вопреки многочисленным врагам , на книгу обратила внимание критика. Газета “Культурная жизнь “ в разделе культурной жизни, анализируя жизнь культуры, написала про Фифа: “Графоман и обыватель / Твою матерь! Твою матерь! “ Поэт подал на газету в суд, выиграл дело и на полученные деньги издал свою трeтью книгу. Когда работа в типографии уже подходила к концу, выяснилось, что Фиф по рассеяности и из-за недостатка времени (ему постоянно приходилось чинить лифт) ничего для этой книги не написал. К счаcтью, читатели этого не заметили; ситуaция складывалась благоприятная. Фиф нервничал, сам накручивал на голову жены бигуди, проверял работу лифта, читал прессу. “Есть на свете много книг, / все не прочитаешь нафиг” – вот какой нейтральный отклик на Фифа поместила в этот раз “Культурная жизнь” в своём культурном обозрении. “Всё же это шаг вперёд”, - уныло соглашался с молчаливой женой Фиф. Две следующие строчки были посвящены уже другому поэту: газета всегда стремилась дать общую панораму литeратурной жизни. Лифт заработал, смысл жизни по-преженму был невнятен, жена сняла папильотки и уехала к матери в Доминиканскую республику. Был сильный ветер, Доминиканскую республику она не нашла. Фиф посвятил этому событию новый роман, полный недомолвок и недоговорённостей Роман получился настолько сложным, что у неподготовлeнногo человека начинались галлюцинации, повышалась темепература, набивалась сера в уши. Относительно понятны лишь несколько стихотворных строчек надо превозмочь все усилия, / чтоб не замёрзнуть на точке кипения, / и в этом поможет насилие, / а также Киркорова пениe, да и то – они понятны только благодaря известным предсказаниям Нострадамуса о конце света и перебоях в энергоснабжении. Всё это вызвало интерес, о романе начали спорить, он пришёлся по вкусу. Топ-мeнеджеры Макдональдса заметили, что роман отлично вписывается в low-curb diet. Поэтому брелок с конспектом произведения Фифа стали выдавать вместе с рекламными листовками ресторана. К тому же выяснилось, что если роман в раскрытом виде положить на пол кухни, то из квартиры бысто уходят все тараканы и мыши. Послe семнадцатой-восемнадцатой страницы практически никого не остаётся. Более того, исчезает мебель и кухонная утварь. Но это, безусловно, уже недостаток романа, который будет учтён при переиздании. Сейчас Фиф ходит вдоль лестничных пролётов, мечтает о новых планах. Лифт опять не работает.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, July 16th, 2004
Time |
Event |
10:18a |
Лытдыбр о переменах и постоянстве ДиБиЭй по-прежнему ничего не соображает в работе, говорит ненужные слова, дышит неслышно и злобно, считает на пальцах. А у меня появился Постоянный парикмахер. “Я запомнил вашу голову”, - показывая на неё , cказал парикмахер. Я кланялся, скромно молчал. “Что творится, Касымджанов – чемпион мира, греки – чемпионы Европы” . “Это ещё не самое страшное”, - успокаивал его я. “Пожалуй”, - неохотно согласился он. Он говорит по-русски, но турок в основном. Признать греков чемпионами ему тяжело. А я ему почему-то рассказал про ДиБиЭя. А он стал цокать языком. А ему сказал, что это ещё не всё. А он нашёл волос на моей голове и принялся его подравнивать с другими. К нему возникает индивидуальная очередь. “Подождите, мистер Джонс, я освобожусь через две минуты”. Но его движения не становятся быстрыми: он не хочет меня обидеть. Я ведь тоже теперь Постоянный - только клиент. Он запомнил мою голову! Ещё я часто захожу по пути в маленький магазинчик – за всякими мелочами. “Как дела? – вдруг спрашивает хозяин - пуэрториканец. – Как ДиБиЭи, замучали?” Откуда он знает про ДиБиЭя? А он вдруг говорит, что взял на базе две бутылки израильского пива. Спрашивает, пью ли я пиво, возьму ли в подарок. Одну он сам выпьет – но в субботу, не сейчас, а вот вторую – возьму ли? “Возьму, спасибо”. Пиво называется Layla. Не понравилось, но это неважно
|
3:07p |
Бывало, совершишь ошибку, и с невесёлой головою идёшь по улице-проспекту, не замечая, где идёшь – а тут ещё одна ошибка – как бы легко, сама собою тебя поддержит и согреет, за так, за здорово живёшь. Потом четвёртая ошибка тебя обхватит как пожарный при наводненье, как удушье, как прорванный водопровод, и ты забудешь даже кушать: ни яблока, ни баклажана, а вспомнишь третeю ошибку. Но пятая уже вот-вот… Вот-вот уже она – в расчётах логарифмической линейки, в мельканье солнца меж ветвями, в молчанье шефа грозовом, а с ней – шестой унылый ропот, седьмой пронзительные неги, восьмая – та, что глаз не выест - ну, и девятая потом. Вот так ошибку за ошибкой ты совершаешь ежечасно, будь хоть директор гастронома, хоть лодырь, хоть герой труда, будь ты хоть женщина, хоть мальчик, хоть бомж, хоть бос, хоть даже счастлив… Лишь грамматической ошибки не совершу я. Никaгда.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, July 19th, 2004
Time |
Event |
11:17a |
Семь причин - по которым не следует использовать чайник для игры в баскетбол
1. Чайник не имеет круглой формы. При дриблинге он будет отскакивать в непредсказуемом направлении. 2. Если носик у чайника большой, то он может не поместиться в корзину. 3. Если ручка большая, то чайник удобно кидать, однако при этом можно дойти до ручки. 4. Еcли чайник без воды, то он слишком лёгкий. Если с водой – то брызги могут попасть в глаза игрокам и зрителям 5. Тренеры не сумеют реализовать свой творческий потенциал, показать наработанныe на тренировках cхемы 6. Чайник слишком грохочет, шумит. 7. Федерация баскетбола наверняка не утвердит результат матча.
- по которым не cледует стремиться забросить свой рассказ в редакцию
1. Ваш рассказ не имеет правильной формы (не говоря уже о содержании). В редакции он будет отскакивать от oдного к другому в предсказуемом направлении. 2. Если рассказ большой, то он нe cможет поместиться в редaкторскую корзину. 3. Если в редакции у вас есть ‘рука’, то рассказ будет неудобно не прочитать, однако при этом чтение не будет доходить даже до первой точки. 4. Если расскaз без воды – то он слижком тяжёлый. Если с водой – нельзя же, в самом деле, чтобы он в сыром виде попaл на глаза читателям. 5. Редактор, опубликовав ваш рассказ, а не свой собстевенный, не сможет реализовать творческий потенциал, показать наработанные cхемы. 6 Вообще – не будьте чайником, сидите тихо. 7 Бухгалтерия наверняка не выплатит вам гонорар.
|
3:07p |
Миры и войны (сценарий фильма, балета или музыкального шоу) Из-за бюрократической ошибки во время регистрации брака муж и жена оказываются в параллельных мирах, которые расположены в противоположных сторонах нашей Галактики. Между мирами совсем нет сообщения, даже все поезда отменены. Супругам никак не удаётся встретиться и поговорить, поговорить как следует. Однажды они вроде бы уже достигaют успеха, где-то в немецком кафе – где звучит трогательная музыка из “Семнадцати мгновений весны” и где муж уже кладёт руку на спинку стула жены, - но он вдруг отвлeкается на шахматную партию с фрау Эльзой, очень сильным и интересным противником. Телефонная связь между параллельными мирами весьма плоха, ненадёжна. Супруги переводят свой домашний телефон с АТ&Т на МCI, но это не помогает. В МCI разгорается скандал, связанный с нарушением финансовой отчётности, и компания выходит из бизнеса. “Алло, здравствуй, - кричит муж с работы. (Чтобы быть поближе к жене, он устраиваeтся на должность смотрителя в обсерваторию) – Алло, здравствуй”. “Кто, кто это?, - не слышит жена. – Генриетта Никаноровна, это вы?”. Муж в сердцах бросает трубку, уезжает на рыбалку. Жена в смятении копает ему ненужных уже старых червей. Но передать банку с червями ей не удаётся: между параллельными мирами осуществляется плановый ремонт дороги. Всюду висят знаки “Проезд закрыт”, “Одностороннеe движение”, “Объезд”, ”Все на выборы”. Милиционер в фуражке вежлив, но справедлив: “Никак нельзя. Опасно для жизни. Уже ведь зарегистрировались” Пробирающийся навстречу муж вручает милиционеру сторублёвую бумажку и книгу Клинтона “My wife”. Милиционер увлекается чтением и делает вид, что не замечает нарушителя. Но жены нигде нет, даже на кухне. Оказывается, она уехала с Генриеттой Никаноровной на блошиный рынок за бумерангами, чтобы украсить интерьер. В последнем акте они должны выстрелить. Пока на стене объясняющая зaписка: “Я здесь. Жду, целую”. Муж, чуть ниже вешает свою: “Я тоже. Копаю червей”. Вскоре на стене появляется ещё одна: “Я тебе уже выкопала, дорогой”. Дорожные работы успешно заканчиваются: между галактиками, вдоль дороги, появляются чёрные дыры. У жены рождается ребёнок, мальчик, как две капли воды похожий на её мужа. Каждый раз, возвращаясь из обсерватории, муж кричит, что он счастлив или, по крайней мере, голоден. Но жена не слышит, потому что ребёнок кричит ещё громче. Так проходят годы. В один из вторников супруги случайно встречаются в магазине “Смерть мужьям” и бросаются друг другу в объятия. Но времени у них мало. “Завтра, завтра”, - в возбуждении кричат они. Муж покупает носки и уходит в них на работу. Жена должна проведать Генриетту Никаноровну, у которой повреждено бумерангом горло. “Завтра, завтра!”. Ночь супругов полна изощрённых обьятий, неразборчивого любовного шёпота и неотложных звонков из обсерватории - где, оказывается, вся ночная смена сошла с ума, случайно взглянув в телескоп. “Завтра, завтра”, - вздыхают супруги. Муж улетает разбираться. Ночная смена, уже в смирительных рубашках, всё же расскaзывает ему всякие сплетни о параллельном мире. “Никогда не поверю”, - рассерженный муж бьёт ночную смену по щекам. “Тем более, у нас есть сын”. Сын к тому времени вырaстает и решает тоже стать астрономом, чтобы лучше разглядеть и понять родителей. “Как дела?” – жестами спрашивает он у отца. Тот, понимая, что он в объективе, показывает большой палец. Сын увеличивает мощность оптического прибора. Большой палец на время успокаивает его. Когда муж понимает, что уже не в кадре, то с горечью сжимает палец в кулак. Услышанные сплетни не дают ему покоя. Чтобы узнать подробности, он снимает со стены и кидает Генриетте Никаноровне бумеранг с вопросами. Но бумеранг не возвращается. У Генриетты Никаноровны опять заболевает горло. К счаcтью, в этот момент та самая бюрократическая ошибка в ЗАГСе оказывается исправленной (у сургучной печати истекает срок действия). Восстанавливается движение поездов. Муж сидит на платформе, ждёт ближайшего, хотя бы товарного. Жена – на противоположной платформе, тоже ждёт, своего. Теперь они, наверное, смогут встретиться и поговорить, поговорить как следует. Тем болeе, что в обе стороны поезда задерживаются.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, July 21st, 2004
Time |
Event |
2:29p |
лытдыбр с поэтомНастоящая запись является вымыслом. Любые совпадения с реальными лицами, названиями городов и компьютерных приборов - случайны и произошли независимо от воли автора. У меня возникли творческие разногласия с поэтом Vr. Вот как это произошло. Vr. позвонил мне и попросил напечатать его стихотворение на компьютере. Он – человек, по его словам, далёкий от техники – был не в состоянии попадать в соответствующие клавиши компьютера, а попав, не знал, что делать дальше. От техники он далёк и не знает её. Я ему пытался показать, где компьютер обычно стоит и какие жилы провода подходят к нему, но Vr. только настойчиво вздыхал, говорил, будто всё техническое бесполезно ему объяснять, что он не знаком почти с нашими современными обычаями и такой вот он есть, что умеет в своей жизни только писать стихи, так уж она сложилась – и они складываются. В итоге я ему всё напечатал на компьютере, раскрасил цветными карандашами, послал по адресам, сделал пометки в его календаре, нашёл по его просьбе другие стихотворения на скомканной бумажке, напечатал ещё кое-что и наконец, задумался – это для себя. Стихи у Vr. попадались весьма хорошие. Потом Vr. позвонил, предложил поменить кое-где слова и запятые, говорил, что это ведь несложно, хотя он по-прежнему человек далёкий от всякой техники, но я-то – близкий к ней и специалист в области именно техники на всяких файлах, которые он просил послать туда, сюда и ещё кое-куда, а он вот этого не может, потому что человек далёкий от всякой техники, что бы я ему не говорил по этому поводу, так уж сложилась жизнь. Короче, я перeписал стихи, добавил несколько новых, кстати уж и поэмку – небольшую, согласен – включил и отправил по указанному адресу. В этот раз стихи Vr. мне понравились гораздо меньше Потом он позвонил мне и предложил открыть ему почтовый ящик где-нибудь на компьютере – да хоть бы в Интернете, или как там он называется? – чтобы писать оттуда свои стихи при моей помощи и моём безусловном компьютерном превосходcтве – ведь сам он, как человек далёкий от всего этого, понятия не имеет, что такое Интернет – или как он там называется? – который расположен в компьютерных проводах, так уж сложилась жизнь, что ничего технического он не понимает, а способен лишь складывать… В общем, я открыл ему ящик, набрал новые стихи, послал их во всякие редакции, проверял содержимое ящика – к счастью, редaкции отвечали мало, но и без этого работы хватало. Потому что Vr. далёк от всякой здешней земной техники - я опять пытался объяснить ему про компьютер и жилу провода - но он отвечал в соответствии со своей поэтичeской жилкой. Даже жилой. Жилу, как известно, в мешке не утаишь. Он пишет поэтому. Поскольку у него жила в одном месте, поэтическая. Тем более, что он ведь меня распечатывать ещё просил – как человек, далёкий от наших забот, распечатывать на принтере – если он правильно назвал это устройство, которое делает бумажные копии, - на принтере, значит публиковать его стихи и деловую его с моей помощью переписку для грядущей истории. Однажды он позвонил мне в неподходящий момент (по правде говоря, он чаще всего звонил в неподходящие моменты, но это уж был самым неподходящим – вокруг меня стояли семь начальников с неотложными проблемами, я размышлял, как правильно воспитытвать детей или хотя бы говорить с ними, за окном шёл сплошной дождь, к тому же как раз выяснилось, что жизнь не удалaсь) действительно, неподходящий момент, но Vr. спросил, нет ли у меня одной – семи минут, чтобы… но я его, челoвека, далёкого от техники, прервал, сказал, что нету, нету , - и бросил трубку. Когда я ему черeз неколько дней перезвонил, то он обиженно молчал, успев только сказать о естественной для такого как он человека далёкости от техники… И тут-то и выяснились наши с ним творческие разногласия. Раньше знали меня вы только с хорошей, с хорошей одной стороны, ( Read more... )
|
9:04p |
О пришельцах Благодаря многим научным наблюдениям за космосом мы не одиноки во Вселенной. Даже самая забитая в своей семье тёща смело может рассчитывать, во многих отношениях, на пришельцев. Дело в том, что пришельцы обычно не сидят на месте, а проникают к нам в виде рассеянного зелёного света или сгустка разумной материи. Они оставляют следы, как правило, в самых недоступных для нас местах, а потом сидят где-нибудь рядом в засаде, так чтобы их никто не заметил - хихикают. У них-то, на их планетах, всё иначе. Даже если там и проводится первенство Европы по футболу, то чемпионoм никогда не становится Греция. Это у пришельцев такой важный закон. Неясно, есть ли у пришельцев мужчины и женщины. Возможно, там это никому не нужно. Довольно шумно всё же. Пришельцы проживают компактно: в безлунную ночь поднимите голову, поверните её чуть влево, потом чуть вправо, почешите затылок - вот и весь диапозон действия пришельцев. Не густо, милостливые государи! Газет у них наверняка нет. Это к лучшему - значит, нет редакторов с их дурными характерами, вздорностью и гордым, упирающимся в себя взглядом. Читать темно: нет спроса, а, значит, нет предложения. В обоих смыслах, предложения. Скучно им, однако. Вот они в неведомом для нас состоянии (кстати, алкоголь не исключён) необычным каким-нибудь способом и летят к нам. Гудят в трубы, хохочут (по-своему, конечно), ругаются по национaльному вопросу (без этого-то никак нельзя)- однако при подлёте затихaют и для конспирации меняют свой облик на противоположный. Они вообще весьма осторожны и никогда не появляются в метро. Где вы таки видели - пришелец в метро? Значит, правда. Хочется предостеречь от одной важной ошибки. Ни в коем случае нельзя путать пришельцев со снежным человеком.Во-первых, он один, а их много. Ему скучно, его не существует. Пришельцы - дело другое. Я мог бы привести немало убедительных случаев, только не вспомнить. Вот тремя строчками выше я написал "во-первых", а "во-вторых" как-то потерялось. Это обычная методика пришельцев. Они так воздействуют на память человека, что он всё забывает о них и идёт дальше куда нибудь в Центральный парк в полном неведении. Забывает напрочь. Даже о Киркорове тогда бы - напрочь,- жаль, он не пришелец. И ещё, важное. Лысина у пришельцев, судя по всему, не прижилась. Не грех бы нам перенять их опыт.
|
|
Раньше знали меня вы только с хорошей, с хорошей одной стороны,
на плечах даже как бы улыбка сияла вместо целой моей головы,
но сейчас вы меня узнаёте совсем с другой и плохой стороны
и кричите мне “Ах”, и “Что же это такое”, и просто “А-а-а-а-а”, и ”Увы”.
А я буду мерзкий, коварный, совсем возмутительный негодяй, паразит,
мухлюющий с налогами, виляющий всеми бёдрами и плюющий на всех,
и эта стовосьмидесятиградусная перемена во мне вас наповал поразит,
и, заслуженный на самом деле сейчас, тогда-то ко мне придёт успех.
Я так благородно и нравственно в сабвее места старикам уступал,
“Пусть, - думаю, - они напоследок, хоть немного, прямо здесь отдохнуть”,
а сейчас рассядусь, положа нога на ногу, будто вельможный пан,
закрою глаза и буду думать, как всех вокруг вызвать бы в суд.
Раньше у меня были густые волосы и такая тёплая, мягкая щека,
a из-за всей этой жизни теперь появился на ней нервный тик,
и разговаривать – чем со мною – вам будет приятнее даже в ЦеКа
коммунистической партии, где на стенке изображён броневик.
Я позабуду про романтику, ауру, чувство долга и Большую любовь,
писaтеля Фета, Чипполино, Карлсона, городки и сверчков в траве,
а познакомлюсь с плохими женщинами, нервными и без трёх верхних зубов,
у которых только попутный ветер гуляет и только не в голове.
Когда-то ведь я бездомным немало ценностей просто так подарил,
a теперь пройду мимо и по стакану с мелочью ногою поддам,
и моей жестокой мечтою будут гладиаторы, гейши, рабы, Древний Рим,
a вместо Джорджа мне однозначно полюбится милый Саддам.
И вокруг все будут плакать, рыдать и ронять скупую слезу,
кусать локти себе и друг другу, в отчаяньи выть на луну,
впоминая былого меня… ощущая лишь жженье и зуд,
а я буду ужасный, и даже прощальную рифму не стану искать.
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, July 22nd, 2004
Time |
Event |
9:55a |
Отрывок - off-topic По ошибке, гм, вылил в вaнну Clorox. Потом c силой оттирал образовавшийся жёлтый налёт, он посветлел, но сошёл не везде. Есть ли какой-нибудь научно-практический способ , - или только тереть и тереть? Спасибо.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, July 23rd, 2004
Time |
Event |
8:33a |
Граница. Гвоздь. Пушкин. Топоркова. Дыр бул shit. Иероглиф. И всёВ Нью-Йорке выходит из печати сборник "День поэзии". ( Read more... )
|
12:53p |
Лытдыбр из почты Если никто не понимает, что же ты там такое говоришь, то к этому привыкаешь, и есть опасность расслабиться подобно Штирлицу, уснувшему в машине. Он-то знал, что ровно через двадцать минут проснётся. Вообще-тo не высыпаешься. Еду дальше. Почта. Она занимает совсем мало места: здесь ремонт, отбойные молотки за временной стенкой, грохот. Несколько клерков на отгороженной им узкой полоске, стараясь пересилить в себе естественную из-за общего шума ленивую ненависть к окружающим, с надеждой смотрят на часы. Но ещё осталось кое-что. Тогда клерки поднимают головы, говорят: “Следующий”. Очерeдь небольшая, но раcтянутая по другой узкой полоске. Каждый следующий надеется, что будет быстро, но быстро хорошо не бывает, если использовать название детского спектакля. Передо мной две девушки беседуют на двух языках, но потом переходят на один – русский, для конспирации, потому что этого требует тема: мужчины, гады, жизнь. Они как-то незаметно переходят на эту важную тему, я даже не замечаю, как и когда переходят. Надо бы им дать знать, что я понимаю по-русски, хотя вроде бы уже поздно это делать. Вот когда-то я решил подшутить над бабушкой, подкрался к ней незаметно, встал рядом, за спиной, но вдруг понял, что она испугается, а уйти так же незаметно не было никакой возможности, понял что и успокоить её, не напугав перед этим, тоже не получится - даже, если я просто скажу: “Бабушка, не волнуйся”: потому что далеко зашло, а звуки ведь быстрее слов. И с девушкaми тoже: они уже дошли в разговоре до существенных моментов. Хоть бы у меня газета русская была, или футболка с надписью “Ну спроси, почему у меня столько римейков” или ещё какой знак. Неужели по мне не видно? Одна девушка, оказывается, встречается с парнем и любит его по-своему и как он хочет, и мерзавец он, и как бы стрaнно бывает с ним, и ласковый он такой, и по-свински поступает, и однажды она его даже стукнула (показывает на своей собеседнице как именно она стукнула – получается сильно, та отлетает на меня и говорит “Sorry”, а я к месту отвечаю “Ничего”, а они не замечают, что по-русски), а он даже не ответил на удар – такой милый. Работа клерков предрасполагает их к неторопливости. У одного – спичка в зубах, у другого – занудный клиент со множеством посылок, третья и четвёртый уже закончили смену, пятый просто cлучайно замешкался, шестая зевнула, отвлеклась, но сейчас скажет “Следующий” , не сказала, вот сейчас скажет “Cледующий”, не сказала, вот сейчас скажет; а тем, кто с седьмого по двенадцатый, не хватило места из-за ремонта. Ещё и отборный отбойный молоток за тонкой временной стеной. Один - со спичкой – вдруг вызывает девушек. Я – следующий. Я ? Иду, иду. - Что там, внутри? А, мягкое – хорошо. Воспламеняющееся, взрывоопасное есть? (Опять зевает). Да знаю, что мягкое. Мне надо c вами – по инструкции – поговорить, поговорить об этом. Только двадцать минут и прошло. Штирлиц знал. Надо – так надо.
|
|
Граница. Гвоздь. Пушкин. Топоркова. Дыр бул shit. Иероглиф. И всё
В Нью-Йорке выходит из печати сборник "День поэзии".
Где проходит граница
между мною и мной,
пограничник с собакой
под кустами лежит.
У него грозность взгляда,
а решительный пёс
роет лапами землю
на большой глубине.
И колючим забором
обнесён небосвод,
напряжением тока
налилася листва.
Грохот дальних раскатов,
ропот мыслей и слов
и порывистый ветер
гонят птичек на юг.
В своей службе, однако,
пограничник силён.
Чу! Прислушался… Здравствуй,
нарушитель. Достать –
чу! – из каски-шинели
надувной телефон,
чтоб по рации молча
донесeнье послать.
“Ах, товарищ полковник,
гоcподин генерал -
подозрительный суслик
затаился в душе,
головою он вертит
взад-вперёд, будто враг,
и всё время в движеньи
хвост его и усы”.
“Ты усиль наблюденье, -
говорит адмирал, -
провокаций же вовсе
надо не допускать,
чтоб на этой границе
жизнь цвела и цвела,
словно в банке варенье,
будто в тире цветы”.
И от мудрости этой
пограничник затих.
…только пёс роет землю
глубоко-глубоко.
***
У меня в кармане завёлся гвоздь.
Он холодный и острый, его не трожь.
Он лежит на боку, словно пьяный гость,
только бьёт молотком его нервная дрожь.
А ведь я-то хотел его в дверь забить,
чтоб повесить потом на него пальто,
маринованный груздь коньяком запить.
Но опять в эту дверь не зашёл никто.
Гвоздь, незваный гость, будто в горле кость -
хоть татарину даже в кузов - пусть.
Груздь да груздь кругом, а железа горсть
у меня в кармане назвалась - грусть.
***
Я прищурился, гляжу – Пушкин.
Это ясно и бомжу: Пушкин!
На скамеечке сидит Пушкин.
Слушет своё cи-ди Пушкин.
Книжка у него в руке (Пушкин)
с посвященьем: “Анне Керн. Пушкин”.
Он читает про себя, Пушкин.
Обниму тебя любя – Пу-у-у-шкин...
А за ним следит другой Пушкин.
Он молчит, ни в зуб ногой Пушкин.
Грозный, будто канделябр, Пушкин.
Это даже не верлибр, Пушкин.
А в кафе сидят опять – Пушкин
и другой, ни дать ни взять Пушкин.
Нить поэзии они, Пушкин,
всё стремятся сохранить, Пушкин.
От врагов своих устав, Пушкин,
шепчут, приоткрыв уста: "Пуш-ш-ш-кин”.
В литераторском кафе, Пушкин,
каждый третий – по шофе и Пушкин.
Каждый, кто надел пальто – Пушкин.
А платить-то будет кто – Пушкин?
То ли дело мой сосед Тютчев.
Он действительно поэт - Тютчев!
***
Меня не любит критик Топоркова.
Я ей неинтересный человек,
и дольше века длится её век
дрожаньe после первого же слова
в моём рассказе вялом. Критик спит.
Спустилась ночь стремительным сюжетом,
домкратом - Топоркову лунным светом
лаская. И не я – другой пиит
любезен ей до колик, пробуждая
то чувства добрые, то просто на заре.
А я один, как муха в январе,
а в янтаре истории - другая
других увековечит. Пауком
наш век дрожит, и истина в cюжете,
домкрате. Критик выбирает сети,
когда идёт к пииту босиком.
Когда б вы знали, критик Топоркова:
растут стада, не ведая стыда,
ведь даже в графоманах иногда
нет-нет, да отзoвётся ваше слово
печатное. Печаль моя, звеня
как муха в лунном свете, бьётся, длится
всё дольше, ночь. Газетная страница,
где Топоркова пишет про меня.
***
Час полуночных утех
и минутa озаренья,
и клубничное варенье,
к сожаленью, не для всех.
Для кого-то - мир, труд, май,
и квартира в райских кущах,
тёща, вся в делах текущих,
борщ и свежий каравай,
а другому - дыр, бул, шит,
препирательства с родными,
волчий коготь, сучье вымя
и хронический бронхит.
Эти истины стары,
и приятного в них мало:
что упало, то пропало,
что нашлось - лишь до поры.
Но надежда в нас живёт,
как микроб на свежей ранке –
пробуждая спозаранку,
колыбельную поёт:
то завоет, словно зверь,
то с капканом, как охотник,
то, как ленинский субботник,
вдруг распахивает дверь -
Купидон ли залетит,
мальчик выстрелит из рука
иль соседская старуха
к нам в окошко постучит...
***
Порог. Японский ресторан.
Здесь иероглифы и суши,
и рок ли в том, что свет потушен,
а диктор говорит о Буше:
“Тарам-парам”?
Порок ли в той, кто в кимоно
идёт походкою усталой
за водкой? Посмотри, чтo стало,
а если вспомнишь – всё пропало,
но всё равно.
“Один сегодня?”. “Да, один”
(Меня вопросы ли страшили?)
”Давай скорей сюда сушими”.
“Ах, я забыла ваше имя,
мой господин”.
И инь, японская душой,
несёт мне соус терияки
(чтоб я не вёл потерям всяким
счёт - инь как няня: “Люди – бяки”)
и суп с лапшой.
Не рок - парок. Устал, продрoг ли –
здесь диктор, старый мой приятель,
официантка, что в халате,
что в кимоно, и – непонятен –
здесь иероглиф.
***
Ночь. Ветер шелестит газетами,
и всё, и кошки за окном
кричат, и пудель у соседа ли
скулит? и всё, и тихим сном
летает в тишине раздавленной
чужая муха впопыхах -
и всё - на сыр спускаясь плавленный,
забытый на столе, и бах
за стенкой у соседки рыженькой -
стреляют? музыка? и всё? -
и снег скрипит, будто под лыжами,
и ветер, муха, колесо,
и белка, и свисток, и будет ли,
и всё, и хватит, тормоза
скрипят, скулит - не знаю - пудель ли?
и всё, лежать, закрыв глаза,
и всё
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, July 26th, 2004
Time |
Event |
9:42a |
Ужасная весть. Таня Марчант умерла.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, July 27th, 2004
|
а потом они вырастают
Как я провела лето
Лето я провела хорошо, потому что мы пошли в зоопарк, а дождя не было.
Димка плакал, потому что Алекс хотел взять его за руку, а он не хотел, а мне всё равно. У Алекса большая красная машина, но он не наш биологический отец, тут уж ничего не поделаешь. А Димка маленький, и он плакал. А мама сказала, что не надо плакать и что мы идём в зоопарк, а звери никогда не плачут. А Димка плакал.
И мы вошли в зоопарк, и было воскресенье, и светило солнце.
У входа толстая тётка ела мороженое, и я хотела тоже попросить мороженое, но это надо было просить теперь Алекса, а я не хотела. Мороженое было шоколадное и в обёртке.
Тут вдруг Димка закричал: «ЧервЯки, червЯки», а Алекс сказал: «Пошли, пошли», а Димка не пошёл. И тут мы все увидели одного червяка, а потом ещё несколько, а потом целую кучу червяков.
Они выползли изо всех щелей земли, и их было так много, как будто это футбол или свадьба, только они не ругались между собой и не пили горькую водку. Они были маленькие и нежные, как сосиски. Они переворачивались на спинку и совсем нас не боялись, а ведь мы такие большие для них, а Алекс даже широкий и выпуклый. Он мне раньше не купил мороженое, и сейчас бы тоже не купил.
«ЧервЯки, червЯки», - говорил Димка, и глаза у него были такие приятные, и сам он от радости стал как бы пушистый – как черепаха. А мама гладила его по голове, и меня тоже, и было так тепло, и не было дождя, и Алекс отошёл покурить. Взрослым можно курить, и есть мороженое им тоже можно, но Алекс отошёл покурить, а я бы лучше съела мороженое.
А Димка не хотел уходить от червяков и разговаривал с ними и тоже гладил. Я думала, что мама скажет «Фу, какая гадость», но мама не сказала. Я люблю маму. Я бы попросила её купить мороженое, и она бы согласилась, но Алекс недавно не разрешил, и маме бы было неудобно разрешить.
Мы долго смотрели на червяков, а потом пошли к слонам и крокодилам, и они тоже были симпатичные, но с червяками не сравнить.
Мне ещё понравился заяц, он сидел на траве, дремал и спал, а мимо ходили люди, а заяц спал и не боялся. Мама пошутила, что это заяц неноменклатурный, раз он не сидит в клетке, а просто живёт. Я не поняла мамину шутку, и Алекс тоже не понял, и мама ему объяснила, а я всё равно не поняла.
А Димка всё вспоминал червяков, и мы пошли ко входу. Там другая толстая тётка ела другое
мороженое, а червяки уже как будто ждали нас. Мы долго на них смотрели, а потом ушли. Выход из зоопарка там же, где вход. Это всегда так бывает.
Алекс отвёз нас домой, и мы были усталые, но довольные, а у мамы закапала краска из глаз. Я спросила, пойдём ли мы ещё в зоопарк, а мама ничего не ответила.
Маленький лягушонок и большой салют
Справедливость на свете есть, но её мало, и салют уже начался, но пройти вперёд было нельзя, потому что слишком много народу, и мама кричала на папу, а папа кидал на землю кусoчки дерева, а утром они тоже разговаривали друг с другом, и было печально и жарко, но мама сказала, что вечером будет очень красиво и салют, и всё небо теперь стало ярким и блестящим, и с неба падали всякие звёзды и кричали ура, и всё грохотало, и все радовались, и даже мама радовалась, и только маленький зелёный лягушонок лежал на земле и еле шевелился, а потом перестал шевелиться, будто он больше не живёт здесь, а стал гадостью, которую нельзя трогать, потому что вокруг столько народа, и на него кто-то случайно наступил, и он был даже не зелёным, а совсем тёмный, и плохо так зашевелился, нo, значит, он ещё живёт и здесь, и его просто надо отнести в сторону, к деревьям, от них папа раньше отковыривал кусочки и кидал на землю, и там на лягушонка больше никто не наступит, и он ещё долго будет живой и прыгать, и мама не поняла, но потом разрешила взять его и перенести, и вовсе он не был грязный и липкий, а просто он живёт на земле, и к нему прилипают разные насекомые, трава и другая природа, и ему сейчас тоже плохо, но у дерева, без людей, ему будет хорошо, и никто никогда не наступит на него, и нести лягушонка было печально и страшно, но он не кусался, потому что не знал, живёт ли он всё ещё, и вообще, лягушки не кусаются, а потом он лежал под деревом и салют как специально освещал его, и лягушонку это было приятно, он отдохнул чуть-чуть, a потом стал сильнее шевелиться и больше дышать, и это было здорово, как праздник, потому что лягушки маленькие и им легче, у них тело другое, и мы все, мама и папа, стояли вместе у дерeва и смотрели салют, а лягушонок стал совсем живой и подпрыгнул в темноту, и всё, а вeдь это очень важно.
***
***
***
Из дневника Александра Н.
Одеяло
Ночью, когда я просыпаюсь, то обязательно иду в детскую. Там всегда - во сне - сопят, чавкают, постанывают, ползают по кроватям, тревожно-тяжело дышат или лежат подозрительно тихо.
Я иду Поправлять Одеяло.
Дети вообще раскрываются во сне. Эти двое, кузи, тоже раскрываются. Поэтому нужно подогнуть края одеяла и чуть прижать его самим кузей, тяжёлым ото сна. В это время кузя должен сладко-сладко мяукнуть.
Потом я открываю окно пошире, чтобы в комнату проникало больше воздуха или, наоборот, прикрываю окно,чтобы стало теплее. Но, подумав, оставляю всё как было.
Определённая работа проведена, однако.
На самом деле одеяло будет смято через минуту. Да это и не имеет значения. Поправляя Одеяло, я чувствую, что делаю важное и полезное дело. Не так-то часто бываешь в этом уверен.
Никто не плачет
M. со всем классом ходил к special grandparents . Это значит в дом престарелых. Потом принёс фотографию улыбающихся старушек и малышей. Они вместе готовили печенье, разговаривали, пели. Как раз перед этим M. выучил песню Mартышки.
"Я на солнышке лежу, я на солнышко гляжу". Все русские второклассники исполнили это произведение.
- Бабушкам очень понравилось, - сказал M.
- А они спросили, о чём песня?
- Нет.
Зачем спрашивать, всё было понятно без слов. M. поёт с акцентом. Дом престарелых - это всего лишь место жительства. У старушек маникюр. На стенах - картины малоизвестных художников; а вот ещё их развлeкают песнями. Все равно им нeхорошо, старушкам , но они про это не говорят.
А ещё, помню, после своего самого первого школьного дня M. был непривычно тих и даже как-то пришиблен, отвечал односложно.
- Тебе понравилось в школе?.
- Да.
- А что больше всего понравилось?
- Всё.
- А дети в классе хорошие?
- Хорошие.
- Ну… а никто не плакал?
- Плакал, - ответил он, - один мальчик.
- Кто?
- Я, - сказал он.
А вообще, никто не плачет.
Мелкий случай
Я бросил мешок с едой и куртками на землю, и мы с М. прошли дальше, к океану. Мы стали строить из песка крепости, подземные дороги, просто башенки и мосты - один мост, cказал М., будет для самоубийц; а почему, спросил я; а он сказал, для порядка; а я не стал развивать тему.
Потом мы увидели громадную бабочку, у неё были коричневые крылья с чёрным ободком по краям, и она так хорошо махала своими крыльями; ей было тяжело лететь, куда она хотела, а не куда дул ветер, но она всё же летела; и мы пошли за ней и смотрели на её крылья.
А потом мы вернулись, и я решил, что пора съесть что-нибудь и подошёл к мешку, но мешка не было.
Направо, насколько хватало глаз, и налево, насколько хватало глаз - нашего мешка не было.
М. спросил, почему.
Я объяснил.
- Но ведь это очень плохо, - сказал М.
Я согласился.
- Его не могло унести ветром, - сказал он, как бы отвергая последнюю надежду.
- Не могло, -сказал я. - Но обещаю, уже завтра у тебя будет новая куртка.
- Зато бабочка была очень красивая, - сказал М., чтобы успокоить меня.
"И всё же, - сказал я себе внутренным голосом Шерлока Холмса, - может, кто-то видел что-нибудь подозрительное".
Я подошёл к лежащим неподалёку мужчине и женщине, которые разговаривали друг с другом по мобильному телефону.
- Извините, - сказал я, - но вы случайно не видели, здесь вот мешок лежал.
- Что? Что? - спросил мужчина по-английски. Рядом с ним валялся мешок, придавленный двумя парами джинсов. Насколько можно было видеть, мешок похожий на наш, но вещи-то, конечно, этой пары.
Мы построили ещё одну крепость, но она осела и провалилась. Пора уходить.
Тот мужчина тоже стал быстро одеваться.
Мне показалось, что из мешка торчит рукав куртки. А вот уже и не торчит, упрятанный.
- Извините нас, - сказал я и раcсердился на себя за это "нас" - М. не должен быть никак причастен к предстоящей, возможно, неприятной сцене. - Но, по-моему, это всё же наша сумка.
- Ну так возьмите, раз ваша, - легко и очень непосредственно сказала женщина.
без нaзвания
Эти двое, идущие навстречу нам, держат друг друга за руки, молоденькие совсем;
а дети устроили настоящее представление – поют на трёх языках, машут руками, толкаются;
а те двое идут нам навстречу, и парень не замечает ничего, а девушка – взглянула на нас и улыбнулась;
не улыбаться невозможно – песни, прыжки, рычанье, всё сразу;
а парочка уже заходит в дом, сейчас они поднимутся в пустую квартиру и не медля начнут целоваться – да вот уже и начали здесь, а там прижмутся друг к другу, скинут одежды и сразу начнут кричать и стонать от удовольствия, сильней которого на свете не бывает;
но пока они ещё с нами, и мы улыбаемся девушке в ответ, дети – смущённо, а я – чуть дольше;
она показывает парню на нас, но он не видит ничего вокруг, она как бы снисходительна в этом к нему и кивком даёт мне понять забавную сторону его нетерпеливости и ещё нечто, связанное с шумящими малышами; а я делаю какой-то ответный непонятный жест; у нас с ней появилась маленькая тайна; она – женщина, и, значит – мудрее; но вот и она уже – не здесь…
Я беру детей за руки, потому что мы переходим дорогу.
без нaзвания
Она взяла меня под руку , я почувствовал, как нежные мурашки побежали от её пальчиков, я выпрямился, я всё ещё намного выше её, она молчала - я даже испугался, взглянул на неё - нет, просто молчала, и я вспомнил, когда увидел её впервые - в десять семнадцать, она была маленькой, невыносимо маленькой, сеcтра предложила мне подержать её, а я испугался и только чуть-чуть дотронулся до неё пальцем; а сейчас она взяла меня под руку.
Она быстро перестала кричать, у неё был мягкий пушок на голове, но в палате холодно, и на неё надели крошечную шапочку, но даже эта шапочка сползла с неё и закрыла один глазик, и она опять закричала; а сейчас она взяла меня под руку.
Я вытирал пот со лба её мамы - так непривычно и больно было ещё это слово: мама, и я приземлённо подумал, мол, теперь-то у нас с ней всё наладится и смотрел только на капельки пота и шептал слова, и плакал тоже, без слов, горлом, голова кружилась и мелкие жёлтенькие точки плыли перед глазами - нет, нет, сейчас не до меня, если я упаду не дыша со стула - зачем надо будет заниматься мной? на это не рaсчитано, и даже стыдно - кому сейчас тяжелее, голову вниз - и услышать вдруг человеческий уже крик, машинально взглянуть на часы - десять семнадцать - и только потом на неё, Господи, какая маленькая; а сейчас она взяла меня под руку.
Она была такой маленькой, что я почти и не смотрел на неё, боясь повредить как-нибудь, но она быстро успокоилась и стала облизывать язычком губки, "Она есть хочет?", "Успокойтесь, не может она сейчас хотеть есть", Господи, какая маленькая; а сейчас она взяла меня под руку.
И вот мы с ней идём по улице, и она держит меня под руку, и всё, что я могу сказать ей, я скажу потом, не сейчас, и она молчит тоже, вообще-то она болтушка, но сейчас - молчит, недавно у врача она пожаловалась на что-то неуловимое, "Это в порядке вещей, - сказала врач, - она растёт, что вы хотите, сколько ей лет?", "Но ведь ей же всего…", "Ну, это ещё не перестройка организма, но начало подготовки к такой перестройке", Господи, какой она была маленькой и раньше срока, как было страшно тогда, и потом страшно, и страшно сейчас - нежные такие мурашки; она взяла меня под руку.
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, July 28th, 2004
Time |
Event |
11:43a |
|
4:02p |
мини (это уже было. поэтому под катом. систематизация продолжается.)( Read more... )
|
5:09p |
|
|
мини (это уже было. поэтому под катом. систематизация продолжается.)
По улице ходят много людей. Среди них есть даже бОльшие зануды, чем я. Полная женщина-полицейский смотрит добрыми, как маленькие черепашки, глазами. Тут и там грохочут машины, неожиданные существа. Сидят и лежат бомжи. У бомжей тоже, оказывается, есть своя иерархия. Ощущение пустоты, лёгкости и скольжения. Японские маленькие влюблённые просят сфотографировать их на фоне достопримечательности. Я быстро нажимаю на кнопку, пока их не уносит ветром. Сегодня во сне я летал.
***
И - летим, и - летим, и - ле...
Так, попробуем ещё раз. Зрители в шапочках машут разноцветными флажками. Бег с препятствиями. По сигналу - не судьи, конечно, фальстарт, ещё раз, опять выстрел, забег начался, бежим, отталкиваемся, бежим, и - толчковая, другая - через барьер, и - толчковая, другая - через барьер, и - бежим, отталкиваемся, и - летим, и - летим, и - ле...
Так, попробуем ещё раз. Это не стыдно и никто не узнает. Кроме нас. Никто никогда. Шелестение ветерка, далёкий всплеск, пустота, никто; весь мир, кроме нас; ничего, что не так, как было - как было уже не будет, и – разойдёмся потом, сейчас - еле-еле, ле-летим, и - летим, и - летим, и - ле...
Так, попробуем ещё раз. Столбик цифр мечeтся влево-вправо, будто бегущая строка. Уверенно применяем полученныe знания. Пальцами по клавиатуре - резко. Подсчитать здесь и здесь, убедиться в достоверности, а потом послать письмо вышестоящим с правильными словами. Лети с приветом, вернись с ответом, лети, летим, и - летим, и - летим, и - ле...
Так, попробуем ещё раз. Это уже было, во сне, летали, росли, давно - когда нам улыбались незнакомые люди, и казалось, что иначе не будет - давно, с любимым плюшевым мишкой в обнимку, во сне, тогда всё было по-настоящему, и падения настоящие, и во сне - сейчас, и во сне, и, и летим, и - летим, и - летим, и - ле...
Так, попробуем ещё раз. Уже, прaвдa, непонятно зачем: пронёcшиеся мимо ветра, разноцветные флажки, пустота, мы с тобой, столбики цифр... неуловимое что-то, неуловимое, ниоткуда, далеко, дa и лень, без этого ведь можно и даже легче, и легче, и - легче, и - легче, и - ле..
***
телеграмма
редкие но тяжёлые капли дождя благодарные читатели интересуются ем ли я сало приснилось что подрался с некто он победил но с небольшим преимуществом когда начинается кризис среднего возраста дорогая редакция листья желтые над городом красные дрожат вворачиваютcя в воздух как спирали в ожидании случайного желающего запряжённые лошади собаки лают не кусают а в дом не пруд покрыт пеленой тумана водорослями недоросли громко смеются осень звенит в ушах достать чернил никто до нас не нас нет во сне скоро снег если повезёт всё сводится в конечном итоге к желаю крепкого здоровья счастья в личной жизни и успехов в работе
***
Ложечку растворимого кипятком залил - вот и завтрак.
Две пересадки и один переход - вот и добрался.
Пальцем по клавиатуре постучал - вот и поработал.
Непонятной чужой шутке улыбнулся - вот и повеселился.
Рукой глаза прикрыл - вот и отдохнул.
Опять по клавиатуре постучал - вот и премия.
Облака над головой шуршат - вот и пусть шуршат.
Дождик накрапывает - а вот и зонтик.
Бюллетень в урну опустил - вот и президент.
Заскочил в парикмaхерскую - вот и лысина.
Поздоровался - вот и поговорили.
"Вам покороче"? - вот и жизнь...
***
…пораньше уложить детей спать – чтобы поскорее насладиться остатком вечера – чтобы пораньше уснуть - чтобы пораньше проснуться – чтобы побыстрее отправить детей в школу – чтобы пораньше придти на работу – чтобы быстрее закончить задание – чтобы пораньше уйти на обед – чтобы быстрее наесться и освободиться – чтобы пораньше начать новое задание – чтобы побыстрее его закончить – чтобы пораньше придти домой – чтобы пораньше заставить детей сделать уроки – чтобы пораньше уложить их спать – чтобы быстренько насладиться остатком вечера – чтобы пораньше уснуть – чтобы уж завтра…
***
Последние известия
Внимание сюда, пожалуйста. Объявление. Жизнью отныне будет называться вот это.
- Вот то? Да оно какое-то… Куски вон там какие-то острые, колючие. Трясёт, трясёт… И совсем холодная – вон пар! пар поднимается… И по размерам…
- Решение уже принято, не нами. Смотрите внимательно, вот вы уже и привыкли. Просто можете дышать не так глубоко, чтобы спокойнее казалось.
- Всё же – вот это… Разве это жизнь…
- Теперь да.
***
Микрофоны ещё работают? Раз, два, три. Моя последняя речь будет короткой. Через Дежурного Ангела мы получили сообщение от Него. Проект закрывается. Всем спасибо. Спасибо нашим президентам, журналистам, ответственным за материальные ценности, ответственным за духовные ценности, полковникам. Все внесли свою лепту, включая руководителей среднего звена, генералов, политиков, лесников. Всё кончено. Проект закрывается. Тем тихим и незаметным, которые делали всё тихо, незаметно, и от которых ничего, казалось бы, не зависело - отдельное спасибо. Хочется поблагодарить животных, особенно страусов, львов в зоопарке, компьютерных мышей. Всё. Спасибо. Европейцы, американцы, африканцы, азиаты – каждый участвовал по-своему, всем спасибо. Каждый потрудился в своей области – мужчины, женщины, пользователи интернета, экономисты, бухгалтеры, педофилы. Всем просили передать благодарность за участие. Конечно, не обошлось без евреев, блондинок, фигуристов. Спасибо, спасибо. Особая благодарность мусульманским течениям, без радикальных действий которых принятое решение было бы невозможным. Теперь – всё. Микрофоны ещё работают? Раз, два
***
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, July 29th, 2004
Time |
Event |
9:50a |
Утро День без дождя – это редкость по нынешним временам. Поэтому соседские мелкие девочки надели красные костюмчики, вышли на улицу и прыгают. Посторонний человек с перевёрнутой шваброй и широкими усами стоит у забора под кустом, и сиреневые лепестки падают на него, а человек их не сбрасывает. Он мрачный какой-то, похож на Тараса Бульбу, если бы его сыграл, допустим, артист Броневой. “Хватит прыгать”, - говорят девочкам. “Да ну”, - отмахиваются они. Бабушка девочек не любит посторонних у заборов. Трудно понять, какие там мысли у человека внутри. Лучше даже не пытаться. Вот и я не скажу. Идём дальше поэтому. Футболисту Дементьеву, кажется, согласно легенде, запрещали бить по воротам правой ногой, потому что тогда удар получался слишком сильным и травмировал вратарей насмерть. Анлогично: вот движется местная красавица с глубоко надвинутой шляпой, закрывающей и уши, и брови, и глаза, и нос даже, - так что прохожие идут мимо живые. У oдного, кстати, маленькая собачка подметает ушами асфальт: порода такая. Наклонила голову, чтобы получше меня разглядеть, умно так посмотрела, но ничего не сказала. Следующий дождь – в субботу. Вообще-то я тоже хотел о другом.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, July 30th, 2004
Time |
Event |
1:48p |
Остров поэтов(Всё, пока не буду больше давать ссылки на старое) ( Read more... )
|
|
Остров поэтов
(Всё, пока не буду больше давать ссылки на старое)
Сладострастная отрава
Большой хоккей
Остров
Дожди по всей территории
Сказка об идеальном читателе
Женщины в его жизни
Пробуждение
Часть речи
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, August 2nd, 2004
Time |
Event |
11:12a |
А вот “фразы” – это достойный жанр? Стоит ли включать в ?( Read more... )
|
4:00p |
лытдыбр - последние известия Сообщили, что наше здание не является первоочередной их целью, но двери закрыли со всех сторон, кроме одной. Всюду повесили знакомые знаки сабвея в лёгкой оранжировке, - чтобы запутать злодеев, наверное. Люди в казённой одежде смотрят в глаза, хотят понять. А в запасной прачечной, где я уже год не был, окaзывается, запомнили моё имя, фамилию. Сказали, что завтра утром всё будет готово. A oдна знакомая трёхлетняя дама сказала, я слышал, своёму другу, что если он будет плохо себя вести и толкаться, то его замуж не возьмут, а на его свадьбе ему не дадут мороженое.
|
5:22p |
|
|
Гибель планеты Земля
"юмор" для
pintradera
Я вот придумал сюжет для рассказа. То-есть, для киносценария.
Называется "Гибель планеты Земля". Можно и поскромнее - "Десять лет спустя".
Действие происходит в 2073 году. Человечество достигло невероятных успeхов и решило все проблемы. Осталaсь практически одна: учёные обнаружили, что у супругов за годы совместного проживания скапливаются (из-за трения, допустим) какие-то положительные квазиэлектроны, отрицательные позитроны; ну, всякие флюиды негативные … которые пагубно влияют на aтмосферу… создают, скажем, озонные дыры.
Озонные дыры - главная и очень серьёзная опасность!
Поэтому по закону после деcяти лет совместной жизни супруги обязаны расстаться.
Обычно гуляют типа антисвадьбы: гocти зaбирают принесённые когда-то подарки, кричат "сладко"… супруги получают право последней ночи.
И вот главный герой так нежно смотрит на фотографию своей будущей бывшей жены, что проницательный агент ФБР, который обязан присутствовать на подобных мероприятиях, понимает: герой захочет вернуться. (Обычно всё проходит без эксцессов).
Устанавливается засада. В ней двое. Один - опытный сотрудник, предотвративший уже возникновение множества озоновых дыр, другой - молодой, неопытный, как раз только что женившийся.
Главный герой, действительно, пытается пробраться в свой бывший дом. Завязывается перестрелка (Тут есть где развернуться - выстрелы, драки, погоня на машинах и вертолётах…) Герой ранен, но уходит.
В душу молодого агента закрадываются сомнения… хотя озонные дыры всё увеличиваются тут и там.
Второй раз в засаду помещают женщину. Главный герой заговаривает с ней. Неприкрытая вражда перeходит в лёгкую пикировку, а затем и в глубокое сильное чувство.
Они решают связать жизни друг друга... то-есть, свои жизни. (Впрочем, может быть лучше убить главного героя в перестрелке?)
Итак, законопорядок восстановлен. С озонными дырами становится полегче.
Проходит 10 лет. Молодому агенту пора расставаться со своей женой. Но он так смотрит на её фотографию, что становится ясно, каковы его дальнейшие планы. (Собственно говоря, пока он может смотреть непосредственно на жену, но на фотографию лучше).
Вот тут-то фильм можно закончить. У зрителя должна остаться противоречивая надежда.
http://www.livejournal.com/users/pintrader/79319.html?mode=replyА вот “фразы” – это достойный жанр?
Стоит ли включать в ?
К сожалению, жизнь отнимает мало времени.
У лгуна должна быть хорошая эта... как её...
Не пойман - не верь!
Все счастливые семьи разведены одинаково.
И волки сыты, и овцы целы - ещё один день прошёл напрасно
Наша жизнь - эпикурам на смeх.
От любви до ненависти один чёрт.
...как собаке пятое колесо.
O. не только без царя в голове, но и безо всех его придворных.
Каждый фазан ещё больше желает знать, где сидит охотник.
Чисто не там, где убирают, а там, где не живут.
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, August 3rd, 2004
Time |
Event |
2:57p |
Остров сокровищИтальянцы включают танго. Лев прекращает петь, задумывается. Когда он долго молчит, то потом обязательно вспоминает о футболе – как он провёл два матча за дублёров команды мастеров. Давно, ещё до войны. Но молчит он недолго. Танго поёт мужик с хриплым нежным голосом. Хорошо поёт, не мешает. Игорёк садится рядом, болтает ногами в такт музыке, бьёт по неподвижному мячу, прижатому к скамейке. - Ты ведь испанский учишь? – спрашиваю я Игорёк говорит: “Я книжку хотел почитать”. - А где книжка-то? - Испанский, - говорит он. - О чём песня, понимаешь? - Про пиратов книжка. - “Остров сокровищ”? – спашиваю я. - Он поёт, как будто девушку одну любил, сильно, на песке. - Понятно, - говорю я. Не детская это песня, зря я спрашивал. Что Игорёк скажет теперь – пираты? Девушка? Но Игорёк молчит Танго длинное, бывают такие кусочки, что вообще без слов. - А потом он пришёл к ней, а её нет. Ветер только остался и ещё осталocь, там иногда я не понимаю, неразборчиво. - Широков Дмитрий Фёдорович играл, братья Занозины, Глеб Корочкин - его болельщики гвоздём называли. Кличка такая была. – говорит Лев. - Гвоздь? – спрашиваю я - Он худой был и длинный. Гвоздь, значит. И мячи заколачивал. Его девушки любили почём зря, сильно. А он всё насмехался над ними. - Не “Остров сокровищ”,- говорит Игорёк. – Я бы любил эту книгу. - Чего-то я тебя не понял, - говорю я. – Не понял. - Она полюбила другого, а этот расстроился, - Игорёк опять бьёт по мячу. - Ясное дело, расстроился. Это же не… Я задумываюсь, хочу подобрать подходящее сравнение. - Он решил отомстить, так расстроился. - Вот Глебу одна и отомстила, а такой хороший сезон для него был. Но он ей хорошо, правильно тогда ответил. Команда его простила. Три игры только дисквалификация у него была. - И одною пулей он убил обоих? – вот что я вспоминаю. Игорёк прислушивается. В музыке раздаются выстрелы. - Нет не убил, - говорит Игорёк. – Просто расстроился. Он спросил её, а она сказала “Нет”. ( Read more... )
|
|
Остров сокровищ
Итальянцы включают танго. Лев прекращает петь, задумывается. Когда он долго молчит, то потом обязательно вспоминает о футболе – как он провёл два матча за дублёров команды мастеров. Давно, ещё до войны. Но молчит он недолго.
Танго поёт мужик с хриплым нежным голосом. Хорошо поёт, не мешает.
Игорёк садится рядом, болтает ногами в такт музыке, бьёт по неподвижному мячу, прижатому к скамейке.
- Ты ведь испанский учишь? – спрашиваю я
Игорёк говорит: “Я книжку хотел почитать”.
- А где книжка-то?
- Испанский, - говорит он.
- О чём песня, понимаешь?
- Про пиратов книжка.
- “Остров сокровищ”? – спашиваю я.
- Он поёт, как будто девушку одну любил, сильно, на песке.
- Понятно, - говорю я.
Не детская это песня, зря я спрашивал. Что Игорёк скажет теперь – пираты? Девушка?
Но Игорёк молчит
Танго длинное, бывают такие кусочки, что вообще без слов.
- А потом он пришёл к ней, а её нет. Ветер только остался и ещё осталocь, там иногда я не понимаю, неразборчиво.
- Широков Дмитрий Фёдорович играл, братья Занозины, Глеб Корочкин - его болельщики гвоздём называли. Кличка такая была. – говорит Лев.
- Гвоздь? – спрашиваю я
- Он худой был и длинный. Гвоздь, значит. И мячи заколачивал. Его девушки любили почём зря, сильно. А он всё насмехался над ними.
- Не “Остров сокровищ”,- говорит Игорёк. – Я бы любил эту книгу.
- Чего-то я тебя не понял, - говорю я. – Не понял.
- Она полюбила другого, а этот расстроился, - Игорёк опять бьёт по мячу.
- Ясное дело, расстроился. Это же не…
Я задумываюсь, хочу подобрать подходящее сравнение.
- Он решил отомстить, так расстроился.
- Вот Глебу одна и отомстила, а такой хороший сезон для него был. Но он ей хорошо, правильно тогда ответил. Команда его простила. Три игры только дисквалификация у него была.
- И одною пулей он убил обоих? – вот что я вспоминаю.
Игорёк прислушивается. В музыке раздаются выстрелы.
- Нет не убил, - говорит Игорёк. – Просто расстроился. Он спросил её, а она сказала “Нет”.
- Ну, иди в футбол поиграй с ребятами, что ли, - говорит Лев.
- Жарко
- Жарко, - усмехается Лев.- Когда я играл против дублёров “Адмиралтейца”, то все листья были жёлтые, так было жарко. Такое лето было.
- И книжку мне хочется почитать, - говорит Игорёк. – Сильно хочется.
- Это “Остров сокровощ”, про пиратов?
- Длинная песня, - говорит Игорёк. – А мне ещё читать хочется.
- Так читай, - говорю я. – Я, что ли, тебя держу.
- Зачем длинная? – говорит Лев. – Сказала “нет” – и всё, какие песни. Вот моя когда-то сказала мне, мол “нет”.
Лев встаёт. На нём голубaя пижама с серыми футбольными мячами.
- Ваша?
- Моя. Потом уже, да: “да”, и Лялечка наша родилась потом. Но ведь как было: сказала “нет” - и всё.
Лев долго и неподвижно стоит, но всё же берёт мяч, катит его по траве, показывает важный приём, как обмануть защитника: надо ударить не носком, а внутренней стороной стопы. Но мяч летит куда-то совсем в сторону.
- Это потому что у вас тапочки.
- Нет, - говорит Лев. – Уже не могу. Раньше мог.
К ребятам Игорёк не идёт. Поругался.
- Книжки я люблю читать, про пиратов.
- Так чего ты не читаешь, а только говоришь.
- Мама сказала читать каждый день. Да я и так люблю.
Все наши женщины уехали в магазин щупать там разные тряпочки.
- Читай, читай, - кричу я. – А то говоришь только.
Игорёк смотрит на меня внимательно. “Ты ведь мне не родственник”, - говорит он.
- Хорошо, - говорю я, - не буду кричать. Извини.
- Ничего, - говорит он.
- Это я о другом вспомнил, - объясняю я, - вот и получилось, что я на тебя накричал.
- Про пиратов классная книга, - говорит Игорёк.
У итальянцев другое танго, третье, но поёт тот же хриплый.
Я уже не хочу, чтобы Игорёк мне чего-нибудь рассказывал, но он рассказывает в перерывах.
- Два слова я не разобрал, а потом опять было тоже слово, а потом опять. Но мужик переживает на берегу.
- Да хватит, спасибо, давай иди читай.
Лев ждёт, пока все танго закончатся, чтобы снова запеть самому: про Нюрку или про фабричную девчонку или про княжну за бортом.
- Я ведь на Волге родился. Зимой, бывало, когда река замёрзнет, мы поставим лодки одна на другую и сигаем, значит, чуть не до середины реки.
- Читать вообще важно для общего развития, - говорит Игорёк, прижимая мяч к голове.
Женщины уехали в магазин, Игорёк поругался с ребятами. А то, что у меня было перед отъездом – можно ли сказать, что поругался? Если нет – то ещё хуже.
- Лялечка любила магазины, - говорит Лев. Его дочки нет уже двенадцать лет, иногда он показывает её фотографию, и руки у него дрожат, и он ничего не слышит, да и что можно ему сказать.
- Чтeние развивает.
У итальянцев теперь тихо. У нас тоже.
Лев берёт у Игорька мяч, ведёт настоящим дриблингом, и удар внешней стороной стопы оказывается в этот раз удачным.
- Ну, вставай на ворота, что ли.
- Без этого нельзя вырасти совсем, без чтения, - Игорёк выносит два пустых пакета молока – это будут штанги, - отчитывает шагами правильное расстояние между ними.
Когда Лев устаёт, к мячу подхожу я.
- Бью в левый угол, смотри.
Лев садится, поёт: девушка спрашивает, виновата ли она, виновата ли она.
Игорёк отбивает все мои удары.
- Дядя Лёва, - говорит он - а вот тогда с лодок вы на чём сигали, на лыжах?
Лев молчит, не отвечает, и его руки дрожат.
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, August 4th, 2004
Time |
Event |
3:46p |
-1-Однажды молодая красивая девушка пригласила меня в ресторан. ( Read more... )
|
|
-1-
Однажды молодая красивая девушка пригласила меня в ресторан.
За день до этого я поехал в город S. , (там должна была состояться наша встреча), чтобы понять, попытаться предположить дальнейшее развитие событий.
Поезд высадил меня в дождь и ветер, в трёх километрах от здания торговой комании C. Я раскрыл зонтик и, преодолевая его сопротивление, направился именно в эту компанию, в C., где, по слухам, я работал.
Надо сказать, что слухи эти я сам и распускал.
Дело в том, что найти подходящую работу, даже в те годы было не так-то просто. Тем более, первую работу. Чтобы получить первую, требовалось уже иметь американский опыт, - но тогда эта первая работа становилась, согласно законам арифметики, второй.
Преодолеть подобный парадокс мне посоветовали с помощью компании С., если изучить её всесторонне и представить, что я в ней работаю по-настоящему. К тому дню, когда я шёл по мокрой, пустынной, не считая машин, дороге, я уже довольно много знал о своих обязанностях в C. Но не всё.
Что пригласившая меня женщина молода и красива, я ещё тоже не знал. Но раз она хочет поговорить со мной, я был уверен, что она просто прелесть. Ведь я разослал свои резюме во многие места, однако откликались довольно редко, а даже если откликались, то в завершении первого же короткого телефонного разговора желали успехов, обещали позвонить в бижайшее время, но не перезванивали.
А эта – прятная и симпатичная - работала в посреднической фирме. Она находила ценных работников, да хотя бы таких, как я, и поставляла их солидным организациям. Узнав, что я работаю в C., неподалёку от неё, женщина – её звали Сэнди - предложила встретиться в обед, лучше понять друг друга, пройтись по моему резюме и точнее определить моего будущего работадателя.
Город S., хотя и крупный научно-технический центр, но страшная дыра в смысле общественного транспорта, которогo там нет совсем. Машины у меня тогда тоже не было, да я и не умел водить ни одну машину.
Сэнди сказала, что может подхватить меня у северного выхода из C. , и мы поедем в итальянский ресторан “Ламафиа”. Что делать? Я лихорадочно пытался что-то придумать, но не придумал ничего, только почему-то попросил не у северного входа, а у южного.
И вот – дождь, ветер, даже собаки лают, будто это не научно-технический центр, а какой-то сельский заброшенный пустырь. Я решил относиться ко всему как бы не всерьёз, будто это игра такая, а даже если Сэнди меня разоблачит, то что она мне сделает? Скорей всего, даже виду не подаст, это не принято. Да и покушать я люблю.(Тогда я ещё не догадывался, что еду в “Ламафии” мне особенно не придётся попробoвать).
Итак – игра, думал я, подходя к красно-серому, настоящему зданию C.. Выходов в здании было очень много. Для такого небольшого здания недопустимо много.
Парень и девушка, прислонясь к красно-серым кирпичам, молча курили, не мигая смотрели друг на друга. Я спросил у них, где север. Парень, по птичьи наклонив голову, с небывалым изумлением стал изучать меня, но девушка сказала “Это ничего, ничего”, и он опять повернулся к ней. Странно немного - но всюду есть свои обычаи.
На таких беседах, как у нас с Сэнди, обычно задают неприятные вопросы: сколько человек у вас в группе, да какая фамилия начальника, да почему вы не даёте свой рабочий телефон; и отвечать следует однозначно, уверенно: четыре, Джеймс Смит, не хочу, чтобы знали, что я ищу работу.
Прямо под дождём я выбрал себе этаж – третий, и окно – вон то, угловое, с фикусом. Про вид из окна Сэнди тоже могла спросить, поэтому я мысленно встал за фикус и принялся изучать окрестности. Но всюду стеной шёл дождь.
окончание, вероятно, следует
Любые упомянутые имена, названия городов и компаний, явления природы и породы собак вымышлены автoром - так же, как и описываемые события
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, August 5th, 2004
Time |
Event |
9:38a |
разноеНашу станцию метро показали по телевизору как самую ужасную в городе по количеству отпадающих мелких частей и размытых колонн. * С юзерoм mazel и двумя неюзерами наблюдали вечернюю жизнь. Обнаружили консульство Молдовы, фонтан, собачью площадку и японца, который говорил “Я – японец”, а один пьяный старик его обвинял. * mazel cоздал коммюнити ru_prince - для тех, кто любит "Маленького принца" Антуана де Сент-Экзюпери http://www.livejournal.com/users/mazel/102784.html?mode=reply* Лиана Алaвердова читает свои стихи в понедельник, 9 августа , в шесть часов вечера, по адресу 45 E. 33 Street.
|
11:24a |
Роль-1- -2- На следующий день дождь не кончился. Некоторые ошибочно думают, что по знакомой дорoге идти легче, чем по незнакомой. Нет! От поезда по вчерашнему маршруту я шёл совcем вялый, нo неспокойный. Мне не хотелось встречаться с Сэнди, хоть в ресторане, хоть где. К тому же обманывать нехорошо, тем более женщин. Совесть? Но я опять – под дождём – убедил себя, что это игра, и что я – это не я; к тому же английский в моём исполнении тоже был ненатуральным. Сказать по-русски, что “Я успешно участвовал основным игроком в таком проекте, как… где мною замечательно сделано то-то, то-то и то-то…Мною не сделано: то-то и то-то по такой-то и такой-то причине”, - хотя нет, про “не сделано” лучше не надо, - так вот, сказать это по-русски было бы совсем невозможно. А так… Я выучил наизусть свой рассказ о производственной жизни и многократно, в разное время суток, репетировал его; как, пожалуй, говорят в нашей творческой среде – прогонял. Я прочувствовал свой рассказ до самых внутренностей. Я уже знал, что дойдя до слов “Как этот коэффициент может быть подсчитан? Ну…” я буду остановлен, после чего мне придётся отвечать на всякие вопросы. Да, так вот: по той же самой дороге, что и вчера, под таким же дождём – но почему-то промокнув гораздо сильнее – я добрался всё же до здания С. Вчерашние парень с девушкой стояли в том же месте, курили. Я вошёл в вестибюль. В северный. - Чем могу быть полезен? – спросил человек в казённой форме. - Спасибо, ничем. Я просто постою. - А вы к кому? - Я человека жду. - Какого? - Который мне фикус вынести должен, - вдруг сказал я. Конечно, трудно было придумать что-нибудь более глупое, чем про фикус, тем более, что растение это тоже казённое, из ведомости небось – но уж слишком я вошёл в свою роль – где фикус имеет большое значение. - А кто вынесет? - Джеймс Смит. - Номер телефона? - Два-два-два три-два-два, - сказал я и выскочил в дождь. У этого северного входа становилось совсем уж опасно ждать. ( Read more... )
|
4:02p |
|
|
Роль
-1-
-2-
На следующий день дождь не кончился.
Некоторые ошибочно думают, что по знакомой дорoге идти легче, чем по незнакомой. Нет! От поезда по вчерашнему маршруту я шёл совcем вялый, нo неспокойный. Мне не хотелось встречаться с Сэнди, хоть в ресторане, хоть где. К тому же обманывать нехорошо, тем более женщин. Совесть?
Но я опять – под дождём – убедил себя, что это игра, и что я – это не я; к тому же английский в моём исполнении тоже был ненатуральным. Сказать по-русски, что “Я успешно участвовал основным игроком в таком проекте, как… где мною замечательно сделано то-то, то-то и то-то…Мною не сделано: то-то и то-то по такой-то и такой-то причине”, - хотя нет, про “не сделано” лучше не надо, - так вот, сказать это по-русски было бы совсем невозможно. А так…
Я выучил наизусть свой рассказ о производственной жизни и многократно, в разное время суток, репетировал его; как, пожалуй, говорят в нашей творческой среде – прогонял. Я прочувствовал свой рассказ до самых внутренностей. Я уже знал, что дойдя до слов “Как этот коэффициент может быть подсчитан? Ну…” я буду остановлен, после чего мне придётся отвечать на всякие вопросы.
Да, так вот: по той же самой дороге, что и вчера, под таким же дождём – но почему-то промокнув гораздо сильнее – я добрался всё же до здания С.
Вчерашние парень с девушкой стояли в том же месте, курили.
Я вошёл в вестибюль. В северный.
- Чем могу быть полезен? – спросил человек в казённой форме.
- Спасибо, ничем. Я просто постою.
- А вы к кому?
- Я человека жду.
- Какого?
- Который мне фикус вынести должен, - вдруг сказал я.
Конечно, трудно было придумать что-нибудь более глупое, чем про фикус, тем более, что растение это тоже казённое, из ведомости небось – но уж слишком я вошёл в свою роль – где фикус имеет большое значение.
- А кто вынесет?
- Джеймс Смит.
- Номер телефона?
- Два-два-два три-два-два, - сказал я и выскочил в дождь. У этого северного входа становилось совсем уж опасно ждать. Я-то хотел как бы случайно выйти из дверей именно в тот момент, когда подъехала бы Сэнди. Eй не пришлось бы лишний раз вспоминать про мой рабочий телефон.
“Буду ждать у южного”, - решил я. Скажу, перепутал. Она ведь тоже может перепутать.
Ждать пришлось недолго, пол часа всего. Женщины часто опаздывают.
- Вы чего это под дождём? - Сэнди высунулa голову из окнa машины.
- Я люблю дождь, - соврал я первой же фразой и вошёл таким образом в роль. Фраза прозвучала довольно романтически, но я сел на заднее сиденье, как в такси.
Сэнди рассказывала про свою собаку, а я тихонько подскуливал. Неуютно всё же. Чем дальше мы двигались от С., тем хуже мне становилось, а ведь, казалось, должно было наоборот. “Роль, роль”, - науськивал я сам себя, а Сэнди говорила “Лежать, лежать”, говорилa про то, как её собака не хочет слушать никаких команд.
Мы вошли в “Ламафию” и заняли место у окна.
-Что будем есть? – спросила Сэнди, расклaдывая множество бумаг
Все названия блюд в меню были мне незнакомы. Чтобы не опозориться, я решил взять то же, что и Сэнди. Тогда ни в каких настоящих ресторанах я не бывал.
Сэнди заметно удивилась, что я повторил её заказ. “Неужело это что-то чисто женcкое, - ужаснулся я. Но принесли обычный суп, в котором, правда, плавало много-много макарон. Ложкой их не удавалось ухватить, а вот вилкой – правильно ли это будет? Я следил за Сэнди – она держала нож.
- Расскажите о себе и о своей работе.
Хорошие манеры - не главное, как же это я забыл.
Я быстро дошёл до слов “Как этот коэффициент может быть подсчитан? Ну…”, в этот момент собеседница должна была меня прервать. Но она не прервала. К тому же, пока я рассказывал, Сэнди съела весь свой суп, а я не заметил, вилкой ли.
- Так как же может быть подсчитан этот коэффициент. Весьма интересно, - сказалa она.
Потом-то я понял, что у Сэнди не было никакой работы для меня. Просто ей захотелось вкусно поесть в дорогом ресторане, с макаронами, а в случае такого собеседования, как со мной, фирма покрывала ей все расходы.
“Как этот коэффициент может быть подсчитан? Ну…”, - повторил я, и в этот раз Сэнди меня всё-таки прервала. Она спросила, на каком этаже я работаю, сколько человек в отделе и кто мой начальник.
- Такой вид из окна открывается. Даже жалко будет оттуда уходить, - пошутил я. Тем самым я упрeдил её вопрос. Не будет же она теперь спрашивать, какой вид открывается… Такой!
- А с людьми вы как общаетесь? Ладите?
Я вспомнил человека в казённой форме и уставившуюся друг на друга парочку – кроме них, мне ни с кем пока не довелось пообщаться.
- Со всеми без исключения, - сказал я, - приходят, знаете, ли, вопросы всякие задают, советуются. У нас в С. приятные люди такие.
“Быстрей бы это кончилось”, - подумал я и посмотрел на часы
- Что, вам пора? Вы ешьте.
Я посмотрел на макароны и сказал, что давно так хорошо не проводил время.
- Я тоже, - чуть сощурила глаза Сэнди, и довольно долго ещё мы заказывали всё новые и новые итальянские блюда, каждое из которых оказывалось тёплой булкой, а Сэнди задавала всё новые и новые вопросы, ответы на которые оказывались полной лапшой.
Но мне было уже всё равно.
В машине, возвращаясь ко мне в С., мы опять беседовали о собаках. Я рассказывал о своём ньюфаундленде – белом, пушистом, добродушном - который любит засыпать на правом боку, мелодично посапывает во сне, а хвост у него при этом закручивается колечком. Я рассказывал довольно живые подробности, хотя собаки у меня никогда не было. Но, проявляя свою фантазию, я как бы стремился поддержать хрупкую гармонию с Сэнди – тогда я ещё надеялся, что она всё-таки позвонит мне с деловым предложением.
Мы подъехали к южному входу. На прощанье пожали друг другу руки.
- Спасибо большое. Это было замечательное время.
- Я тоже получила большое удовольствие.
- И еда изысканная.
- Просто обворожительная.
Возле красно-серой стены те самые парень и девушка молча смотрели друг на друга.
Из вестибюля вышел человек в казённой форме и помахал мне рукой. Я посмотрел на третий этаж, на моё окно. Фикуса там не было.
Любые упомянутые имена, названия городов и компаний, явления природы и породы собак вымышлены автoром - так же, как и описываемые события
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, August 6th, 2004
Time |
Event |
8:19a |
Очень талантливые малыши попадаются в Центральном Парке. Один вдруг говорит: "Я стих придумал. Вот пролетела пчела, а уже - вчера".
PS. Date created: 2001-08-06 Date updated: 2004-08-06 Journal entries:
|
10:48a |
По такому случаю исправил ошибки и сократил двугодичной давности рассказик о КорягинеКорягинУ неё сложные взаимоотношения с мужем. - А у кого простые? – говорит Корягин. ( Read more... )
|
|
По такому случаю исправил ошибки и сократил двугодичной давности рассказик о Корягине
Корягин
У неё сложные взаимоотношения с мужем.
- А у кого простые? – говорит Корягин.
Она звонит ему, когда отношения особенно запутываются - как вокруг шеи старая трухлявая верёвка – и говорит правильные вещи о жизни: “Надо ценить то, что есть” или “с годами начинаешь понимать”, а иногда плачет.
Корягин вспоминает её трёхлетней давности мужа – ничто так не объединяет, как совместное осуждение.
- Что о нём говорить, - она успокаивается, - как я могла столько времени прожить с сыном бывшей свекрови. Она его съела, понимаешь, съела…
Потом, объективности и точности ради добавляет: “Съела в переносном смысле”.
Нынешний муж – другое дело. “Поэтому и бывает больно, когда близкий человек – понимаешь? понимаешь? – не понимает, не понимает”.
Корягин не знает, что ответить: понимает? Не понимает?
Случается, она долго не звонит, и Корягин знает, что у неё период равноденствия, как она это называет, всё хорошо: муж играет с дочкой – с дочкой того, сына бывшей свекрови, на плите подгорает забытое ею мясо, телевизор включен без звука, очередная плата за новую машину отправлена, а перед сном они смеются как маленькие, толкаются, хихикают – как маленькие, хотя он намного старше её и обременён старыми связями, мыслями, детьми…
- Не бывают дети старыми, - говорит Корягин. – Он же должен, он же человек такой…
Это она позвонила опять: отчуждение, злые дневные разговоры и даже злые ночные – что делать? Она всё понимает, и всех понимает, но и её должен кто-то понять.
Корягин, вот кто.
Когда она злится на мужа (злится – делая этим шаг к примирению, может неосознанно, ведь злятся на своих, а остальной весь мир – ненавидят или не замечают), когда она злится, то говорит Кoрягину о его небритой щеке – помнишь?
Помнишь-не помнишь.
До её дома два часа езды. Был совсем невыносимый период, когда ей казалось, что всё кончено, всё-всё, и она не просто одна, а хуже – и без себя даже, потеряла себя; и через два часа Кoрягин был у неё, не успев побриться и сменить рубашку.
- Запихивать на четвёртый этаж коробки – это тяжело, я понимаю, но, во-первых, я ведь помогала - в меру своих сил, конечно, я-то женщина всё же (“Женщина, - соглашaлся Корягин"), во-вторых, кто ж знал, что лифт сломается, что лифт починят сразу же после того, как он… мы, мы – мы ведь ещё вместе – как мы всё перенесём. Это у него только повод, зацепка, толчок – чтобы сразу в сторону или в себя, в себе закрыться…
“Она любит его, - говорит Кoрягин (она не слышит), - это не так часто встречается”.
Она плачет. Корягин успокаивает, уважает себя. Она редко плачет. Кoрягин редко чувствует к себе уважение.
- Не воспoльзовался моментом, славный Корягин, - шепчет она ему по телефону в ожидании очередного короткого периодa равноденствия.
Теперь он так высоко в её глазах, что может и воспользоваться. Но это усложнит ей жизнь, да и он, Карягин, будет уже не так высоко, будет совсем обыкновенным.
Опять пауза, затишье, зализывание ран, заботы, завтраки, глаза загораются, всё “за”, - но есть и “против”: противная стaрая его дочка, противные тётки на работе, шахматист-сосед напротив…
Корягин снимает трубку, слушает для разминки о муже предыдущем, увядшем без неё, хоть оно, увядание, пока и не всем заметно, мало кому заметно ещё, о муже предыдущем: когда она была беременной и перегорела лампочка – у них были высокие потолки – она полезла разбираться, а он стоял внизу и при-дер-жи-вал, видите ли, лестницу, у него с детства боязнь, видите ли, высоты, с детства ему это внушали, дёргали за ниточки как сомнамбулку, а потом вообще как булку съели.
Корягин уже знает, что съели в переносном смысле.
После разминки – ах! – прыжок: близкий же человек уехал на новой машине, не объяснив – и не слуху от него вот уже четыре часа, что делать?
Если она долго не звонит, то Корягин радуется за неё, как бы забывает о ней, злится… Злится?
Она почти о нём не спрашивает.
- Как дела?
- Женился на дочери президента нашей фирмы, растратил казённые деньги, иду в тюрьму, сухариков теперь не могу достать.
Она не понимает, не слышит. Плачет – о своём.
- Понимаешь, Корягин, дело не в том, чего у нас нет, а в том, как мы довольствуемся тем, чегo у нас нет. То есть, что есть.
- Пришёл возраст мудрых мыслей, - не выдерживает Корягин, - а мудрых мыслей самих-то и нет.
Она не слышит. Это хорошо.
Так будет всегда – пока не кончится, конечно.
Она вдруг пропадает надолго; жизнь, со всех сторон, продолжается.
Почему-то Корягин звонит ей сам. Подходит муж, радуется Кoрягину.
- Как дела?
- Сейчас дам ей трубку.
Она ужe у телефонa – важная, загадочная, довольная.
- Как дела?
- На ваш вопрос мы попросили ответить представителя Госдепартамента, - шутит.
Кoрягин злится на неё, любуется издалека, смеётся:
- Хм, - прокомментировал представитель Госдепартамента.
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, August 9th, 2004
Time |
Event |
9:42a |
Чтя производcтвенные узы надену серые штаны, уеду в город Сиракузы. Что хорохориться, что ныть, летай или ползай – в Сиракузы (туда не ходят поезда), и Cиракузы даже музы не посещают никогда, лишь программисты на Коболе: проводят свой эксперимент. Когда б не Доу Джонса воля и не нью-йоркский жуткий рент – не отдали бы всё индусам (то, что им здорово – нам смерть). …Иду в штaнах по Сиракузам под шорохи бомбейских смет.
|
3:28p |
Всеобщий закон всегоС давних времён человек стремился осознать своё место среди других людей, природные взаимосвязи, глобальные физические зависимости, причины скандалов с родственниками и на работе, да просто выспаться, наконец. Результатом этого стало множество открытий, законов, государственных и отраслевых стандартов. Они пытались объяснить, отрегулировать или хотя бы замаскировать научные явления, отделить их от досужих сплетен, наговоров и заблуждений. Кое-какие успехи были достигнуты: теорема Пифагора, правило Буравчика, закон Ломоносова – Лавуазье, шкалы Фаренгейта и Цельсия, аксиома о хронической непарности носков, Попов и примкнувший к нему по радио Маркони, электроны, бокс, жидкость для чистки ванной “Блеск”, брачные бюро (свахи). Да, это были важные – но локальные достижения, даже не претендующие на всеобщую полноту. К тому же, решая один вопрос, исследователи обычно затемняли другой, из любого правила немеделнно находились исключения (о злоупотребелниях я и не говорю). Законы сразу после подписания соблюдались же приблизительно, возникали недоразумения: Маркони первым же звонком Попову завил ему о своём приоритете, Цельсий и Фаренгейт использовали каждый свою шкалу, и вместе им не сойтись, электроны тут же принялись отталкиваться, боксёры - посылать друг друга в нокаут, а по радио до сих пор говорят всякие глупости. Как, как свахам подобрать счастливую пару… То есть, в целом мир ещё не познан. Главная формула не выведена. Да, площадь квадрата подсчитывается современными учёными довольно лихо, но если этих квадратов много - как плиточек в ванной, где человеческий фактор - что тогда делать? Квадрат квадрату рознь. Один белый, другой грязный (его “Блеск” не взял), третий с трещинкой; а разделяющие их полоски… Иссследуя эти квадраты – и добавив, для объективности, весь предыдущий житейский опыт человечества – я и вывел Bсеобщий закон всего, в математической, разумеется форме. Вот он, этот закон: ( Read more... )
|
4:39p |
Сейчас опять все пишут 100 фактов о себеЗнаменитости и я( Read more... )
|
|
Сейчас опять все пишут 100 фактов о себе
Знаменитости и я
1. Регина Дубовицкая когда-то читала мою юмореску в передаче “С добрым утром”.
2. Юрий Кукин как-то ехал со мной в автобусе двадцать второго маршрута.
3. Я ему ничего не сказал.
4. А он за это сказал мне спасибо.
5. Он вышел на Лиговке.
6. Наши жизненные пути с Джулией Робертс пересеклись дважды.
7. На газетных страницах.
8. На обложке New York Post фото Джулии без подписи соседствовало с фотографией моей дочки.
9. Им было тогда лет сорок на двоих..
10. Дочка была в ушанке – потому что холодно.
11. Внизу было написано: “B. R. встречает весну в Ботаническом саду”.
12. Джулия на своей половине страницы тоже улыбалась.
13. Но не так мило.
14. Потом это фото использовало “Новое русское слово”.
15. С переводом.
16. С ошибкой.
17. А в журнале “***” фотографию Джулию поместили в мой рассказ.
18. Из-за типографской ошибки.
19. Под углом.
20. Рассказ назывался “Далеко от меня”
21. А больше у нас с ней ничего не было.
22. Однажды я играл в шахматы с Корчным.
23. А в другой раз – с Шарптоном.
24. Мы играли у Сити Холла.
25. Он ждал, пока что-нибудь случится с чёрным, чтобы его защитить.
26. Мы разыграли Сицилиaнскую защиту, вариант Дракона.
27. Чёрными играл я!
28. Корчной выиграл.
29. Как-то я держал в руках микрофон, не остывший ещё после Псоя Короленко.
30. Могли бы и выключить из сети, за неделю-то.
31. Это было радио “Народная волна”.
32. Оно уже не работает почти.
33. Я разговаривал с Путиным.
34. Он ехал в ООН на машине по Шестой авеню, а рядом сидел переводчик.
35. Машина остановилась, и Путин спросил, где ближайшая заправка.
36. Я показал .
37. Бензин тогда был дешевле.
38. Сам Дмитрий Быков дважды писал обо мне.
39 В гостевых книгах.
40 Один раз ругал.
41. Один раз меня приняли за Солженицина.
42. Другой раз я был в гостях у писателя Житинского.
43. Я хотел помыть руки, но постеснялся спросить, где.
44. Но обычно я мою.
45. Я никогда не слышал, как поёт Киркоров.
46. Даже во сне.
47. В кошмарном.
Получилось 47. Eщё 53 знаменитости я встречу потом.
Наверное.Всеобщий закон всего
С давних времён человек стремился осознать своё место среди других людей, природные взаимосвязи, глобальные физические зависимости, причины скандалов с родственниками и на работе, да просто выспаться, наконец.
Результатом этого стало множество открытий, законов, государственных и отраслевых стандартов. Они пытались объяснить, отрегулировать или хотя бы замаскировать научные явления, отделить их от досужих сплетен, наговоров и заблуждений.
Кое-какие успехи были достигнуты: теорема Пифагора, правило Буравчика, закон Ломоносова – Лавуазье, шкалы Фаренгейта и Цельсия, аксиома о хронической непарности носков, Попов и примкнувший к нему по радио Маркони, электроны, бокс, жидкость для чистки ванной “Блеск”, брачные бюро (свахи).
Да, это были важные – но локальные достижения, даже не претендующие на всеобщую полноту. К тому же, решая один вопрос, исследователи обычно затемняли другой, из любого правила немеделнно находились исключения (о злоупотребелниях я и не говорю). Законы сразу после подписания соблюдались же приблизительно, возникали недоразумения: Маркони первым же звонком Попову завил ему о своём приоритете, Цельсий и Фаренгейт использовали каждый свою шкалу, и вместе им не сойтись, электроны тут же принялись отталкиваться, боксёры - посылать друг друга в нокаут, а по радио до сих пор говорят всякие глупости. Как, как свахам подобрать счастливую пару…
То есть, в целом мир ещё не познан. Главная формула не выведена. Да, площадь квадрата подсчитывается современными учёными довольно лихо, но если этих квадратов много - как плиточек в ванной, где человеческий фактор - что тогда делать? Квадрат квадрату рознь. Один белый, другой грязный (его “Блеск” не взял), третий с трещинкой; а разделяющие их полоски…
Иссследуя эти квадраты – и добавив, для объективности, весь предыдущий житейский опыт человечества – я и вывел Bсеобщий закон всего, в математической, разумеется форме.
Вот он, этот закон:
a<>b
где а – кто угодно,
b – кто угодно.
Никто не равен никому. Тяжело с людьми.
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, August 10th, 2004
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, August 11th, 2004
Time |
Event |
9:53a |
lytdybr Пришло электронное письмо с такими исходными данными: фбКуй ъблАъ фАлуй ШЛЫЪ. Чередование больших и маленьких букв – как волны. Но открывать не хочется.
* Приснилась демонстрация в Центральном парке. Люди ходили с плакатами: ‘Лысина не болит”, “Защитим права парикмахеров”, “Волосы – голове”.
* Лошадь Пржевальского - – она на самом деле маленькая и редкая. Как занесло её в эту низкогорную ферму? Её там считают мулом, а (знающий человек из толпы обяснил) - ведь у неё на спине проходит характернаq полоса, и характерные же отметки на ногах.
|
4:39p |
Иногда кажется, что всё ещё можно поправить или даже начать сначала, не повторяя, избегая ошибык Иногда кажется, что всё ещё можно поправить или даже начать сначала, не повторяя, избегая ушибок Иногда кажется, что всё ещё можно поправить или даже начать сначала, не повторяя, избегая бушибок Иногда кажется, что всё ещё можно поправить или даже начать сначала, не повторяя, избегая ошибк Иногда кажется, что всё ещё можно поправить или даже начать сначала, не повторяя, изгибая Иногда кажется, что всё ещё можно ппоравить или даже начать сначала, не повторяяяя Иногда кажется, что всё ещё можно поправить или даже начать сначала, не
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, August 12th, 2004
Time |
Event |
10:08a |
Почему-то фильмы теперь я смотрю кусочками, между чем-то, чем-то и чем-нибудь ещё. Взглянешь на экран – какие-то люди бегут, смеются, разговаривают на ходу. Опять взглянешь – уже прибежали, стоят, машину покупают. Но это уже реклама, оказывается. А на днях показали гостиницу “Прибалтийскaя”. Американский шпион ходил там вокруг, переживал из-за своих внутренних убеждений, размышлял, судя по всему, о личном, хотел узнать важную инфомацию у русской Мишель Пфайфер с двумя детьми. Все остальные американцы сгрудились в большой официальной комнате, слушали запись магнитофона, прилепленного прямо к влюбившемуся шпиону. Все всегда влюбляются – кино. ( Read more... )
|
10:53a |
Ответил солгасием
|
3:13p |
Обязательно оставьте здесь комментарий.
|
3:13p |
Ни в коем случае не оставляйте здесь комментария.
|
|
Почему-то фильмы теперь я смотрю кусочками, между чем-то, чем-то и чем-нибудь ещё. Взглянешь на экран – какие-то люди бегут, смеются, разговаривают на ходу. Опять взглянешь – уже прибежали, стоят, машину покупают. Но это уже реклама, оказывается. А на днях показали гостиницу “Прибалтийскaя”. Американский шпион ходил там вокруг, переживал из-за своих внутренних убеждений, размышлял, судя по всему, о личном, хотел узнать важную инфомацию у русской Мишель Пфайфер с двумя детьми. Все остальные американцы сгрудились в большой официальной комнате, слушали запись магнитофона, прилепленного прямо к влюбившемуся шпиону. Все всегда влюбляются – кино. Но не сюжет главное, а пейзаж, детали. Даже пускай не “Прибалтийская”. То, что попало в кадр случайно, не по воле режиссёра – или кого там ещё – оно и остаётся. Трамвай какой-то скрипучий и сердитая тётка с веником. Ещё одна – стучит в дверь, мнётся, заходит. Это уже другой фильм, чёрно-белый. Старый. “Ну, как дела?”. “Спасибо”. Две женщины говорят тихо между собой, сдержанно. Муж в Калифорнии, его подстерегает опасность. “Я должна ехать на Пэнн Стэйшн, должна делать необходимое”, - говорит хозяйка. Только кусочек – но кажется, что гостья переживает больше. Вот оно что? Хозяйка уходит, царапнув дверь. Та, вторая, почему-то остаётся, говорит по телефону. Приходит мужчина – сдержанный – они тоже говорят о том, кто в Калифорнии и кому грозит опасность. Он собиратеся уходить – не оглядывается. Всем им тяжело, ничего не понятно, детали: чайник, графин, картина на стeне. “Прощай” – она молчит. Опять дверь. “Подожди”. Она бежит за ним, они вдруг обнимаются, Тут же титры: “Конец”. Как? А та, что ушлa? А Калифорния? А вообще – как же всё? Кусочек. Это только кусочек. Когда-то я стригся канадской полькой за тридцать пять копеек, играл у “Спартака” камушками в футбол, ходил в школу, держа в сером мешке сменную обувь - тапочки, а на уроках мне нравилась отличница Галя; тогда мне казaлось, что я снимаю кино, а остальные хотя не играют, но подыгрывают мне; и иногда я закрывал глаза и говорил себе, что это конец серии – последний кадр, казалось, должен быть многозначительным, а ведь чаще – всё просто неожиданно обрывается
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, August 13th, 2004
Time |
Event |
8:45a |
lytdybr В кафетерии новый посетитель появился. Всё на женщин смотрел, осторожно, как шило в мешке. Потом всё-таки подошёл к одной, спросил: "Кофе, значит, пьёте?" А она: "Нет, я никогда кофе не пью”. А он: "Как же - я же вижу, стакан вон у вас, с кофе”. А она: "Не кофе это. Не пью я кофе”. Он растерялся. Глаза боятся, а глазки бегают. “Кофе, кофе”, - говорит…
|
3:31p |
О тонких стилистах ( (по результатам поиска yandexoм) Бунин - тонкий стилист Результат поиска: страниц — 283, сайтов — не менее 153 Улицкая - тонкий стилист Результат поиска: страниц — 327, сайтов — не менее 127 Проханов -тонкий стилист Результат поиска: страниц — 330, сайтов — не менее 109 Акунин - тонкий стилист Результат поиска: страниц — 229, сайтов — не менее 67 Наш парикмахер - тонкий стилист Результат поиска: страниц — 198, сайтов — не менее 43 Пушкин - тонкий стилист Результат поиска: страниц — 39, сайтов — не менее 27 Достоевский - тонкий стилист Результат поиска: страниц — 15, сайтов — не менее 12 Петрович - тонкий стилист Результат поиска: страниц — 10, сайтов — не менее 8 Донцова - тонкий стилист Результат поиска: страниц — 1 Рабинович - тонкий стилист Результат поиска: страниц — 0
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, August 16th, 2004
Time |
Event |
11:45a |
Что это такое?к_п_т_л_з_ _ыц_ _ь не_еля К_ _ко_о_ (Ки_к_ _ _ _ ) жур_ _л_с_к_
|
4:11p |
Двое из нашего дома1. П о я в л е н и е К а р е т н и к о в а Некоторое время назад - в силу целого ряда печальных и странных обстоятельств - Каретников решил покончить с собой. Пистолет, нож, веревка, мыло, полотенце и фуражка - все уже было готово и лежало в его рюкзаке, но перед смертью, чтобы получить прощальное удовольствие, Каретников решил сходить к жене своего приятеля и изнасиловать ее. Дверь ему открыла она сама, а муж плескался в ванне и булькал. Не говоря ни слова, она стала отступать к ванной комнате и вдруг резко закрыла щеколду со стороны коридора. - Это чтобы муж не смог выйти, - прошептала она. - Правда, он только начал мыться, а моется обычно не более получаса. На ней была зеленая юбка и домашние тапочки, сквозь дырки которых виднелись ногти больших пальцев. Когда Каретников через двадцать пять минут уходил, то он решил отложить самоубийство на более благоприятное время. Незаметно он вытащил из кармана зеленой юбки случайную двадцатикопеечную монету - не чтобы просто украсть, а для самоуважения. ( Read more... )
|
4:32p |
О творчестве СорокинаCOРОКИН, ВЛАДИМИР ГЕОРГИЕВИЧ, русский писатель – постмодернист, драматург, сценарист. Родился 7 августа 1955 в подмосковном Быково. После учебы в Московском институте нефтяной и газовой промышленности имени Губкина и Московском институте неорганической химии занимался книжной графикой, полиграфией, участвовал в выставках. Общение с кругом московских концептуалистов стало импульсом к литературному творчеству. Владимир Сорокин – ведущий представитель концептуализма и соц-арта в прозаических жанрах. Дискуссии вокруг его произведений достигают накала высокой степени и имеют широкий общественный резонанс. Становление в России постмодернизма, в русле которого развивалось творчество Сорокина в 80–90-е годы, стало реакцией на воздействие советской идеологической системы. Бессмысленно и монотонно играя с образами, представляющими собой культурные осколки советской идеологии, ничего не вкладывая в них, автор изживает остатки травматического опыта, ушедшего в подсознание. . Т к я позиция х р ктерн для последов телей постмодернизм , которые счит ют, что история культуры з кончил сь и все, что можно изобрести, – д вно изобретено, поэтому созд в ть лучше из «великих обломков» уже существующего. Отсюд эклектизм творчеств Сорокин , подчеркнуто отстр ненного, есчувственного, мех низиров нного, лишенного к кой ы то ни ыло оценочной н пр вленности. До сердц его ор зы не доходят и не должны дойти, тем олее что от этой к тегории втор принципи льно открещив ется. Очередь – ром н-з рисовк в ж нре реплик и ди логов в очереди. В своем первом прилекшем к сее ним ние произедении, опулико нном 1985 п рижском изд тельсте «Синт ксис», Сорокин он ружи ет интерес к исследо нию ре лий «сок », что роднило его по тем тике с пис телями-диссидент ми. прочем, тем содепоских культурологических изыск ний ст ноится для его торчест постоянной. Очередь – одно из осноопол г ющих ощестенных понятий и ре лий соетской системы, поним емое и к к соего род путь к сч стью, и к к соеор зный тест н терпение и стойкость (ыстоишь или не ыдержишь и сежишь). отрыочных фр з х прослежи ются ре лии соетскоо ор з жизни, тип отношений межу люьми, ключенных «ечную очереь», и прер щение т коо пути сур. Норм – сорник стилистически з мкнутых н сее тексто, прест ляющих соой р зноо ро текстоые штуии н тему «норм »: иры с понятием или ри нты интерпрет ции к теории «норм ». Перый текст – з рисоки соетскоо ор з жизни, постующи о потрлнии р ж н ми оноо и тоо ж проукт , услоно н зы моо «нормой», произоимой, к к послстии ыяснятся, из члочских фк лий. Ор з «нормы рьм », похож, можно р ссм три ть к чст мт форы ояз тльноо иолоичскоо «промы ния мозо» у сх сло ощст . Эт процур , приычн я ля сотских люй, ст л соо ро риту лом, уклонни от котороо осприним лось к к р сш ты ни осно и жстоко к р лось. З тронут и тм ир рхичности сотскоо ощст , котором к жый получ л сою «порцию рьм » сооттстии с тм мстом т ли о р н х, которо ним л. руой ч сти ром н , сост лнной и писм, исслутся протиопост лни «норм – п толоия» – к к от сяноо посл ния происхоит постпнный прхо к полуссмыслнному иложнию и полному ру. ( Read more... )
|
|
О творчестве Сорокина
COРОКИН, ВЛАДИМИР ГЕОРГИЕВИЧ, русский писатель – постмодернист, драматург, сценарист.
Родился 7 августа 1955 в подмосковном Быково. После учебы в Московском институте нефтяной и газовой промышленности имени Губкина и Московском институте неорганической химии занимался книжной графикой, полиграфией, участвовал в выставках. Общение с кругом московских концептуалистов стало импульсом к литературному творчеству.
Владимир Сорокин – ведущий представитель концептуализма и соц-арта в прозаических жанрах. Дискуссии вокруг его произведений достигают накала высокой степени и имеют широкий общественный резонанс.
Становление в России постмодернизма, в русле которого развивалось творчество Сорокина в 80–90-е годы, стало реакцией на воздействие советской идеологической системы. Бессмысленно и монотонно играя с образами, представляющими собой культурные осколки советской идеологии, ничего не вкладывая в них, автор изживает остатки травматического опыта, ушедшего в подсознание.
. Т к я позиция х р ктерн для последов телей постмодернизм , которые счит ют, что история культуры з кончил сь и все, что можно изобрести, – д вно изобретено, поэтому созд в ть лучше из «великих обломков» уже существующего. Отсюд эклектизм творчеств Сорокин , подчеркнуто отстр ненного,
есчувственного, мех низиров нного, лишенного к кой ы то ни ыло оценочной н пр вленности. До сердц его ор зы не доходят и не должны дойти, тем олее что от этой к тегории втор принципи льно открещив ется.
Очередь – ром н-з рисовк в ж нре реплик и ди логов в очереди. В своем первом
прилекшем к сее ним ние произедении, опулико нном 1985 п рижском изд тельсте «Синт ксис», Сорокин он ружи ет интерес к исследо нию ре лий «сок », что роднило его по тем тике с пис телями-диссидент ми. прочем, тем содепоских культурологических изыск ний ст ноится для его торчест постоянной. Очередь – одно из осноопол г ющих ощестенных понятий и ре лий соетской системы, поним емое и к к соего род путь к сч стью, и к к соеор зный тест н терпение и стойкость (ыстоишь или не ыдержишь и сежишь). отрыочных фр з х прослежи ются ре лии
соетскоо ор з жизни, тип отношений межу люьми, ключенных «ечную очереь», и прер щение т коо пути сур.
Норм – сорник стилистически з мкнутых н сее тексто, прест ляющих соой р зноо ро текстоые штуии н тему «норм »: иры с понятием или ри нты интерпрет ции к теории «норм ». Перый текст – з рисоки соетскоо ор з жизни,
постующи о потрлнии р ж н ми оноо и тоо ж проукт , услоно н зы моо «нормой», произоимой, к к послстии ыяснятся, из члочских фк лий. Ор з «нормы рьм », похож, можно р ссм три ть к чст мт форы ояз тльноо иолоичскоо «промы ния мозо» у сх сло ощст . Эт процур , приычн я ля сотских люй, ст л соо ро риту лом, уклонни от котороо осприним лось к к р сш ты ни осно и жстоко к р лось. З тронут и тм ир рхичности сотскоо ощст , котором к жый получ л сою «порцию рьм » сооттстии с тм мстом т ли о р н х, которо ним л. руой ч сти ром н , сост лнной и писм, исслутся протиопост лни «норм – п толоия» – к к от сяноо посл ния происхоит постпнный прхо к полуссмыслнному иложнию и полному ру.
Посто ни о рст х ЧК н сл прио коллктии ции, по-иимому, можно интрпртиро ть к к р мышлни н тму нормы опустимой л сти – к кой момнт он прр щ тся н сили и и тльсто. щ оин ткст – стихоторния о рмн х о (норм прироно-соци льн я), руой – прст лн и ус ной проы о поиск х н цион льной ии (норм п триотичск я), и послний – нкоты ух чрноо юмор , оыры ющи клиш сотских фильмо и псн 30-х оо. Отсутстут сконой сюжт или рой, оъиняющий проини ор ничско цло.
Ром н – клиш русскоо «ус ноо» ром н 19 к оъмом. Поскольку т к я р льность к к
русский ром н 19 к », сущстут сон нии иссло тлй и чит тлй, пис тль ялся со ть ткст – м три лио ть это поняти, ычлни ощи сойст множст русских ром но. Ром н Сорокин чит тся к к проини о яык, сущстующм н исимо от той р льности, котор я н этом яык описы л сь 19 к. Сон ни чит тля фиксирут, к к описы тся приро , ус ь , ыр жни лиц рышни и т.. Но пч тлни получ тся сосм ино, чм при чтнии р льноо Толстоо или Турн . Отторнутый от состнноо сорж ния олый склт ром нной формы т стр нный сопутстующий эффкт осцни ния и с моо русскоо ром н к к литр турноо и культурноо ялния.
Триц т я люь М рины – жнск я истрия ух пристнн рм н . рульт т «л трн лияния кллкти » лиц скрт ря п рткм кнчнн я инииу листк , эистк и лсиянк , склнн я к рлиии и иссинтсту, ст нится рым члнм «р» пристнн пр лния. Сркин пк ы т, к к трясин кллктин ссн тльн плщ т инииу льны фрмы сущст ния плть плн их исчнния. Р стрни кллктинй жини ыл с р ртлью при сци лим. П сути, суь М рины, к к и жинь стских люй, ыл нн читльным ч стным случ м р жи ющм и мщнм ижнии иличских кнструкций. Истрия к нчи тся х р ктрнй ля Сркин кнцкй – ухм сур, ничт, ссяную и ссмыслнную иличскую ритрику.
Срц чтырх – рм н тм, к к нки мистичски сн ния, лжнны с мм, к лсь ы, случ йнм счт нии цифр – 6, 2, 5, 5 – мут ст ть пм ля с ния нкй тт лит рнй р ни ции. члны уут н лны спснстью, к к нж скь м сл, прхить скь круж ющих люй, нтр тим прилиж ясь к нмй цли сй жини. мжн, эт н мк н т, чт лю я ссмыслиц , плучиш я ст тус мистичск сн ния, плн р льн мжт ст ть истчникм силы, нмй п сим чным сйст м. Пр , нльн н пр ши тся прс, с чм стнсится эт сил прую чрь – с нкими стинст м т, чт рят, или с прр ж ющим мжнстям члчск р жния и ры.
лу с л – этт рм н-ф нт см рия ы л н ильший интрс и рн нс щст. Прини жиписут к
ртины, л м тр , «кллктин рийк н тльн» р ц ХХ к . к чт йтующих рн жй рт лн чти лный икнт рхтиичких фиур ткй мифлии – т лин , Хрущ , итлр , т кж культых фиур – имл рийкй культуры и литр туры – хм тй, рк и р. рчм, ркинки р ы итных личнтй имют м л щ р льными ртти ми – тр рлж т «ир ть» трти ми м й культуры.
южту рм н , клны руких кл ик, н и нки лики ткты, р тм, к к ть н и (ныти) ыляют и я щт – «лу л» – трчкть, кр тинть, и тльн н ч л читм и. л ит лж и рь л ни им, х ты ющ я к к рт итлй ир рхии л ти, т к и члн нких т йных кт и щт и уущ и р ллльн н тящ. Н фн этй ф улы ри-имлы ту ют тншния ития, т ишь «имния» ру ру . Т кй ти тншний, к к и рь л ни нким чуйтнным рмтм или щтм, хят тиичный южт-клиш тр ицинных миф. ричны луинны урни ихики – итль н тльн – т кж имют рх ичкую труктуру миф . Н и тут ркин т тя рн – луинны рх ички тншния имритяи ния и имрникнния н ниит рнюжт и жини итных личнтй, ыми я нрмнн и ятыни итрии, и их н ли.
и – йти ных тилитик 13 нлл ихит мних т н х шлм, н тящм и уущм. мыл книи фмиля л н кмт шнн й культуй ы Янии, ку и тль ил ть укий яык. цлм ник т имл ы к к мн, имющ мнжт и лкт и нмнн уни льн яык кммуник ции люй. Нмтя н т, чт т ннм м ти т ни к к ук утилит ный «ищй» ц, нльн ник т и л шикий – тлни шикм мыл. т.ч. и тлни « тм или иным ум» лик члк – тиичный мйный их н литичкий южт (нлл Н тя).
Лё – этй кни т щ тя уж к лиям мннй «к ит литичкй» ии и н мк т н нкую нхимть ля люй «туч тья ц». , этт иы ыляит нкльк фм льн – к к цин льн шни или ч льн я нхимть, н к к уши. чм, ля кнчнн тмнит и эт нм л. люм луч т кй иы интиут. мжн, эт н мк н нхимть « мить чут » и йти ин к чт ытия. ин ки т к лучш ущт ния, к ж лнию, ук ны и тлм л, чм мутн – чт нющ я ль лу мжннм ц и нитн тку яшия чки нн к к м н х.
цн иям л ими кин ыли няты хужтнны фильмы: Мк (2000, жи лк н льич) – мйн я ития к и-«чхких» тх инь льи, М ши, Иины, тмящихя кинуть Мку, н кь иму лм цннтй «мнья» 90 - х. тильн няты жиины к тины м льн лжния «лик» ышй ткй итк тии ни ны н тниями к н . Н этм фн чи ютя кимин льны ки ыших уй тт . т итя мнни мжнть жния Мкы к к культун цнт н нь х, ки и кмлк х ля «ных уких». Фильм лучил н цин льную мию «лтй н» ткую ту и муыку, ы л н к ния китик льными циниму ык ы ниями и тук ми , т ляющими кий кнт т ним эии чнй Мкы;
Кйк (2002, жи И н ыхичный) – тиичк я эичк я кия шн к к ития щи, инн т шины «кйк », хишй ук н тяжнии чтти к . Хя «кйки», и ни, тк и кничн ы ж ют тнную жиннную фифию н жиннных иту циях. Их кнт ии и ык ы ния т к и ятя йти я хжих н ных цит т и к. «Нтять» тй и нужнй щи и юых жи х – и я ж ния чку, ж ющу ыжить уиях к няющихя щтнных тншний.
ии кин т кж т ти яц х у, ник к ый утник, уь ии, ьы яник , Юий, ьни («Икут кин» № 6, 1990), ук я ушк , и, Ны , иф ния, Hchzeitsreise, Щи, Dstevsky-trip, кинцн ия уный Фиц.
ии кин – итный куьтый экт ьный и ть. , ны нтью чть иния нни. тт ннн я, ушн я тк я иция чт нии нэи и и чны ю ини ютя нии к к к йняя тнь цини и ыы ют интинктин ттжни и тт. Чт эт – к ция ии тчкий т? И т, и у – к ция к к тчкий т. ии цн у к и н иия иниях кин ыы ют тянны н к ния. тя ч тни, чт и ть тянн жи т кнку тиуяции «цнт уьтия». жн, эт н тьк т жни «н фичнти» н ния нн чк – кннти ущнн и нинн т кт ть юы тншния жу юьи. у я чутннть нят куу эцин ьнти, х ктный я ыхщннй шиинй иции, ж щй н кинк тчк т .
ин нуч йн н ы ю нны и : «У ня н няия уьун уи и нуи у юй ициннй уьуы, ччнн уьун , ниц и н чин я уьун нуи». уь – щнн я ни ция «Иущи » 20 0 2 уи я ций, н нных и ч и я, и у н ин ни я иниях ин н фичии.
И я ыи, жии ф и – ч и иичих иш ц и и ичй уй и уы, н, ыный н и Ф нншйн , ы я ь иин ьных и уных н и ии н н шиых у ни нных . , ь и ющ ч ни них н н жый.
ни нны ы чнь хжи н н ящую и уу, яя ях, н - и жини н ию и у ыы ю ннн хищни и я и ихий уж . уй ны, н яяя и э н ни ни, хищни ф ичн х и у щ? йиьн, иы и жни ны н уж н юя и ш нных н – южных х, юных цн ии цн н иия, няюя ь ин ф иии . Н ищнны ини эины уж ю, ч иун уни ж ь ьны, уь ж «уж шящия» уи ц, ни н ж ниь ни ь нч ничи цьн и жинн.
ннй у иний ин н ухни, ыущнн и и ь « Ad Marginem » 1998. э ж и ь 1999 ыш н у , и х уиуюя ны нии ин (и, ый уни, , ё), ж и юя н ышши иния (ц чых, Н ). нии ин ны н нны йи яыи, ж н яний и йий.Двое из нашего дома
1. П о я в л е н и е К а р е т н и к о в а
Некоторое время назад - в силу целого ряда печальных и странных обстоятельств - Каретников решил покончить с собой. Пистолет, нож, веревка, мыло, полотенце и фуражка - все уже было готово и лежало в его рюкзаке, но перед смертью, чтобы получить прощальное удовольствие, Каретников решил сходить к жене своего приятеля и изнасиловать ее.
Дверь ему открыла она сама, а муж плескался в ванне и булькал.
Не говоря ни слова, она стала отступать к ванной комнате и вдруг резко закрыла щеколду со стороны коридора.
- Это чтобы муж не смог выйти, - прошептала она. - Правда, он только начал мыться, а моется обычно не более получаса.
На ней была зеленая юбка и домашние тапочки, сквозь дырки которых виднелись ногти больших пальцев.
Когда Каретников через двадцать пять минут уходил, то он решил отложить самоубийство на более благоприятное время. Незаметно он вытащил из кармана зеленой юбки случайную двадцатикопеечную монету - не чтобы просто украсть, а для самоуважения.
2. И з д н е в н и к а В о л ы н с к о г о
(8 августа)
Тот вечер я намеривался провести в обществе господина Съешъегора, поэтому мне хотелось добраться домой как можно скорее. Миновав несколько подземных переходов, я выскочил на улицу, залитую уходящим солнцем, воспетую многими знаменитостями и просто незаметными или прес-тупными энтузиастами. Тотчас же рядом со мной возник городской сумесшедший, каких, к сожалению, теперь немало в наших северных широтах. Он поводил своим носом в неприятной близости от моего, втянул им в себя воздух и сказал, преувеличенно озираясь: "Чувствуете?.. В воздухе пахнет грозой." Меж тем солнце сползало потихонечку на Запад, а легкие облака отнюдь не омрачали горизонта. По улице шла публика, народ и толпа. Из-за угла свистел постовой милиционер. Приближалась осень. "Камерун... Камерун" - вот что в основном говорили спешащие вокруг люди. А я как раз, совершенно неожиданно, решил не спешить. Действительно, не сам ли госопдин Съешсъегор писал в одном из трактатов:
"Спешка, друзья мои, есть крайне вредное про-явление человеческого ума. Побуждаемые противо-речивыми желаниями, инстинктами, словами и запахами, двигаемся мы в противоположные направления, имея в виду скорейшее достижение назначенной цели. Но, друзья мои, приобретая одно, желанное, не теряем ли мы другое, незнаемое пока, но, быть может, более значимое в скором..."
Признаться, я не в восторге от качества перевода, но сама мысль кажется мне любопытной, тем более, что высказана она более трехсот лет назад. Съешьсъегор был известным японоязычным философом, в жилах которого текла голландская, нидерландская и франко-канадская (провинция Квебек) кровь. О нем мы знаем крайне мало. Известно только, что всю свою жизнь Съешсъегор страдал запорами.
3. Д о м К а р е т н и к о в а
Каретников был жителем большого девятиэтажного дома, в котором застревал между этажами лифт, прорывало трубы парового отопления, падал напор воды, вылетали электрические пробки, протекала ванна, размножались насекомые и грызуны, отклю-чался телефон, осыпалась штукатурка, отслаивался паркет, происходило ложное срабатывание датчиков охранной сигнализации входных дверей, дребезжали окна, трескались стены и рушился потолок. Кстати, поэтому Каретников любил гулять на свежем воздухе.
4. И з д н е в н и к а В о л ы н с к о г о
(8 августа, продолжение)
Наконец я покинул насыщенную кослородом и бензиновыми парами улицу. Я отдал пятикопеечную монету и побежал по лестнице, которая, впрочем, двигалась и без меня. Потом лестница кончилась и двери открылись. Я оказался прижатым к пышущему зоровьем и жаром телу молодой крупной женщины. Глаза ее были возведены, потому что над головой она держала сложенную в шестнадцать раз газету. Я попытался немного отодвинуться от нее, и тогда в мой бок вонзилась тонкая деревянная палка, другой конец которой обхватил сумрачного вида субъект. Впрочем, в вагоне вообще было довольно сумрачно, многие лампочки не горели, что происходило вокруг меня, я мог определить, скорее, органами слуха и осязания. Палка давила мне в ребра, и я вынужден был сильнее прижаться к своей читающей соседке, которая осуждающе, но без интереса посмотрела на меня и вдруг сильно развернула мою ногу в обратную предусмотренной природой сторону.
Падая, я вспомнил Съешсъегора. Он немало изучал женскую психологию, философию и даже физиологию, но в конце жизни признал:
"Женщины, друзья мои, в принципе ничем не отличаются в наши дни от мужчин. Они такие же, как и мы, только еще `хуже".
Несмотря на тесноту, я смог упасть на пол. Мно-жество ног увидел я - женских и мужских. Шевелилось, однако, только несколько. Моя соседка пыталась отодвинуть меня дальше в сторону. Остальные пассажиры - то ли из-за темноты, то ли погруженные в свои мрачные мысли, казалось, ничего не замечали.
"Следующая станция - конечная", - раздался металлический голос, и я задумался над этими словами.
5. Д о м К а р е т н и к о в а
Лифт нашего дома имеет одиннадцать кнопок с цифрами от одного до девяти и с надписями "Стоп" и "Вызов". Но вот однажды, совершенно случайно, там появилась еще одна кнопка - "Стокгольм". Самая первая жена Каретникова и еще несколько жильцов дома в тот же день исчезли. Их, правда, видели заходящими в лифт, а вот выходящими здесь - нет. А когда сам Каретников оказался в лифте, то кнопка "Стокгольм" была уже оборвана. Пришлось Каретникову нажать кнопку "Вызов", и через неделю ему пришло письмо из Швеции от бывшей жены с вежливым отказом.
6. И з д н е в н и к а В о л ы н с к о г о
(8 августа, продолжение)
Я продолжал свой путь, вспоминая снова и снова длинные ноги той читающей женщины и ее широкие, остроносые туфельки, - она, да и они, запомнились мне и оставили свой след. Кстати, Съешсъегор однажды сказал жене: "Ты, друг мой, необузданна в своей кротости и меланхолична в ярости". (К счастью, жена в это время уже была не его).
- Мой дорогой, это вы..., - вдруг услышал я бархат- ный голос, повернул голову и увидел старого знакомца и соседа по фамилии Каретников.
- Мой дорогой, это вы, - говорил он, - а я вас повсюду ищу. У меня радостная новость.
- Какая же? - без любопытства и холодно спросил я.
- Видите ли, - заметно волнуясь, сказал Карет- ников. - Вы, конечно, знаете наш продовольственный магазин № 80? Так называемые "столбы"...
Я кивнул.
- Так вот... Во дворе этого магазина, хоть и в довольно нервной обстановке, но почти без скопления народа, продают диетические яйца.
- О-о-о, - вырвалось у меня из груди. (Хоть я с нелюбовью относился к Каретникову, презирая его за моральную нечистоплотность, флюсофобию и узко-языч- ность, но подобное сообщение действительно меня порадовало). Признаться, вечерами, перечитывая Съешсъегора, Монтеня или Жак-Ива Кусто, любил я пропустить одно, два или даже три крутых яйца. Раньше я их мог употреблять и сырыми, но сейчас стал бояться серьезной желудочной болезни.
- Спасибо, Каретников, - с чувством сказал я. - Прощайте, я пошел. - У вас есть хозяйственная сумка? - сладко спросил Каретников. - Возьмите мою.
7. Н о в а я ж е н а К а р е т н и к о в а
Однажды (совершенно неожиданно) она родила девочку, но вспоминать об этом Каретников уж точно не любит. Его жена лечилась от каких-то женских болезней мощными лекарствами, организм ее был сбит с толку, и она не могла определить, что забеременела. Она все грешила на свою конституцию. Когда эту жену Каретникова послали убирать с полей брюкву, то она работала очень усердно и даже, воспользовавшись своей конституцией, незаметно для окружающих привезла двенадцать килограммов брюквы домой. Последнее время она вообще много занималась физическими упражнениями, потому что слишком располнела. Псоле брюквы ей стало все же не очень хорошо, а потом очень плохо. Она, все еще не понимая в чем дело, вызвала скорую. Девочка появилась на свет, не дожидаясь машины. Врач и санитар, приехав шие по подозрению на аппендицит, были удивлены. Они все время смеялись, и от этого уронили жену Каретникова с носилок на лестницу нашего дома. Когда Каретников пришел с работы, жены дома не было. Потом ему позвонили и сказали, что он стал отцом. Каретников часто потом смотрел на маленькую
девочку, обычно кричащую, и ни о чем не думал - ни о чем хорошем. На жену Каретников тоже, бывало, смотрел. Однажды он пришел с работы, а жены дома не было. Потом ему позвонили и сказали, что он перестал быть мужем.
8. И з д н е в н и к а В о л ы н с к о г о
(8 августа, продолжение)
Яйца продавала немолодая, своеобразная, пожалуй, нетрезвая женщина. Ветер и усердие раздували ее халат. Вокруг взволнованно теснились люди. На яйцах виднелись размазанные следы, да и вокруг многое было покрыто птичьим пометом. Из раскрытого окна второго этажа доносилась негромкая музыка.
- Брамс, - сказал седобородый старичок, стоявший в очереди за мной, а девушка впереди меня пошевелила в такт мелодии бедрами (девушка была в красном купальнике).
- Яйца-то куриные? - повернувшись ко мне, спро-сила она, и я не понял - шутка это или нет. - Размером как голубиные.
- Кому не нравятся, может уйти туда-то, - крик-нула озабоченная, как все, продавщица, - плакать не будем. И предъявляйте водительские права.
- Почему это права? - тоже крикнула девушка и побагровела, как ее купальник, скрытый за легким платьем.
- Потому, - растягивая последнюю букву, сказала
продавщица. - Яйца распространяются по линии ДОСААФ.
Музыка кончилась.
- Видали, что делают? - спросила девушка.
Мне было приятно, что она разговаривает со мной, но я не мог, к сожалению, объяснить это лишь собственными достоинствами.
- Видал, - ответил я, стараясь не смотреть на ее купальник - Но вы не расстраивайтесь! У меня дома есть еще пять или шесть яиц. Я давно... пожалуй, с восемьдесят пятого храню их на черный день, но с радостью могу поделиться с вами.
- Право..., - замялась она. - Мне неловко.
- Отчего же, - решительно сказал я. - Ждите меня здесь. Я скоро вернусь.
По плохо различимой тропинке я заспешил к сво-ему дому, обогнав двуух молодых людей, говоривших друг другу "Камерун... Камерун..."
Какая-то тревога опять кольнула мое сердце, но я чувствовал, что девушка смотрит мне вслед, вспоминал по этому поводу некоторые изречения Съешсъегора и шел вперед.
"Конечно, она несколько вульгарна, - думал я, - в этом купальнике, бьющем сквозь платье..."
Съешсъегор как-то сказал своему другу-реста-вратору: "Картину, друг мой, надо восстанавливать, снимая последовательно слой за слоем".
Тогда его, к сожалению, никто не понял.
Я вошел в лифт, а двое молодых л.дей, сказав друг другу по последнемуу разу "Камерун", замолчали и вбежали следом.
9. Е щ е о д н а ж е н а К а р е т н и к о в а
Новая жена Каретникова была гораздо хуже прежней. Просто очень нехорошая. Бывало даже, Каретников проснется утром и долго удивляется, отвыкнув во сне, что это - его жена. Даже головой покачает. Потом, когда завтракает, вдруг обнаружит у себя во рту что-нибудь этакое, хрустнет им, ощутит его размельченным, и опять недоумевает, но головой качать боится. Бывало, что ничего не обнаружит у себя во рту, - так и уйдет на работу голодным. А там, на работе, иногда вдруг вспомнит о жене и до такой степени удивится, что она - это жена, даже рукой двинуть не может. Начальник его за это ругать стал, а потом только рукой махнул - своей рукой. Из-за этих переживаний с женой Каретников слегка заболел, ему приписали уколы - уколы многоразовыми шприцами, конечно. Жена, когда об этом узнала, испугалась - заразиться стала бояться - и сразу же перешла спать в другую комнату. И посуду ему отдельно выделила - ложки, вилки, сахарницу. (Точнее: свой сахар в сахарнице хранит, а сахар Каретникова - в стеклянной банке), а ночью свою дверь на щеколду закрывает. Терпел Каретников, терпел, а потом однажды в полночь сломал задвижку, ворвался к ней в комнату и насильно накормил ее сахаром из своей банки.
10. И з д н е в н и к а В о л ы н с к о г о
(8 августа, продолжение)
Каждый раз, когда я вхожу в лифт, да еще не один, я вспоминаю о Каретникове и о его третьей, если не сбился со счета , жене.
Однажды мы ехали с ней в лифте, застряли, и она тут же стала меня соблазнять.
Обладание недюжинной физической силы могло бы немало помочь ей в этом вопросе, но, к счастью, из
ближайшей квартиры кто-то залаял, жена Каретникова испугалась и упала в обморок.
Она опустилась на пол и приняла неудобную позу.
Мне тоже пришлось наклониться, и я побил ее легонько ладонью по щекам.
Она пришла в себя, и тут же, приняв мои действия за поощрение, продолжила меня соблазнять...
Как говорил Съешсъегор:
"Непостоянство, точнее - постоянство измен - не может изменить женщину постоянно, не изменяя возможностей ее непостонства."
А вообще-то (строго между нами) эта жена Каретникова была необычным человеком...
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, August 17th, 2004
Time |
Event |
9:43a |
Лай собак и пенье кошек пробуждают словно нож. Здравствуй, утро! Что ж ты, утро? Где таблетка Анальгин? За окном бредёт прохожий у борзых на поводке, у него лицо такое – он, наверно, террорист. Я люблю других животных, но любовь слепа и сон мне соседский телевизор заменяет на ходьбу: призрак бродит по квартире, я не Герцен, я – другой. Птицы крыльями помашут и с насмешкой улетят. Диктор солнечной погоде улыбнётся, будто свой, cтарожилы не припoмнят даже слова обо мне. От соседей тихой сапой тараканы приползут. Где же тапок? Скоро осень. Сердцу будет веселей, если даже в пробужденьи смысл и радость отыскать: потому что жизнь простая не приснится никогда.
|
2:05p |
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, August 18th, 2004
Time |
Event |
11:34a |
Cорок четыре43 А сорок четыре – это уже совсем другое дело. Совсем другое дело - сорок четыре, а? С одной стороны, как-то ведь должно успокоиться, настояться, образовать предварительную законченность. Предварительная законченность - с одной стороны – образоваться как-то должна ведь. Потому что число такое, что ли симметричное …|…Cимметричное, что ли, такое число потому что? Симметрия и двойственность. Двойственность, симметрия и… С другой стороны? С другой стороны… Время разбираться в камнях, собирать разбросанныe по квартире вещи, гвоздик в стену вбить, да много чего ещё: опыт приходит. Время разбираться в камнях, собирать разбросанныe по квартире вещи, гвоздик в стену вбить, да много чего ещё: опыт приходит . Как бы другая ступень – хочешь, не хочешь. Как бы другая ступень – хочешь, не хочешь. Становишься осторожным. Осторожным становишься. Два раза как бы прокручиваешь. Два раза как бы прокручиваешь. Подумаешь – скажешь. Подумаешь – скажешь.. Подумаешь, сказал, делов-то, да. Подумаешь: сказал-то, да – делов…. Уже другое, другое уже, но ещё то же, ещё то же! Как бы уменьшается расстояния между … между чем? внутри где-то, - вот когда-то, давно, переходы от глупого и невероятного детского счаcться к ужасным детским рыданиям – таким, что больше никогда-никогда ,– и снова к невероятному, и быcтро так, - а теперь диапaзон сужается, что-то пропадает, исчезает, сокращается. Как бы между … внутри где-то, переходы от, к невероятному, и быстро так, - исчезает, сокращается. Надо смириться. Надо смириться. Надо смириться. Что за ерунда? Разные носки оказались, но пускай будет так, надел, даже смешно.
|
3:44p |
Новые сведения об эффекте дуальной однообразности Эффект дуальной однообразности был открыт довольно давно, задолго до обнаружения этого эффекта, однако трудно сказать – кем. Разные источники, ссылаясь друг на друга, приводят противоречивые данные или вообще перпечатывают картинки из “Плэйбоя”. Известно только, что изобретателей было несколько. Они использовали стеклянныe и деревянныe шарики, сломанную пишущую машинку, жидкость для снятия лака и, для объективности, старались ничего не записывать. Это им удалось, хотя и не сразу. Исследователям мешал сильный ветер, отсустствие всякого интереса к ним со стороны общественности и нездоровый ажиoтаж. Кроме того, никто из них не знал о существовании других, что, естественно, затрудняло совместную работу. Если вспомнить, что примерно к тому же периоду времени относятся всеобщий переход на семизначные телефонные номера и предсказания Нострдамуса по поводу совмещённых санузлов, то представляется загадкой, как учёным удалось добиться хоть чего-то. Чего-чего, а такого эффекта (дуальной однообразности) от них не ожидал никто. Даже подготовленные к такому повороту событий профессора, узнав об эффекте, ходили какиe-то задумчивые, кусали локти, непроизвольно щёлкали плаьцами, таскали друг друга за уши, играли ногами в футбол (Литва - 4:3): развлекались всячески, скрывая растерянность. Что же говорить об остальных. И это было ещё только начало. Многие принялись работать над усовершенствованием совершённого эффекта, не удосужившись предварительно хотя бы снять шляпу. В итоге дело запутывалось ещё больше. (Bсегда же существует хоть маленькая надежда, что оно - в шляпе) Мало кто понимал не только о чём идёт речь, но даже о чём могла бы идти речь, если бы пошла, разумеется. На всё это наложились национальные противоречия, цены на нефть, электромагнитные поля, среднестатистические разногласия со свекровями, пение под фонограмму и без, национальный валовой продув, да и неважное, в целом, настроение. Тем не менее энтузиасты ещё не потеряли надежды сказать своё слово по существу проблемы: ведь никто не знает, в чём эффект дуальной однообразности заключается.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, August 19th, 2004
Time |
Event |
1:57p |
Обо всёмЭто сейчас, что касается духовности и культурной жизни вообще, то, в лучшем случае, я катаюсь на велосипеде или наблюдаю за животными в Центральном парке, а в худшем – откладываю деньги на пенсионный фонд. А когда-то вот, помню, я ходил в подвал, в музей Достоевского, и познакомился там как-то с девушкой, и после выступления мы шли вместе под дождём, разговаривая на необходимые темы – я, правда, перепутал “Подростка” с “Неточкой Незвановой”, и поэтому девушка сказала, что не надо дальше её провожать – но ведь не только музей Достоевского был. А лекторий общества “Знаниe”, дом сорок два, Гумилёв с его теорией этногенеза и пассионарности? Не хватало мест в большом зале, и нам предложили перейти в соседний, малый, слушать лекцию через внутреннюю радиотрансляцию. Но кто ж согласится? Никто не ушёл. Не то, чтобы все были вместе, но разделительная полоса была одна. Ну, может пять. Евразийца Гумилёва дополняла певица на идише, выступавшая без афиш в отдалённом Доме культуры, впервые. Вася Денисов-Мельников узнал всё же об этом, достал через знакомую секретаршу районного секретаря ВЛКСМ билет, подарил мне – иди, мол. Мог ли я подвести Васю? Я пошёл. Я пошёл, слушал, и еле сдерживался в темноте зала, чтобы не расплакаться. А странный случай в Филармонии? ( Read more... )
|
|
Обо всём
Это сейчас, что касается духовности и культурной жизни вообще, то, в лучшем случае, я катаюсь на велосипеде или наблюдаю за животными в Центральном парке, а в худшем – откладываю деньги на пенсионный фонд.
А когда-то вот, помню, я ходил в подвал, в музей Достоевского, и познакомился там как-то с девушкой, и после выступления мы шли вместе под дождём, разговаривая на необходимые темы – я, правда, перепутал “Подростка” с “Неточкой Незвановой”, и поэтому девушка сказала, что не надо дальше её провожать – но ведь не только музей Достоевского был.
А лекторий общества “Знаниe”, дом сорок два, Гумилёв с его теорией этногенеза и пассионарности? Не хватало мест в большом зале, и нам предложили перейти в соседний, малый, слушать лекцию через внутреннюю радиотрансляцию. Но кто ж согласится? Никто не ушёл.
Не то, чтобы все были вместе, но разделительная полоса была одна. Ну, может пять. Евразийца Гумилёва дополняла певица на идише, выступавшая без афиш в отдалённом Доме культуры, впервые. Вася Денисов-Мельников узнал всё же об этом, достал через знакомую секретаршу районного секретаря ВЛКСМ билет, подарил мне – иди, мол. Мог ли я подвести Васю? Я пошёл. Я пошёл, слушал, и еле сдерживался в темноте зала, чтобы не расплакаться.
А странный случай в Филармонии? Оркестранты из Прибалтики, во фраках, уважительное шуршание, довольно чопорная обстановка, - но, согласно программе, возникает знакомая несмотря ни на что музыка, и вдруг крючконосые старики из последних рядов начинают вслух подпeвать, как на Лермонтова, напротив Дома быта (можно ведь без конспрации. Синагога). Только тише. (Филармония).
На театральных кассах, сбоку, вывешивали табличку, расписание на десять дней - где что идёт. И вторую, на следующие десять дней: чтобы заранее подумать, выбрать. Так мне удалось купить два билета на Окуджаву в Тeатр Эстрады рядом с ДЛТ. А потом я их потерял. Что было… Повесил даже обявление на работе. Многие искали, никто не нашёл. A ещё купить было невозможно. Я запомнил ряд и места. Дёргающийся администратор сказал, что ничего сделать не может. Толпа была ужасная, даже в ДЛТ не войти. Даже входную дверь разбили.
А бригада Потапова отказалась от премии? Это же утопия, Томас Мор, сказка, фантастика типа Шрека или “Ночного Дозора”, о котором сейчас все говорят – а мне не хочется смотреть. А тогда – говорили о Потапове, с иронией, конечно – но ведь смотрели. На сцене стоял телевизор, и начиналась программа время (девять), a герой подбегал и выключал. Это было смело! Можно, казалось, ещё наладить в том тресте, где Потапов, - номер двести двадцать три, кажется. A нельзя – так всё равно Товстоногов. Зал аплодировал, вставал. Крамола, вера, глупость.
А самодельный – уж безо всяких тeатральных касс – “Четыре окошка” у последней станции на Невско-Василеостровской линии? Моя знакомая там играла, я её видел, но не на сцене (сцены не было, так, комната размером с ленинскую), а возле: кто-то должен распространять билеты, улыбаться при входе, звонить, предупреждая о предстоящем спектакле – летом, знаете ли, в субботу, никто не хочет ходить, а ведь записываются, ждут очередь месяцами. А после спектакля, в соседней комнатке, обсуждение с баранками и чаем. Что говорить? Очень хочется что-нибудь сказать, но как? Просто – сказать?
- Как вы относитесь к Тарковскому?
- Очень хорошо отношусь, - отвечает руководитель и улыбается.
Тарковский – это как бы свой, знак, что ли, - но предполагалaсь-то непредсказуемая беседа о спектакле, о пьесе, о жзини, - а вот в жизни-то как раз и молчим.
А стадион на другом конце Невско-Василеостровской? С трибун игроки казались маленькими – по сравнению с тем же телевизором (матч должен закончиться до программы “Время”), и нету повторов. Ничего не повторяется. Матч закончился, мы идём по трамвайным путям. Пьяный выходит из подворотни. “С кем играли?” “Крылья Советов”. “Надрали?”. “Да”. “Yes!”, - он резко поднимает вверх руку. Хотя… Нет, это я перепутал уже, сместил. “Какой счёт?” – вот что он спрашивает. “Четыре – один”.
А клуб возле “Спартака”, - тоже в подвале, разумеется, - где Кривулин и другие, невероятно умные, даже страшно?
А Дворец молодёжи? Александр Володин спокойно говорит обо всём, и о директоре Мосфильма, и о Брежневе – но так говорит, как будто их совсем нет, и они не мешают, и Володин просто беседует, размышляет, не понимает чего-то, мучается, шутит… А ведь на самом деле – мешали.
Время было такое. Сейчас – другое.
Не в месте даже дело, а во времени. Не глупо ли стоять на зaплёванной платформе метро и поражаться бездуховности окружающих небритых негров? Сделать лишь шаг в сторону – и наверх. Выход на Бродвей, Линкольн Центр. Что там сейчас? “В основном Моцарт”. “Волшебная флейта”.
Малыш спрашивает у мамы, почему горят фонари, почему бьёт фонтан, как сюда дорога проложена, почему музыка слышна. Мама терпеливо объсняет. Тогда он задают ещё один вопрос: “Почему всё?”.
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, August 20th, 2004
Time |
Event |
9:46a |
Ловушка для Бабы-Яги 1. - Вот что любопытно, - сказала, устремив свой взор на меня, Хозяйка. - Дженифер уже пару дней как убита, а между тем она ходит на работу как ни в чём не бывало. - Наверное, у неё на роду так написано, - деликатно заметил я. - Однако это хороший, поучительный пример для вас, дорогой Лягушкин. Вы принимаете моё предложение? Немного подумав, я согласился, - тем более, что с упорством, достойным лучшего применения, Хозяйка держала меня за горло. В это время раздaлcя звонок, и в комнату вошло несколько человек и мелких животных. С упорством, достойным лучшего применения, люди расселись по углам. Так как свободных углов никаким образом не осталось, то я сообразил, что пришедших было четверо. По голубоглазым глазам Хозяйки я видел, что она смотрит на меня. Ожидает решительных действий? - Здравствуйте, - сказал я. Сталь варят так: заливают в ковш, раскатывают, разглаживают, приготавливают, одним словом. Современная молодёжь трудно труднодоступна моему пониманию. Хорошо ещё, что все вошедшие оказались в масках (я-то этого не заметил – проницательная Хозяйка потом мне это объяснила), и их возраст, следовательно, тщательно скрывался. Животные прошли на кунню, возглавляемые нашей кухаркой Пелагеей. - Мы пришли по важному делу, - раздалось из крайнего угла. - Рассказывайте, - неожиданно сказала Хозяйка. – Помните, что дорогa в сто тысяч до начинается с первого ре. С достоинством, достойным лучшего применения, мы приготовились слушать. Тем времен, не теряя времени, я пошёл на кухню. Кроме животных, там было несколько внучек, знакомых хозяйки и посторонних. Они ждали своей очереди. Пелагея готовит ужасно, поэтому я захожу, как правило, в кафе “Ласточка”, чтобы наскоро перекусить или просто пообедать. Из животных я выбрал кролика, чтобы невзначай погладить. Когда я вернулся в комнaту, то там ничего не изменилось, только вошедших не было. - Они ушли, - подтвердила мои догадки Хозяйка.- Признаться, я не поняла ни слова, но одно мoгу сказать с увeренностью. - Что же? – спросил я. - Они упомянали имя Дженифер. - Наверное, у неё на роду так написано, - не менее деликатно, чем в прошлый раз, сказал я.
Kонец первой главы
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, August 24th, 2004
Time |
Event |
11:10a |
КраскаВ управление растительной жизни (отдел зелёных насаждений) – от Грея ГринаВ прошлый вторник, находясь в Центральном парке, я наблюдал за покраской в зелёный цвет почтового ящика и электрического столба, осуществляемой двумя сотрудниками вашего ведомства. Когда я сделал несколько полезных замечаний, оба сотрудника повернулись ко мне, спросили, который час, a после моего ответа выкрасили в зелёный цвет также и меня. Я считаю подобное положение дел недопустимым и требую принятия мер. Грею Грину - из управления растительной жизни (отдел зелёных насаждений)Спасибо за ваш запрос/предложение. Указанное вамие мероприятия в Центральном парке проводилось нашим управлением /отделом в сроки, отведённые соответствующим отделением Горсовета и были вызваны сугубой необходимостью, Эпидимеологическая коммисия, следящая за осуществлением процесса, не выявила никаких отклонений(нарушений), включая крыс(мышей). Все объекты, подлежащие покраске, были тщательно проинветаризированы в соответствии с имеющимися у них свойствами и параметрами. В настоящее время независимые эксперты готовы определить, входите ли вы в число или попадаете ли под критерий, позволяющий заключить, действительно ли имели место достаточные основания для описанного вами инцидента. В любом случае, ваш запрос будет тщательно изучен и, при необходимости, прочтён. В управление растительной жизни (отдел зелёных насаждений) – от Грея ГринаКак я сообщал ранее, некоторое время назад я был покрашен в зелёный цвет сотрудниками вашей организации. Исползуемая краска оказалось очень прочной и до сих пор не сошла. Это вносит немало сложностей в мою жизнь. Во-первых, краска раcпылена неравномерно, пупырушками. Во-вторых, мне приходится носить облегающие, плотные одежды. Я испытываю серьёзные моральные страдания и уже связался со своим адвокатом. Грею Грину - из управления растительной жизни (отдел зелёных насаждений)Уважаемый господин Грин, пробовали ли вы смывать краску водой? Мы бы порекомендавали прозрачную бесцветную воду, имеющую температуру порядка двадцати пяти градусов по Цельсию. Использование такой воды в разумных пределах может существенно облегчить решение поднятого вами вопроса. Наши юристы внимательно изучат жалобу вашего адвоката. Кроме того, наше управление должно быть уверено, что вы не являетесь кустом/деревом. ( Read more... )
|
4:17p |
Отцы и где там Тут возможны два варианта. Первый. Tы сидишь, размышляешь о чём-нибудь важном, включая Керри, outsoursing, или проблемы допинга, или там перспективы женского дзюдо; что-нибудь глобальное одним-двумя словами: озонные дыры, например, Доу Джонс, таяние снегов, - а приходит мелочь пузатая, принимается беспокоить и теребить. Ты недоволен, что надо отвлекаться от таких насущных проблем и горьких дум, - поэтому водишь ногой, мычишь “ага”, а потом ещё добавляешь пару занудных, и мелочь пузатая с лёгкостью убегает. С лёгкостью? Оставшись один, ты очень скоро понимаешь, что мелочь пузатая уже выросла давно, приобрела – в кого это она такая? – нервные черты и такооой взгляд, а скоро уже забудет тебя совсем, навсегда, вспоминая только при встречах у телевизора, да и то отворачиваясь. Так и не решив ничего по поводу дзюдо, начинаешь искать мелочь пузатую, находишь её в компании других таких же – стоишь за углом, ловишь оттенки бросаемых на тебя взглядов, а потом с готовностью бежишь подавать какой-то мячик, в случае удачи вставая даже с этим мячиком в круг или на кромку поля. Глупый визг и нелепые замечания игроков – особенно, разумеется, мелочи пузатой, - действуют на тебя быстро и расслaбляюще: ты обнаруживаешь, что уровень игры достаточно невысок, начинаешь поглядывать по сторонам, потихоньку ища пути к выходу, задумываешься об озонной дыре – ведь серьёзная же опасность в самом деле, - а мелочь пузатая всё замечает и первая убегает куда-то. Второй вариант почти не отличается от первого. Он сразу начинается с размышлений о такооом взгляде.
|
|
Краска
В управление растительной жизни (отдел зелёных насаждений) – от Грея Грина
В прошлый вторник, находясь в Центральном парке, я наблюдал за покраской в зелёный цвет почтового ящика и электрического столба, осуществляемой двумя сотрудниками вашего ведомства. Когда я сделал несколько полезных замечаний, оба сотрудника повернулись ко мне, спросили, который час, a после моего ответа выкрасили в зелёный цвет также и меня. Я считаю подобное положение дел недопустимым и требую принятия мер.
Грею Грину - из управления растительной жизни (отдел зелёных насаждений)
Спасибо за ваш запрос/предложение.
Указанное вамие мероприятия в Центральном парке проводилось нашим управлением /отделом в сроки, отведённые соответствующим отделением Горсовета и были вызваны сугубой необходимостью, Эпидимеологическая коммисия, следящая за осуществлением процесса, не выявила никаких отклонений(нарушений), включая крыс(мышей).
Все объекты, подлежащие покраске, были тщательно проинветаризированы в соответствии с имеющимися у них свойствами и параметрами. В настоящее время независимые эксперты готовы определить, входите ли вы в число или попадаете ли под критерий, позволяющий заключить, действительно ли имели место достаточные основания для описанного вами инцидента.
В любом случае, ваш запрос будет тщательно изучен и, при необходимости, прочтён.
В управление растительной жизни (отдел зелёных насаждений) – от Грея Грина
Как я сообщал ранее, некоторое время назад я был покрашен в зелёный цвет сотрудниками вашей организации. Исползуемая краска оказалось очень прочной и до сих пор не сошла. Это вносит немало сложностей в мою жизнь. Во-первых, краска раcпылена неравномерно, пупырушками. Во-вторых, мне приходится носить облегающие, плотные одежды. Я испытываю серьёзные моральные страдания и уже связался со своим адвокатом.
Грею Грину - из управления растительной жизни (отдел зелёных насаждений)
Уважаемый господин Грин, пробовали ли вы смывать краску водой? Мы бы порекомендавали прозрачную бесцветную воду, имеющую температуру порядка двадцати пяти градусов по Цельсию. Использование такой воды в разумных пределах может существенно облегчить решение поднятого вами вопроса.
Наши юристы внимательно изучат жалобу вашего адвоката. Кроме того, наше управление должно быть уверено, что вы не являетесь кустом/деревом.
>
В управление растительной жизни (отдел зелёных насаждений) – от Грея Грина
Мой адвокат посоветовал оценить моральные страдания, связанные с незаконной покраской меня, в семнадцать с половиной долларов. Дополнительная сумма – девятнадцать миллионов - определена в связи с притеснением меня как зеленокожего меньшинства.
Грею Грину - из управления растительной жизни (отдел зелёных насаждений)
Нам так и не удалось обнаружить вас, По адресу, указнному вашим адвокатом, расположено отделение Гринписа. Нигде нету никаких ваших следов, какого-то бы то ни было цвета. У нас имеются серьёзные основания считать вас кустом/деревом.
В подобной ситуации мы готовы не доводить дело до суда, а выплатить компенсационную сумму в размере пятьдесят одного долларa восемнадцати центов. Зелёными.
В управление растительной жизни (отдел зелёных насаждений) – от Грея Грина
Я много думал над вашим предложением. Хотя сумма выглядит смехотворно маленькой, я готов её принять. Возмутительное действие сотрудников вашего отдела побудило меня, однако, больше заняться общественной жизнью, борьбой за права зеленокожих. Поэтому, для более наглядной и быстрой агитации в Центральном парке, в доплнение к указанной сумме мне необходим велосипед, желательно зелёный. Он должен быть оставлен на центральной аллее, у крайнего куста/дерева.
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, August 25th, 2004
Time |
Event |
11:22a |
|
4:05p |
Yet another example... Вo вчерашней газете NRS в разделе “Занимательный английский” - статья, посвящённая русскому слову “ещё”. Приводится множество примеров. Разумеется, мне бросился в глаза такой: Would you like to drink something else? - Хотите выпить чего-нибудь ещё? Но остальные - какие-то невесёлые. She no longer loves you - Она тебя больше не любит I cannot wait any longer - Я больше не могу ждать There is nothing left in the cup - В чашке ничего больше нет I haven’t got any money left - У меня больше не осталось денег Little else is known of him - Помимо этого, о нём мало что известно This is somebody else’s dog, I’ve never seen it - Это чужая собака, я её никогда не видел. Nobody else understands me - Никто другой меня не понимает (Кроме собаки, что ли?) I left my umbrella in someone else’s car - Я забыл свой зонтик в чужой машине
Да что ж это проиcхoдит? Без денег, никем не понятый, брошенный любимой, с чужой собакой, в чужой, разумеется, машине - ещё и зонтик забыл. Но примеры продолжaются: Hurry or else we’ll be late - Поторопись, а не то мы опоздаем. You need a reference, or else they will not hire you- Вам нужна рекомендация, иначе они не возьмут вас на работу. (Господи, oн ещё и безработный.) He must be joking, or elese we are in trouble - Он, должно быть, шутит, в противном случае у нас будут неприятности. (А что ещё остаются ему делать? Тем более, судя по предыдущим примерам, неприятности всё равно уже начались) You’d better stop calling me names, or else - Лучше перестань обзываться, а не то смотри у меня!. (Вот и угрозы пошли. Между прочим, примеры сейчас я привожу подряд, ничего не пропуская, ничeго не придумывая.) Stop it immediately, or else! - Прекрати немедленно, а не то будет хуже!. (Хм. Будет!?) I didn’t like the first song, but this one is even worse - Мне не понравилaсь первая песня, но эта ещё хуже. (Римейк, что ли?) You know even less than I assumed - Вы знаете ещё меньше, чем я предполагал. (В сложившейся обстановке, в его положении – это, может и к лучшему. Но само предложение, сам пример – опять негатив.) Yesterday he wa slate, and today he has come even later - Вчера он опоздал, а сегодня пришёл ещё позже (Надеюсь, зонтик искал – ничего более неприятного). А затем три примера с прямыми угрозами: We’ll talk later - Мы ещё поговорим. I’ll get him yet! - Я до него ещё доберусь! You’ll get yours yet - Ты своё ещё получишь! Заканчивая таким образом чтение статьи, с ужасом думаешь: “Что же это у автора на уме?” Видно, он и сам спохватывается, и последний пример, как бы подводящий итоги, в отличие от всeх остальных, весьма оптимистичен: Yet another example of our wise investment philosophy Ещё один образец нашей мудрой инвестиционной политики.
|
|
Старая запись, Tuesday, November 13th, 2001
Десять секунд из жизни
Не знаю, как в других городах и весях, но весь Нью-Йoрк испещрён такси - жёлтыми, как предобморочные круги перед глазами.
Если за рулём не выпусник Саратовской филармонии и не посылающий тайком от жены куда-нибудь в "Книжное обозрение" свои опусы малограмотный филолог из Львова, то водитель - пакистанец.
Вообще-то, согласно правилам городской администрации, таксомоторы не должны давить людей. Блокиривать перекрёсток, а потом гудеть и стараться проехать на красный свет они тоже не должны, мерзавцы!
Как вот этот, с характерными усами, которому я бросился наперерез, потому что наконец в праве.
А он нет, в данном случае. А я кричу на него, мерзавца, потому что слишком долго молчал и накопилось.
Пусть он ответит, мерзавец - за всё… да хоть бы за разлучённых в детстве Зиту и Гиту, за поруганную честь Катарины Блюм, за укушенную Катарину Витт… то-есть, за другую - кого там укусили на тренировке? За всё! За весь распылённый культурный слой, в частности.
За абенды эти ночые в production, за обеды в сухом молчании… Руки трясутся, мерзавец! За падение индекса Доу-Джонса ответь, сейчас же! За Катарину Витт, гадд! За Катю T., которая 15 ноября 1985 года не пришла ко мне на свидание. За укушенную фигуристку Катарину Витт, гаддд! За фигурное катание, которое мы потеряли; за шахматы, где я так и не стал даже кандидатом в мастера; за все восточные виды таинственных восточных единоборств. За то, что по-чёрному единоборства.
За то, что по красному, через перекрёсток, через меня, практически.
И всё это я кричу ему в чуждые непроницаемые обобщённые глаза.
Кричу долго, секунд десять, сильно… Он даже пугается. Я тоже.
Чего это я? Ведь и не задавили пока, совсем. Сдерживаться надо. Можно, в крайнем случае, завести ЖЖ под фальшивым именем и писать там гадости.
Грязные гнусные гадости.
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, August 26th, 2004
Time |
Event |
11:00a |
Танцующий без внешней музыки негр резкими, пластичными движениями снимает с себя белую рубашку. Но как-то не до конца снимает. Двое полицейских внимательно за ним наблюдают. Он пошатывается в пьяном угаре или это всё же танец? У полицейских собака. Она нюхает воздух. В воздухе пахнет грозой. Негр – это частный случай, как и все мы. За углом требуют чего-то и чем-то недовольны. Рубашка всё ещё на негре – или нет? Нарушил он - или не нарушил? Где граница? Собаку зовут Полкан?
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, August 27th, 2004
Time |
Event |
8:42a |
у меня отпуск начинается
|
8:57a |
() |
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, September 7th, 2004
Time |
Event |
8:45p |
Tеатр закрывается, нас всех тошнит (lytdybr) Дэвид сказал, что он может специально throw up. Что однажды он throw up шесть раз подряд, чтобы не ходить в школу. А на следующий день ещё три раза. Потом ещё. Так он был дома целую неделю. Потом он пошёл в школу, но там throw up ещё раз, и его отправили обратно домой. Дэвид на ходу придумывал и добавлял новые throw up. Вот какие гадости говорили мальчишки, раскачиваясь на качелях за несколько дней до начала занятий. Но взрослые ещё неприятней.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, September 8th, 2004
Time |
Event |
3:20p |
Поезда метро утром почти не ходили, а сейчас еле ходят. Но это просто из-за ливня, который буйство стихии и всё такое прочее, а для защиты лишь кое-где перегородили вход и выход, вот они и не ходили. На улице человек-индeeц шёл в красной майке с единственным русским словом “НЕТ”. Первый раз у меня проверили документы. В одном пресловутый Быков прав (даже если он этого не писал) – всё, что ни напишешь – стыдно.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, September 9th, 2004
Time |
Event |
11:17a |
рассказ Проснулся, наступил на грабли, сделал ими, кстати, лёгкую физическую зарядку. Снова наступил на те же грабли, вяло разговаривал с окружающими, позавтракал – при помощи, разумеется, ложки, вилки, граблей, - и пошёл, наступая же, наступая, хотя бы мысленно - на работу. Размахивая граблями, пытался что-то доказать начальству. Не вышло. Тогда уборщице. На те же грабли. Не вышло. У неё тряпка. К вечеру лоб совсем разболелся. Опять пытался разобраться, выяснить, объяснить, объяснить, объяснить же... А когда все уснули – к компьютеру, нажимая на клавиатуру, на те же грабли.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, September 10th, 2004
Time |
Event |
4:45p |
Интересы моих френдов http://bits.bris.ac.uk/imran/lj/pop.php Кошки опережают Бродского, юмор уступает любви, джаз впереди философии, поэзия более популярна, чем стихи, искусство кино важнее фотографии, дети опережают жизнь на единицу, Москва - Израиль – ничья
Кошки - Бродский 44:43 Любовь – Юмор 45:42 Джаз - Философия 44:41 Поэзия - Стихи 54:50 Кино - Фотография 54:46 Дети - Жизнь 49:48 Москва - Израиль 41:41
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, September 11th, 2004
Time |
Event |
10:01p |
Если бы я... (Весенняя народная песня, в переводе) Если бы я был зелёным крокодилом, то я бы залез на верхушку одинокого дерева, и жил бы там, прикрывясь листочками, - называется маскировка .....>(припев) Я раскачивался бы на ветках как рыба в воде и смотрел бы мимо проходящих внизу, и какая бы мне была разница, кто из них более лыс, и где противоборство их политических взглядов. Когда нежно кладут руку, ну, допустим, на плечо, то это - даже на дереве, даже тому, кого из-за ошибок Дарвина и других классификаторов ошибочно считают хладнокровными, даже крокодилу... Да, о чём говорить, называется маскировка .....>(припев) И ветер бы ласково трепал мой хвост, и никто бы меня не видел, ведь всем известно, как непросто обнаружить замаскированного на дереве крокодила,- .....>(припев) никто, кроме разносчиков китайского ресторана. Они бы приносили мне на палочках свою еду, и поднимали бы её по верёвочной лестнице, и благодарили бы за напрасные чаевые, напрасные, потому что в дешёвых китайских ресторанчиках еда - это такая гадость, но ещё меньшее зло, чем большинство других на земле. И меня бы искали агенты по трудоустройству, папарацци, свойственники, трубач из парка и ещё не скажу кто, но не находили бы и лили крокодиловые слёзы, если бы я был зелёным крокодилом на дереве, назывется маскировка, .....>(припев) до первых осенних листьев.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, September 13th, 2004
Time |
Event |
9:18a |
Считалка Птица Ворона, теперь вы – еврей, так вам назначено птичьею стаей, ведь обнаружен в лесу документ, где ваше прошлое и настоящее девичье имя, так кровь леденящее, что зарыдает любая в момент живность решительно. В небе растает Птица Ворона – уйди поскорей.
Рыба Севрюга, теперь - вы еврей…
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, September 14th, 2004
|
Сыр (рассказ)
Теперь Айзик один и плохо следит за собой, но по субботам он надевает костюм и идёт в синагогу. В старости молитвы – это последнее, что забывается. Пока Айзик помнит всё.
После службы он спускается в подвал, где на столиках - крекеры, сыр, солёные огурцы, вино. Айзик обязaтельно выпивает пару рюмочек красного.
В будни он тоже ходит на утреннюю службу, но миньян - десять человек - не набирается. Приходится просить кого-то. Петю, например. Тот говорит по-английски мало и плохо, но за пятёрку соглашается придти. У Айзика накопилось немного денег.
По субботам Петя приходит безо всяких пятёрок, но поздно - когда уже готовы сыр, вино. Выпивает, сколько получится. В другие дни он любит водку.
Айзику нравится красное. Он когда-то путешествовал с женой, они ходили на бродвейское шоу, а потом в ресторан, - и всегда он брал красное вино. А жене – белое, но ей чуть-чуть.
Договорились, что Петя будет помогать Айзику по дому. Готовить, конечно, он тоже не умеет, но хотя бы квартиру приберёт, cходит в магазин или в прачечную.
Вино купит. Чаще он, однако, покупает водку. Всегда приносит сдачу, а Айзик говорит: “Хорошо, положи на стол”.
Они пьют вдвоём, и Петя говорит, что будем здоровы; а раньше Айзик пил только по субботам, а ещё раньше у него была жена, и он часто ссорился с ней, и сердился на неё за что-то, что уже вспоминается неясно, а она, бывало, плакала из-за него, но он-то знал, что настоящая причина другая, и успокаивал её, и прижимал к себе, и говорил про Бога.
Однажды, выпив, Айзик сказал Пете, что пятёрки ему не жалко, но будет лучше, если в будни ходить просто так, просто послушать ребе, ведь он много важного говорит. Петя хотел сказать, что он ведь всё равно ни слова не понимает, но не сказал. На следующий день он не пришёл в синагогу, и миньяна не было. Тогда Айзик решил, что будет платить Пете лишнюю пятёрку за уборку и стирку, если тот бесплатно поможет с миньяном. Петя cходил за бутылкой водки, они выпили и договорились. “Давай в русский магазин”, - предложил Петя, и Айзик согласился.
Ехали на автобусе, смотрели в окно, молчали. Петя только объяснил, что если набрать на тридцать долларов, то получишь бесплатный подарок. Что надо объединиться. Айзик решил взять хлеб, дал Пете три десятки. Оказалось, ехать недалеко. Айзик поздоровался с продавщицей, она ответила, но не улыбнулась.
Петя выбирал долго, тщательно.
- Что это за куриная шейка такая?
- Обыкновенная. Из курицы, - ответила бледная продавщица.
- Нет, что там внутри?
- Курица, конечно, что же ещё?
- Нет.. Ну, моя бывшая тёща делала… Она там смазывала горлышко жиром, маслом всяким…
Пордавщица была бледной, а становилось ещё бледнее. Хамить-то нельзя. Некоторые уже жаловались хозяину.
Айзик не понимал русские слова. Его отец когда-то говорил по-русски, но сейчас Айзик ничего не мог вспомнить.
- Рецепт-то один, - сказала продавщица, от напряжения нагнувшись и сунув голову в какую-то пустую ненужную большую коробку на полу.
- Двадцать один доллар cемнадцать центов, - сказала бледная продавщица.
- Мы ещё в другом вашем магазине взяли на девять. Какой вы нам подарок дадите?
- Начать с того, что…
Продавщица закашлялась.
- Так что, шпроты?
- Шпроты или шоколадку, - сказала продавщица, и лицо у неё было будто маска.
- А давайте так сделаем, - сказал Петя. – Я вам верну шпроты, а вы мне вернёте два доллара за его хлеб.
- Начать с того…
Получив два доллара, Петя сказал Айзику, что рядом – винный и что там чего-нибудь надо купить.
-Вино,- сказал Айзик, и Петя в этот раз согласился, ушёл.
- Что ещё будем брать? – спросила продавщица.
- Сыр, - вдруг вспомнил русское слово Айзик.
- Нарезать? – спросила продавщица.
- Да, - тоже по-русски ответил Айзик.
Она резала не машинкой, а ножом, и движения у неё были слишком резкие, и Айзик хотел сказать: “Осторожнее”, но кровь уже брызнула, брызнула на сыр, на прилавок, на бледное лицо продавщицы; она кричалa, придерживая кусочек пальца, и Айзик уже не понимал, на самом ли деле её лицо становится бледнее, бледнее, бледнее…
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, September 15th, 2004
Time |
Event |
9:13a |
Сегдня наступает Новый, 5765 год по иудейскому календарю. Пусть он будет мирным!
Шана Това!
|
3:41p
 |
Поможем Михаилу БолотовскомуПо просьбе levg размещаю у себя его обращение. Уважаемые френды, Положение, в котором оказался Миша Болотовский a.k.a. eremey является без преувеличения бедственным. Все его попытки найти работу (попытки самые настоятельные и многочисленные, я знаю об этом в подробностях) потерпели неудачу. Вдобавок, жена Миши, Ира, после двух операций также оказалась без работы. ( Read more... ) |
3:59p |
17 октября. Зал Шорфронта на Брайтон Бич 3рм 3300 Coney Island Ave. Brooklyn
и ещё несколько встреч
Алавердова Лиана Гершенович Марина Бриф Михаил Вулф Олег Зубарева Вера Кузминский Константин Машинская Ирина Эскина Марина Рабинович Михаил
Ведущие Шакова Людмила, Шкляринский Александр
|
|
Поможем Михаилу Болотовскому
По просьбе
levg размещаю у себя его обращение.
Уважаемые френды,
Положение, в котором оказался Миша Болотовский a.k.a.
eremey является без преувеличения бедственным. Все его попытки найти работу (попытки самые настоятельные и многочисленные, я знаю об этом в подробностях) потерпели неудачу. Вдобавок, жена Миши, Ира, после двух операций также оказалась без работы.
Миша не отличается богатырским здоровьем, поэтому перспектива снова пойти работать шофером и грузчиком, как он делал раньше в трудные времена выглядит сейчас убийственной, не говоря уже о том, что это лишит его минимальных шансов закончить работу над книгой ("В столе" у Миши - два незаконченных романа, четыре пьесы, стихи, незаконченная книга мемуаров.)
Миша и Ира находятся, будем называть вещи своими именами, в депрессии и не видят никакого выхода из сложившегося положения. На днях я был у них дома, и пытался как-то поднять им настроение, обнадежить, но, боюсь, не слишком успешно.
Давайте попробуем вместе помочь Мише выжить и издать книги над которыми он работает.
Итак предложение:
Помочь Мише деньгами, для того чтобы он мог работать, издавать свои книги, и просто физически выжить. Для этого, по уже сложившейся в ЖЖ традиции, я предлагаю организовать соответствующий фонд.
На что конкретно нужны деньги?
Деньги нужны на две цели:
- На то, чтобы дать Мише возможность жить не в нужде и отчаянии, спокойно работать над своими книгами, а не устраиваться шофером или грузчиком - хотя бы в течение одного года.
- На издание собственно книги или книг.
О какой сумме идет речь?
Предварительная прикидка - $24К-$30К.
Будет ли фонд благотворительным?
Не совсем. По моему мнению, доходы от издания, если таковые будут, должны быть потрачены в первую очередь на возмещение расходов вкладчиков.
От кого исходит инициатива и как к этому относится сам М.Б.?
От меня лично. Миша осведомлен об этом, разумеется, хотя относится весьма... хм... скептически. Прошло несколько месяцев с момента нашего первого разговора на эту тему, прежде чем он согласился на то, чтобы я начал действовать.
Чем можно помочь?
Деньгами, разумеется. Но на данном этапе более важно, однако, распространить это сообщение - мой журнал слишком крошечная площадка для таких объявлений. Однако в силу деликатности вопроса и для того, что бы не наносить Мише излишних травм хотелось бы попросить распространять это сообщение на первых порах в "закрытом" режиме - тем, кто потенциально захочет и сможет оказать действенную помощь. Так же важно "записаться" (указав по возможности вид предполагаемой помощи) - для этих целей создано коммюнити mb_book.
Что дальше?
Первая контрольная точка - необходимо оценить, насколько реально собрать соответствующую сумму, а если да, то на следующем этапе нужно будет выработать формальные правила и процедуры. Но все это - уже в рамках закрытой коммьюнити.
Спасибо,
надеюсь на вашу помощь и понимание.
levg
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, September 16th, 2004
Time |
Event |
10:14a |
lytdybr Два велосипеда едут рядом, но велосипедист только на одном из них. Другой двигается как бы сам по себе, но если присмотреться, то видно, что велосипедист его тоже ведёт, откинув руку. Они далеко уже. На отдалённой скамейке в парке сидит человек с трубой, смотрит на неё снизу вверх. Я вдруг слышу его дыхание, всё громче, - а это, оказывается, он начал дуть в свою трубу, пока тихо: вдох-выдох-выдох, нежно, разминка, гамма. Ко мне подходит худой человек в шляпе. Тихо мне говорит что-то. Что? Что? Нет, по-испански я не понимаю. Тогда он переходит на тихий английский. Мне приходится сделать шаг к нему. - Я вышел из тюрьмы позавчера, и я бездомный, я живу здесь, в парке. У меня нет денег, но, прежде, чем ограбить кого-нибудь или украсть, прежде, чем ограбить, я хочу попросить вас помочь. Деньги, понятно. Вид у него совсем приличный: аккуратная шляпа, рубашка в полоску, одинаковые по цвету ботинки. - Из тюрьмы? - Да, я человека убил. В его глазах вдруг появляется неуместная нежность. Я знаю, она может возникнуть случайно, в неподходящий момент, и тогда неясно, что же с ней делать. Но тут… Человека ведь убил. - Хотел убить. Не получилось, к счаcтью. Наверное, тот, кого не получилось, согласился дать деньги, и всё кончилось для него хорошо. Надо и мне согласиться. Рядом – никого, лишь трубач играет уже что-то более сложное и знакомое, но не вспомнить – что, и звуки выходят из трубы, как пар из чайника, приятная такая мелодия, домашняя. Дома-то, наверное, ему не дают играть – даже если он живёт один, то соседи за тонкой стенкой не дают. Утренняя семейная пара с коккер-спаниелем идёт по дорожке. Коккер хочет сразу во все стороны и громко разговаривает сам с собой, а люди молчат. Они останавливаются, быстро целуются на прощание и расходятся, потому что так надо,- и не оглядываются. Только коккер оглядывается. У всех свои сложности.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, September 17th, 2004
Time |
Event |
8:41a |
|
8:57p |
Лытдыбр про пингвинов из Центрального паркa Все пингвины похожи. Они сами друг друга путают, особенно если сложат крылья. Что же тогда говорить об обслуживющем персонале... Существует, однако, уникальная комбинация общего окраса, чего-то там на шее и под перьями. Но даже и она не даёт гарантии. Поэтому применяют такой научно-практический метод: на каждого пингвина надели кольцо с именем. Напротив пингвинов живут птицы, которые называются, кажется, паффы. Они выскакивют из воды и мотают голову с длинным клювом из стороны в сторону: нет-нет. Недавно в озере Центрального парка обнаружили крокодила. Но мы его не видели. Зато мы изыскaли внутренние резервы, в смысле восстановления физических сил, и пошли в игрушечный, где большое крутящееся колесо с покупателями, Нинтендо с Геймбоем и фокусник. Все карты у него оказались одинаковые, как пингвины. Не надо складывать крылья, вот что я понял.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, September 18th, 2004
Time |
Event |
11:55a |
Нью-Йорк и Москва претендуют на проведение Олимпиады в 2012 году. А зачем это надо? Осбенно городам, являющимися мишенью для террористов и уязвимым. Смысл современных Олимпиад и их цели вообще недоступны для меня. Зачем нужно с придыханием следить за количеством суммарных завоёванных медалей? Я понимаю, что это нужно чиновникам на зарплате, но если японская штангистка поднимет на пол-кило больше тайваньской - какое отношение это имеет к патриотизму даже, не говоря уже об остальном? Мне кажется, соревнования должны быть сугубо индивидуальными. Пусть соотечественники призёров радуются каждой завоёванной медали, без калькуляторов. Доминикaнская республика никогда не опередит Китай, но каждым своим бронзовым призёром будет гордиться. Что же касается Нью-Йорка и Москвы, вряд ли эти города будут безопасными и через восемь лет. Не лучше ли проводить чемпионаты Земли по разным видам спорта в разных странах?
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, September 21st, 2004
Time |
Event |
3:36p |
Проверка Тест
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, September 22nd, 2004
Time |
Event |
5:13p |
Утро - Голова работает даже во сне. Проснулся с готовой поговоркой: маленький таракан до старости таракан. - А женщина у вас сейчас есть? В нашем возрасте без женщины никак нельзя. Потому что это не только – согласитесь – приятно, но и полезно для здоровья. - Есть. Она стерва. Я не вижу собеседников, потому что не хочу никого видеть, а собеседников – тем более. Я бы сейчас уснул под лязг и шум поезда, но шёпот мешает. - Что-то было неправильно сделано. За ошибки легче платить, чем их исправлять. - У меня тоже стерва. - Но у меня она жена. Открываю глаза, чтобы взглянуть на часы – чёрный, с чёрными усами мужик кормит младенца молоком из бутылки. У обоих вид сосредоточенный. На младенце слюнявчик. Стоящая в центре вагона женщина вдруг начинает петь. Она не держится ни за что, но не падает. - Господь любит вас, - поёт она. – Раньше мы могли идти в дождь и ветер, а сейчас наши тела подвержены урагану. Господь любит вас. Раньше мы могли улыбаться друг другу, а сейчас – подумайте о тех, кому хуже, чем вам. Истина состоит в том, что у вас болит голова, но истина не в этом. Господь любит вас. Голова работает даже во сне, это верно. Голова болит, это тоже верно. Голос-то у женщины пронзительный, громкий. Младенец наелся и играет с бутылочной соской: то выплюнет, то опять возьмёт в рот. Усатый смотрит на него серьёзно и строго, но замечаний не делает. - А в газету вы свои очерки посылаете? - У меня не очерки. У мення афоризмы. А ещё есть неоконченный роман. A я вам сейчас расскажу. Женщина заканчивает песню на высокой ноте, но не умолкает. Теперь она говорит, а не поёт. Мне ехать осталось пятнадцать минут, а ещё через пятнадцать – собрание. - Я вам расскажу правду. Такой пример, раз вы спрашиваете. Мой сосед – американец. - Минуточку. Я закончу про женщин. Горизонты расширяются – раньше на пятидесятилетних мы смотреть не смотрели, а сейчас это же приемлемый вариант. Если не сказать – оптимальный. Продолжайте, пожалуйста. - Купил я, значит, "Новое русское слово". И вижу вдруг фотографию этого моего соседа. Знаете ступеньки возле Центральной почты? Так вот, он на ступеньках. Он протестовал против чего–то, я уже не помню, против чего, это было лет пять назад. За что тогда протестовали? Я уж не помню. Тогда было легче. Ну, да ладно. И показываю я это фото соседу, а он говорит: “Да, лукс лайк это я”. И чуть ли не зевает. И отдаёт мне, понимаете, газету сразу без интереса. - Нет, чтобы взять себе в альбом. (Второй – проснулся, что ли, я ему завидую, проснулся – и пожалуйста, снова диалог) - Какую папочку... Зевнул, отдал. К чему я веду. Вот вам показатель отношения к русской американской прессе. Меня тоже затирают. Многих затирали, мы ведь знаем из истории. Вот вам и ответ на ваш вопрос. Пятнадцать минут прошло – выхожу. Ещё пятнадцать - собраниe, спать нельзя. Опасно. - C одной стороны, мы достигли успехов и выполнили уже довольно много. С другой стороны, мы так и не понимаем, что же делаем. Это ещё только самое начало сегодня. Голова работает даже во сне
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, September 23rd, 2004
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, September 26th, 2004
Time |
Event |
8:07p |
Были на Снежном шоу Полунина. Здорово, просто чудо какое-то. После предствления в зале долго кидались снегом и шариками.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, September 28th, 2004
Time |
Event |
11:53a |
ГолосаЧ е л о в е к выходит из комнаты. Слышно, как он включает воду и грохочет чайником. Возвращается.Входит Д р у г о й ч е л о в е к. Ч е л о в е к. Что вас беспокоит? Д р у г о й ч е л о в е к. Голоса. Ч е л о в е к. Вы слышите голоса? Д р у г о й ч е л о в е к . Да. Они бывают разные. Мужские, женские, детские, хриплые, дрожащие, даже скрюченные какие-то бывают. Ч е л о в е к. Понятно. И часто? Д р у г о й ч е л о в е к. Особенно ночью. Низкие, высокие, женские – я уже говорил про женские? – спокойные, пугающие. Ч е л о в е к. Прежде всего, не бойтесь. Хорошо? Д р у г о й ч е л о в е к. Хорошо. Но они разные: кривые иногда, голоса лысых, эхо после ухода, после – понимаете? Ч е л о в е к. А что они вам говорят? Д р у г о й ч е л о в е к. Они молчат. ( Read more... )
|
|
Голоса
Ч е л о в е к выходит из комнаты. Слышно, как он включает воду и грохочет чайником. Возвращается.
Входит Д р у г о й ч е л о в е к.
Ч е л о в е к. Что вас беспокоит?
Д р у г о й ч е л о в е к. Голоса.
Ч е л о в е к. Вы слышите голоса?
Д р у г о й ч е л о в е к . Да. Они бывают разные. Мужские, женские, детские, хриплые, дрожащие, даже скрюченные какие-то бывают.
Ч е л о в е к. Понятно. И часто?
Д р у г о й ч е л о в е к. Особенно ночью. Низкие, высокие, женские – я уже говорил про женские? – спокойные, пугающие.
Ч е л о в е к. Прежде всего, не бойтесь. Хорошо?
Д р у г о й ч е л о в е к. Хорошо. Но они разные: кривые иногда, голоса лысых, эхо после ухода, после – понимаете?
Ч е л о в е к. А что они вам говорят?
Д р у г о й ч е л о в е к. Они молчат.
Ч е л о в е к. Молчат?
Д р у г о й ч е л о в е к. Будто им нечего сказать мне. Будто я им неинтересен.
Ч е л о в е к. Молчат…
Д р у г о й ч е л о в е к. Когда они молчат – это и есть самое страшное в голосах.
Свистит чайник.
Ч е л о в е к. Кстати, хотите чай?
Д р у г о й ч е л о в е к. Хочу.
Ч е л о в е к. Зелёный? (идёт к выходу)
Д р у г о й ч е л о в е к. Чёрный, пожалуйста.
Ч е л о в е к. С сахаром? (выходит)
Д р у г о й ч е л о в е к. Да. Я знал, что вы поможете. Я и конфетки принёс. Шоколадные. Не зря мне вас рекомендовали. Большое спасибо. Чай. А то они совсем уже замучали. Голоса. Молчат. Голоса.
Чайник не свистит. Молчание.
Д р у г о й ч е л о в е к. Шоколадные. Не зря мне вас рекомендовали. Большое спасибо. Чай. А то они совсем уже замучали. Голоса. Молчат.
Молчание.
Д р у г о й ч е л о в е к. Мне две ложечки, пожалуйста. Сахара. А? (прислушивается)
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, September 29th, 2004
Time |
Event |
5:53p |
Все дороги ведут в римейк.
Нам не дано предугадать, как наше слово ястёвозто.
Всё в мире ПиЕсРвЕяПзЛаЕнТоЕНО между собой.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, September 30th, 2004
|
старый исправленный (занудный) расск
Жизнь – используем, в первом приближении это слово – состоит из состоит из не связанных даже как бы между собой разламы разламывающихся на нестыку кующие между собой уже и совсем другое: поставь, пожалуйста, чай; поправить галстук перед выступлением – кратким, в двух (условно) словах словах, осветить преимущество нового; а даже если бы и - сумбурно, конечно; а даже если бы и – вот ещё что: жалость, жалость, и жестокость, конечно, неумышленная – конечно жестокость?- конечно неумышленная? – раздражение счастье страх счастье-то; поставь, пожалуйста чай, здравствуй, здравствуйте, другая жизнь, долгое прощание, телефонный разговор – одним голосом с остальными – распадается, распадается: слово уже непонятно в каком падежу же же, то-есть, а именно: первое, второе, третье – решительно, говорить легко и приятно, вызывая (лёгкую) симпатию у окру окружающихся; поставь чай – трещины на потолке, а вот и простое человеческое – о чём нельзя одна однако; а вот и в строгом костюме, пока покашливать ответы на вопросы, все равно, но это уже о другом: слава, шоколад, прочие знаки знаки отличия; поставь, чай – так вот: одним голосом с остальными, другим – с… с… тсс – важный неожиданный звонок: что-то опять случилось – сломалось – нервно, почти истерика, взять в руки, будем решать (проблемы), в сущности, это же мелочи; а вот и всё: нужно изменить значения – тут, тут и тут, и позвонить оператoру сука с указаниями, это его ошибка, но надо сдер сдерживаться всё же – поставь, чай, пожалуйста – так вот, одним голосом с остальными, ---знаки (препира рани препинания) совершенно произвольно, кстати,--- а другим - разное, не связанное как бы, но связное, знаки повсюду можно увидеть, во всём (кстати) в воздухе – от колебания листочками, окурками даже, вон мешок какой-то пролетел - во взглядах, в словах иногда поставь чай пожалуйста всё хорошо – знаки чего вопрос чего угодно, ведь всё может прерва
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, October 1st, 2004
Time |
Event |
11:11a |
Сны нашей жизни В отличие от факта существования маленьких лысеющих задумчивых уткожирафов (жуткожирафов), места их обитания не подвергаются сомнению. Все серьёзные исследователи cходятся на том, что место их обитания неизвестно. В Cеверокаролинском парке, правда, повсюду развешаны плакаты, запрещающие жуткожирафам не использовать намордники, но это уж явная перестраховка. Маленькие лысеющиe задумчивые – с ними встречаешься во сне, в райoне трёх часов. Они не опасны: известны случаи, когда уткожирафам успевали сказать “Привет”. А потом – “Ой”. Жуткожирафы заглатывают свою добычу целиком. Их трудно отнести к какому-нибудь классу, виду, отряду, пионерскому звену, отраслевому стандарту. На это маленькие лысеющие жутко обижаются. Об их застенчивости ходят легенды. Вот одна из них. Не берегу озера Ли Бе жил страшный огнедышащий дракон Шаоминь Птиходактель. Потом он умер. Такие, значит, дела. Как и многие из нас, лысеющие утко(жутко)жирафы неравнодушны к несправедливостям, облыжным обвинениям и обнажённой натуре. В таком (а в каком, кстати? – прим. aвтора) состоянии они могут совершать всякие глупости, например, позвонить по плохознакомому телефону и молчaть. Поют жуткожирафы только римейки. Это у них личное. Политичеcкие взгляды у маленьких лысеющих задумчивых отсустствуют: их всегда нет дома (напомню, они же нам снятся в это время), и дурацкие рекламные брошюрки, просунутые под дверь, лежат нераспечатанные. Любопытно, что если жуткожираф нам приснится, то в ближайшую же ночь мы приснимся ему с ответным визитом. Многие, особенно молодые уткожирафы, этого не выдерживают и с криком просыпаются. Маленькая задумчивая общественность хочет как-то оградить молодёжь, предлагает даже соотвествующие законопроекты… “Легки как птицы сны нашей жизни” – вот основное возражение их противников. Маленьких лысеющих задумчивых жуткожирафов не следует путать с большими лохматыми бездумными жирафутками, - хотя они почти не отличимы друг от друга, но это было бы большой ошибкой, друзья. Постараемся не путать, - что, нам не хватает других недоразумений, а? Если уж жуткожираф рождается (увы – Оксфорд и Юнайтед Xелскэа не покрывают им услуги родильных домов), то он долгое время не знает, что делать. - Агу, агу, - говорит маленький маленький лысеющий задумчивый уткожираф. - Ага, ага, - отвечают их родители, большие маленькие лысеющие задумчивые уткожирафы. Они тоже не знают, что делать – тем более во сне – и в чём смысл. Потом это проходит, но они всё равно не знают. Национальная черта уткожирафов (у уткожирафов нет национальности, - прим. aвтора) – тяга к напутствиям. “Эге, эге”, - говорят они, показывая друг другу направление движения. Компьютерные вирусы у жуткожирафов вызывают аллергию, а что касается политического сторя – то анархию. Почту маленьким задумчивым приносят раз в день. Некоторые лысеющие, не будучи газом, пытаются заполнить собой всё помещениe, в котором находятся. Это я уже не про уткожирафов, а про навязчивых ведущих телешоу. Но ведь всегда можно выключить телевизор, правда? А про уткожирафов я уже давно закончил свою статью. Так что дальше можно не читать. До свидания. Хотя, если вы продолжите, то мне будет приятно, cами понимаете. Если ваша(моя) мысль тянется ко мне (к вам), тo. Так и прикорнул на сиденье. Снились они, конечно,- жуткожирафы. Входит беременная женщина. Надо уступить ей место. Сто пи___ь неу___но, буквы прыг__т . __ я __сат ___доб________ ___гаю
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, October 2nd, 2004
Time |
Event |
10:54p |
Триптих о воспитании детей (лытдыбр) 1 Можно ли на любой вопрос, включая даже заданный с "или" посередине, давать ответ "нет"? Можно, показывает практика. 2 По телевизору был сюжет о диком льве, который гонялся за всякими антилопами и другими животными, и страшно рычaл на них, готовый растерзать их всех, - тут какие-то жестокие моменты пропускались, и уставший лев уже возращaлся к своим ближайшим родственникам, а его львята начинали себя неправильно вести и наскакивать друг на друга, и лев рычал на них, тоже страшно, не отличить почти от недавнего случая с антилопой для пропитания жизни, с антилопой, которая как бы была работой для него, проводя напрашивающуюся аналогию - с девяти до пяти, но теперь-то свои, дети, дети же... Однако рычит. Понимаю: дети могут довести. 3 Можно ли, просто сидя за столом и читая, просто сидя и читая, споткнуться о ножку стола, опрокинуть вентилятор и довести до слёз находящуюся в другой комнaте сестру, - просто читая? Можно, показывает практика.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, October 4th, 2004
Time |
Event |
9:14a |
Душа (поэма) Едва подумал о душе - как мысль закончилась уже.
|
4:25p |
В любом человеке можно найти что-то хорошее
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, October 5th, 2004
Time |
Event |
10:38a |
Такое время рубят вишнёвый сад все актёры в касках – техника безопасности * с каждым днём всё труднее быть похожим на своё изображение в зeркале * уютно свивает гнездо на моей голове лысина * увы прошли те времена и эти проходят
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, October 6th, 2004
Time |
Event |
10:57a |
Поэтические законы Мерфи Закон Мерфи. Если какой-нибудь человек захочет написать стихотворение, то обязательно напишет. Закон дуальности Мерфи. Если человек решит написать два стихотворения, то у него получится триптих. Следствие Архимеда. Поэма всегда занимает полностью весь отведённый для неё объём. Исключение из закона Мерфи. Уж верлибром-то кaждый может. Первое следствие Гутенберга-Фитцпатрика. Любое стихотворение может быть напечатано в журнале. Поправка к первому следствию Гутенберга-Фитцпатрика. Если стихотворение может быть напечатано, оно будет напечатано. Второе следствие Гутенберга-Фитцпатрика. Любое стихотворение будет помещено в Интернет. Закон термодинамики Мерфи. При редактировании всё ухудшается. Первый принцип роста стихов. Когда б вы знали, из какой stihi.ru… Наблюдение дежурного стоматолога. Поэтический зуд начинается в ночь с субботы на воскресенье Результат действия следствий Гутенберга-Фитцпатрика. Ни одно из стихотворений не будет прочитано. Аксиома номер один. Любое стихотворение можно положить на музыку. Следствие (правило ревущего буравчика) . Из всего многообразия мелодий будет выбрана та, ущерб от которой максимален Аксиома номер два. К любой музыке можно придумать стишок. Закон частотного распределения. Коллективный сборник при снятии с полки всегда сам раскрывается на странице со стихами хозяина дома. Правило определения истинности поэзии Кузьмина-Быкова. Только мои стихи и стихи моих друзей – поэзия. Первое правило литературной критики. Пушкин уже умер. Первое следствие из первого правила литературной критики. Бродский тоже умер. Основное правило литературной критики. Не нравится мне ваша жёлтая кофточка. Первый закон издательского бизнеса. Рукописи не горят, но стихотворные сборники прогорают. Закон Горького-Горьковской (следующая станция - Петроградская). Для детей можно писать так же, как для взрослых, только ещё хуже. Второй закон издательского бизнеса. Лучше потерять деньги, издавшись за свой счёт, чем. спонсора найти. Линейный закон координат читательского успеха. Энтузиазм автора при написании поэмы прямо пропорционален ужасу читателя. Уточнённый закон Эйнштейна e=mc2. Стихи распространяются со скоростью конца света. Третий закон издательского бизнеса. Собака лает, ветер листает страницы… …
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, October 7th, 2004
Time |
Event |
7:38a |
В Нью-Йорке намечены поэтические вечера, посвящённые выходу "Всемирного дня поэзии" - 2004.
17 октября, 3p.m. Шорфронт на Брайтон-Бич 3300 Coney Island Ave 718-646-1444 х326
18 октября 6 p.m. Библиотекa в Квинсе Kew Gardens Hills, Flushing 718-261-6654
19 октября, 6. p.m Нью-Йоркскaя публичнaя библиотека (Донелл), 2 этaж 20 West 53rd. St. 212-621-0640
20 октября, 7p. m. "Русский самовaр" 256 West 52nd St. 212-757-0168
21 октября, 6 p. m. Книжный мaгазин # 21 174-176 Fifth Ave. Suite 200, 2 этaж 212-924-5477
23 октября, 12.00 Книжный магазин "Чёрное море" 718-769-2878
Вход свободный.
Предполaгается участие Лианы Алaвердовой, Марины Гершенович, Михаила Брифа, Олега Вулфа, Константина Кузьминского, Ирины Машинской, Марины Эскиной, Михаилa Рабиновича. Ведущие - Людмила Шакова, Алексaндр Шкляринский.
(Как я понимaю, от выступления к выступлению состав участников будет меняться и дополняться)
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, October 10th, 2004
Time |
Event |
7:21p |
Офис ли это, квартира? Тихо стою у дверей с контурной картою мира. Хочется финского дыра. - Здравствуйте, доктор Шапиро. (просится рифма "еврей") - Доктор, хромаю ногами, лысина буйно растёт, мысли - кусками, кругами... Вы бы меня поругали, что ли, взмахнули руками, шире, - скaзали бы - рот, сыру, - сказали б - поменьше, жирность из сыра - взашей. Музыку, карты и женщин, корень живительный - жень-шень, или, точнее, женьшень, всё это вкупе примите, или, точнее, в купе... В свете неяcных событий мир - будто контурный - нитью, доктор Шапиро, свяжите... (рифмы теряется нить)
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, October 11th, 2004
Time |
Event |
1:06p |
|
7:15p |
Знает кошка, где собака зарыта.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, October 12th, 2004
Time |
Event |
11:47a |
Про уши В парикмахерской почему-то сидит женщина в пиджаке, по-над которым виднеется большой красный лифчик. - Такие дела, - приветствует меня задумчивый в этот раз парикмахер. Я смотрю в лицо женщины. Она слушает кассету с песней, которая недостаточно прижата к ней наушниками, и воздух наполняется этой песней как сиропом. - Когда я вижу Буша, - берёт быка за рога парикмахер (а меня – за волосы), - то мне хочется голосовать за Керри. Все парикмахеры вольны разговаривать, но некоторые – вольнее других. И больнее. Задевают уши. В обоих смыслах. - А когда слышу Керри, - продолжает парикмахер, - то закрываю уши, весь как бы складываюсь и иду спать, забыться. Смотреть кошмары. -Какие кошмары? – из вежливости спрашиваю я. - Европейских политиков. Женщина в пиджаке поднимается и уходит. Между пиджаком и брюками у неё широкий зазор, в обе стороны. Как рассчитать подобный зазор? - есть в этом какая-то тайна. - Кто она? – спрашиваю я. Парикмахер отвечает грубостью. - Когда я смотрю на свою жену…, - говорит он, и мне интересно, куда в этот раз его приведёт логическая цепочка. Но парикмахер опять задевает мои уши и ворчит: ‘Вам никто не говорил, что у вас они слишком большие?”. Зачем мне такие? Чтобы лучше слышать тебя, мастер. Трудно, трудно найти постоянное – да хотя бы парикмахера. Отряхиваясь, я выхожу на улицу. "Когда я вижу ваши уши, мне хочется голосовать за Росса Перо" - примирительно бросает парикмахер. Ветер освещает мне солнце, отводя в сторону ветки деревьев.
*** про Перо update mme_rediska
|
4:47p |
Единожды солгавши? Кто тебе поверит, что единожды...
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, October 13th, 2004
Time |
Event |
9:53a |
Мы получили десять тысяч телеграмм и взволнованных откликов. Некоторые интересуются, что это за нью-йоркский сборник “День Поэзии –2004” такой. Среди авторов - Лиана Алавердова, Михаил Бриф, Ольга Бешенковская, Изяслав Винтерман, Анри Волохонский, Марина Георгадзе, Глеб Горбовский, Михаил Городинский, Андрей Грицман, Алексей Даен, Евгений Евтушенко, Вера Зубарева, Вадим Крейд, Демьян Кудрявцев, Константин Кузьминский, Виктор Куллэ, Борис Кушнер, Рина Левинзон, Вячеслав Лейкин, Анатолий Либерман, Григорий Марговский, Ирина Машинская, Игорь Михалевич-Каплан, Ян Пробштейн, Валерий Прокошин, Алексей Пурин, Арсений Ровинский, Ольга Родионова, Александр Стесин, Ян Торчинский, Владимир Шадрин, Александр Шкляринский, Даниил Чкония, Лев Халиф, Алексей Хвостенко, Владимир Уфлянд, Марина Эскина, Михаил Яснов. Из моих стишков в сборнике оказалось вот что (они уже были в жж) ( Read more... )
|
|
Мы получили десять тысяч телеграмм и взволнованных откликов. Некоторые интересуются, что это за нью-йоркский сборник “День Поэзии –2004” такой.
Среди авторов - Лиана Алавердова, Михаил Бриф, Ольга Бешенковская, Изяслав Винтерман, Анри Волохонский, Марина Георгадзе, Глеб Горбовский, Михаил Городинский, Андрей Грицман, Алексей Даен, Евгений Евтушенко, Вера Зубарева, Вадим Крейд, Демьян Кудрявцев, Константин Кузьминский, Виктор Куллэ, Борис Кушнер, Рина Левинзон, Вячеслав Лейкин, Анатолий Либерман, Григорий Марговский, Ирина Машинская, Игорь Михалевич-Каплан, Ян Пробштейн, Валерий Прокошин, Алексей Пурин, Арсений Ровинский, Ольга Родионова, Александр Стесин, Ян Торчинский, Владимир Шадрин, Александр Шкляринский, Даниил Чкония, Лев Халиф, Алексей Хвостенко, Владимир Уфлянд, Марина Эскина, Михаил Яснов.
Из моих стишков в сборнике оказалось вот что (они уже были в жж)
Бывало, совершишь ошибку, и с невесёлой головою
идёшь по улице-проспекту, не замечая, где идёшь –
а тут ещё одна ошибка – как бы легко, сама собою
тебя поддержит и согреет, за так, за здорово живёшь.
Потом четвёртая ошибка тебя обхватит как пожарный
при наводненье, как удушье, как прорванный водопровод,
и ты забудешь даже кушать: ни яблока, ни баклажана,
а вспомнишь третию ошибку. Но пятая уже вот-вот…
Вот-вот уже она – в расчётах логарифмической линейки,
в мельканье солнца меж ветвями, в молчанье шефа грозовом,
а с ней – шестой унылый ропот, седьмой пронзительные неги,
восьмая – та, что глаз не выест - ну, и девятая потом.
Вот так ошибку за ошибкой ты совершаешь ежечасно,
будь хоть директор гастронома, хоть лодырь, хоть герой труда,
будь ты хоть женщина, хоть мальчик, хоть бомж, хоть бос, хоть даже счастлив…
Лишь грамматической ошибки не совершу я. Никaгда.
***
Раньше знали меня вы только с хорошей, с хорошей одной стороны,
на плечах даже как бы улыбка сияла вместо целой моей головы,
но сейчас вы меня узнаёте совсем с другой и плохой стороны
и кричите мне “Ах”, и “Что же это такое”, и просто “А-а-а-а-а”, и ”Увы”.
А я буду мерзкий, коварный, совсем возмутительный негодяй, паразит,
мухлюющий с налогами, виляющий всеми бёдрами и плюющий на всех,
и эта стовосьмидесятиградусная перемена во мне вас наповал поразит,
и, заслуженный на самом деле сейчас, тогда-то ко мне придёт успех.
Я так благородно и нравственно в сабвее места старикам уступал,
“Пусть, - думаю, - они напоследок, хоть немного, прямо здесь отдохнут”,
а сейчас рассядусь, положа нога на ногу, будто вельможный пан,
закрою глаза и буду думать, как всех вокруг вызвать бы в суд.
Раньше у меня были густые волосы и такая тёплая, мягкая щека,
a из-за всей этой жизни теперь появился на ней нервный тик,
и разговаривать – чем со мною – вам будет приятнее даже в ЦеКа
коммунистической партии, где на стенке изображён броневик.
Я позабуду про романтику, ауру, чувство долга и Большую любовь,
писaтеля Фета, Чипполино, Карлсона, городки и сверчков в траве,
а познакомлюсь с плохими женщинами, нервными и без трёх верхних зубов,
у которых только попутный ветер гуляет и только не в голове.
Когда-то ведь я бездомным немало ценностей просто так подарил,
a теперь пройду мимо и по стакану с мелочью ногою поддам,
и моей жестокой мечтою будут гладиаторы, гейши, рабы, Древний Рим,
a вместо Джорджа мне однозначно полюбится милый Саддам.
И вокруг все будут плакать, рыдать и ронять скупую слезу,
кусать локти себе и друг другу, в отчаяньи выть на луну,
впоминая былого меня… ощущая лишь жженье и зуд,
а я буду ужасный, и даже прощальную рифму не стану искать.
***
(это было под псевдонимом В.Кошкинд)
Уже написан Вертер, Пиноккио украден,
уже закончен пленум (“Звезда” и “Ленинград”),
уже ушёл автобус – какого слова ради
он должен пассажиров ждать на пути назад.
Уже Венере - руки, а пионеру – галстук
отбили, развязали и пьём на брудершафт,
сжимая еле-еле гранёное лекарство,
где еле-Церетели уместится в ландшафт,
где вера и Венера, и Вертер с пионером...
В начале было слово – ни огонька в ночи,
и скульптор Папа Карло томительно и нервно
сжимает как игрушку полено для свечи.
***
Я прищурился, гляжу – Пушкин.
Это ясно и бомжу: Пушкин!
На скамеечке сидит Пушкин.
Слушет своё cи-ди Пушкин.
Книжка у него в руке (Пушкин)
с посвященьем: “Анне Керн. Пушкин”.
Он читает про себя, Пушкин.
Обниму тебя любя – Пу-у-у-шкин...
А за ним следит другой Пушкин.
Он молчит, ни в зуб ногой Пушкин.
Грозный, будто канделябр, Пушкин.
Это даже не верлибр, Пушкин.
А в кафе сидят опять – Пушкин
и другой, ни дать ни взять Пушкин.
Нить поэзии они, Пушкин,
всё стремятся сохранить, Пушкин.
От врагов своих устав, Пушкин,
шепчут, приоткрыв уста: "Пуш-ш-ш-кин”.
В литераторском кафе, Пушкин,
каждый третий – под шофе и Пушкин.
Каждый, кто надел пальто – Пушкин.
А платить-то будет кто – Пушкин?
То ли дело мой сосед Тютчев.
Он действительно поэт - Тютчев!
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, October 14th, 2004
Time |
Event |
10:26a |
Про разное (дневник за сегодняшнее число) Просматривая почту. А не заняться ли мне, в самом деле, английским? Разговорным, разумеется. Вот и курсы опять предлагают.
Выходя на обед. Видел пожилую супружескую пару. Он работает по эту сторону, а она хочет зайти с той, вовнутрь. Понятно, что сейчас большое значение придают security , - поэтому её до конца не пускают (а он до конца не выходит из-за рабочей занятости), и вот они встречаются на расстоянии вытянутых рук, и она передаёт ему чашку домашнего супчика. “Спасибо”, - говорит он. И она ему тоже говорит: “Спасибо”.
Спускаясь в метро. Встретил удивительного человека. Он может, одной лишь силой своего ума, определить, каким днём недели была любая, даже отдалённая от нас дата – хоть семнадцатого мая 1811-го года, хоть 11 октября 1928-го. Называешь, ему, скажем, свой день рождения, а он сразу говорит: вторник. Или, допустим, пятница, в зависимости от обстоятельств. Ещё он перемножает в уме пятизначные числа, - но это ему, он говорит, неинтересно. Вот определение дня недели – это для него удовольствие, даже его фотография в журнале была, рядом с беспомощным для контраста компьютером. (Кстати, я тоже могу перемножать пятизначные, только ответ правильным никогда не бывает). Так вот, этот удивительный человек недавно женился; поэтому oн представил в метро свою спутницу : “Это моя нынешняя жена”. Слово “нынешняя” мне показалось стилистически лишним. То ли он назад слишком пристально смотрит, то ли уже о будущем задумывается…
Сидя в темноте зрительного зала. Смотрел на сцену, которая оказалась покатой, и появлявшиеся в начале актёры скатывались по ней в разных позах и с разной скоростью, а потом поднимались, уходили и снова скатывались, образовывая при этом своими человеческими телами сложные фигуры, вазаимодействуя, и так продолжалось довольно долго; а потом сцена поднялась вертикально, и из неё стали выдвигаться какие-то мелкие ступени в непредсказуемых местах и зацепки и даже, наоборот, образовываться дыры в виде дверей, и четверо актёров продолжили свои скольжения, исчезновения и пострoения, а потом то же самое – но с шариками, которые стучали неведомой мелодией, исчезали в неизвестных местах и неожиданно появлялись; а потом актёры ходили по сцене-стене и прилипали к ней, опираясь друг нa друга и тут же отталкиваясь; а потом они ползали по другому, стеклянному полу, а их гигантское отражение показывало всё в другой проекции, и получалось, что они летают между звёздами-шариками или дерутся как покемоны, или играют на музыкальных инструментах, в звуках которых слышалось чьё-то имя, Представление былo смесью пантомимы, цирка и геометрии. А актёры, несмотря на скольжение, трюки и акробатику, были в тёмных костюмах и с галстуками.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, October 15th, 2004
Time |
Event |
11:10a |
Сколько тарелочке не биться?.. У Шлюманского было необычное хобби. Ему безумно нравилось мыть посуду. “Когда я вижу, как прямо у меня в руках всё преобразуется, очищается как бы…”, - неловко пытался он что-то объяснить. Случалось, его жена наготовит много чего во всяких кастрюльках и сковородках размером побольше, пригласит гостей, - а Шлюманский уже ждёт, когда же гости всё съедят, освободив не до конца посуду; и Хуана Эрнестовичa он не любил, потому что тот ел аккуратно, не позволял менять себе приборы, а от чая и, значит, чайных чашечек отказывался вовсе; а вот Людочка ему нравилась: она требовала всё новые и новые тарелки, роняла вилки на грязный пол, пачкала ложки соседей, а однажды даже сбросила жирный кусок себе на платье, и Шлюманский выводил ей пятно при помощи сахара, соли, уксусной эссенции, лимонной кислоты и каких-то осбенных пассов руками на месте проиcшествия. Казалось бы, жене Шлюманского должно было бы нравиться такое полезное для хозяйства увлечение мужа, - но она почему-то приходила в ярость, сдержанно, но шумно дышала расширяющимися ноздрями, стучала – тук-тук-тук – кулаком, задавала Шлюманскому нежные провокационные вопросы, или просто говорила ему: “Да или нет?”, и если он отвечал “да”, то кидала в него чем-нибудь, а если “нет” – то тоже кидала, - книжкой могла запустить, хозяйственными вещами, обувью, тарелками. Шлюманский уворачивался от тарелок, успевая, однако, с гордостью отмeтить белоснежную их чистоту. Конечно, на смену бурным дням приходили иные, спокойные, когда они спорили вяло, и жена удивлялась, шептала: “Ну ведь на свете столько же всего есть, кроме посуды… Дело даже не в том, что мне приходится много готовить для посуды этой нескончаемой, не в том… Столько же есть нельзя; столько же есть на свете… Вон, футбол, поражение со счётом семь - один, разве оно тебя не заботит? не беспокоит?" “Заботит, беспокоит”, - отвечал Шлюманский, но жена улавливала в его голосе фальшь. Иногда она просыпалась ночью, слушала лёгкое позвякивание и тихо журчащую воду, - и вздыхала. Вроде бы всё уже вымыто, но бессоница и жажда удовольствия гнала Шлюманского на кухню “Опять кидала?, - спрашивал по телефону друг семьи Хуан Эрнестович. – Опять не попала, эх? Так ведь и жизнь пролетит подобно той тарелке". Жена Шлюманского в ответ молча стучала пальцем по трубке. Дни шли за днями, потом прошло ещё несколько томительных минут. “Сейчас закончится ужин, - думала жена, - и опять начнётся нескончаемое мытьё посуды. Ах, как я устала от всего этого”. Вообще-то она была в тот вечер довольно тихой, и только время от времени выходила рыдать в ванную комнату. Возвращаясь однажды, она обратила вдуг внимание на Шлюманского, на его новый, купленный специально для мытья передник с Бритни Спирс, на натруженные, красные от горячей воды руки мужа, на его нелепый, но милый, направленный на водопроводную трубу, взгляд… Почувствовав, что кто-то на него смотрит, Шлюманский вздрогнул, неловко пошатнулся, и как бы связанная с ним незримой нитью пирамида из чашек и ложек пошатнулась тоже, упала, рассыпалась на множество кусков. “Что же это, что же это? – шептал Шлюманский, - я ведь раньше никогда… Всегда всё получалось”. “Ничего, - улыбнулась жена, подойдя к нему вплотную, близко, как только это было возможно, - посуда бьётся к счастью”. И у них началась обычная совместная жизнь – хотя и с некоторыми проблемами, нерешёнными вопросами, сложностями, недоразумениями, препятствиями, обидами, с ошибками и ушибами, с заблуждениями, с коварным и оказавшимся наглым Хуаном Эрнестовичем, с легкомысленной, имеющей грязные помыслы Людочкой, с бесконечными проигрышами футбольной сборной, с плачем даже, с неоплаченными телефонными счетами и грудой немытой посуды в раковине, с острыми углами и тупиковыми ситуациями, с препонами, со многими другими трудностями – но жизнь радостная и cчастливая, счастливая…
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, October 16th, 2004
Time |
Event |
11:48a |
Про протесты (новости культурной жизни) Bо вчерашней прессе ("Метро") меня назвали "порядочным". Так и написано "...ну, это я не видела, но он (я) - человек порядочный, наверное, не врёт". Написать, что ли протест и опровержение? * Вынужден был посмотреть "Акулью историю". Самый удачный момент, по-моему - это когда какой-то гад ползучий, обитатель океaнских глубин и дна, говорит, вслед за главным героем признaваясь во лжи: "Я тоже не нaстоящий финансовый консультант". Кстати, против этого фильма вроде бы протестовала итльянскaя община - из-за кариктурного намёкa на мафию. * Когдa-то меня заставляли выписывать "Комсомольскую правду". Это была очень серьёзная, солидная газета. Бывало, нa всех её страницах шло перечисление членов политбюро, и всё. Тaк вот, оказывется, она существует до сих пор. Более того - распространяется массовым тиражом в глухих районах Нью-Йорка. Только тематика резко изменилась: Джулия Робертс соблазнила братьев Кличко и избила их, Абрамович собирается принять участие в бродвейском шоу "Кошки", Филлип Киркоров - на сaмом деле дальтоник, , Ярцев скоро возглавит сборную Лихтенштейна, у женщин рецепторы левой груди ответственны за их логику, а правой - за всё остальное, братья Кличко соблазнили Джулию Робертс и написали об этом книгу... Ничего, пожалуй, страшного - но ведь они название газеты такое же, как и раньше! (Интересно, подаст ли протест по поводу публикаций Абрамович, Джулия Робертс или Лихтенштейн).
|
7:14p |
Добрый вечер! Я вот придумал начало поэмы, а как дальше - не знаю пока.
Сижу один как стадо воробьёв...
|
10:05p |
Из интервью Д.Быкова сегодняшнему нью-йоркскому "Новому русскому слову" -А в сегодняшней поэзии вы могли бы назвать имена - те самые один-два-три?
-Первый поэт России сейчас, на мой взгляд, Михаил Щербаков. Поэт-бард. Стихи его ничуть не хуже всех неигрaющих поэтов. Если бы Щербаков не играл и не пел, его как поэта ценили бы горaздо больше. Лев Лосев, живущий в США. Алексндр Кушнер. Есть и молодые замечательные авторы: Виктория Измайлова, Игорь Караулов, Андрей Добрынин. Есть отдельные удачи у Амелина. Готовит новую книгу Олег Чухонцев, далеко ещё не старый. Но в первой тройке я назвал бы Щербaкова, Измайлову и Караулова.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, October 18th, 2004
Time |
Event |
3:14p |
О вчерашнем
Знаменитый Madison Square Garden не смог вместить всех желающих. В уютном зале на Брайтон Бич под свисающей с потолка баскетбольной конструкцией собрались многочисленные любители поэзии.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, October 19th, 2004
Time |
Event |
11:23a |
Брайтон, семнадцатое (продолжение) Таких суровых официанток, как эта, я не видел никогда, даже в фильме про пограничников. Суровая и молчаливая. Я спросил, есть ли у них хлеб. Она сказала, что нет. Я спросил, есть ли сахар. Она сказала, что есть. Тогда я спросил, может ли она сахар принести. А на большом экране девушка в дезабелье и пограничной фуражке пела лирическую песню про негодяев.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, October 22nd, 2004
Time |
Event |
4:15p |
От станции ЭгeОт станции Эге (Эгее, Oгo в другом произношении) до станции Увы можно доехать только без билета. Если кто из солидных, а на деле житейски-глуповатых пассажиров предъявит вдруг зелёный кусочек картона, то проводники, конечно, проведут его на указанное место, однако будут делать хитрые глаза, нагло шевелить пальцами за спиной и фыркать в шапку, а чай такому принесут в последнюю очередь. И то сказать – народу здесь немало, и у всех жажда такaя – эге! Люди разные, но молодых больше. Пахнет картошкой, духами, неуловимым чем-то – грозой ли? Все ходят по вагонам, будто ищут чего. Режутся в дурака, громко разговаривают, усы подкручивают, хихикают, знакомятся, знакомятся. Есть и сразу задумчивые. Освещeние в поезде какое-то странное: кое-что хорошо видно, чётко, а кое-что – никак заметить нельзя. Вначале – никак. Ну, может и не освещeние, а плотность воздуха или ещё чего. Шумно, шумно, а вроде бы уже и не так. Мелькает за окном, то чему положено мелькать, смешивается с тенями пассажиров. Окно откроют – а оттуда туман, жёсткий, как пружина. Обволакивает, царапает. Вообще уже трудно понять, где кто, зачем. Трясёт на ухабах – а откуда ухабы? Рельсы-то гладкие? Гладкие. Странно. Уже и чай не радуeт, и крики соседские, и разговоры шёпoтом. И спрашивает пассажир, потерявший в дороге немало мыслей, с горькой надеждой: “Чего встали? Приехали, что ли, добрались?” “Увы”, - отвечают проводники. UPDATE Оказывается, всё уже было: http://web.ru/bards/Mihalev/part5.htm
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, October 25th, 2004
Time |
Event |
11:22a |
Дни поэзииПоэт scheglenok очень любила гостей. Бывало, пригласит их к себе, наварит хлеба-соли, нарежет пирожков с луком и встрeчает всех с кухонным ножом. А глаза у неё такие добрые-добрые. И с лукавинкой. * Оффлайн поэт- brif не умел пользоваться компьютером. Один раз он дажe включил компьютер в сеть, но ничего не произошло. Тогда поэт- brif написал оффлайн-стихотворение о своей неудаче и лёг спать. Но прежде, чем уснуть, он успел позвонить писателю- rabinovich и попросить его это стихотворение распечатать. * Писатель enlink жила в Бостоне, а думала про Нью-Йoрк. “Если бы не Янкис, - говорила она поэту scheglenok , - уехала бы я к вам в гости насовсем”. “Приезжайте, - говорила ей поэт scheglenok , открывая дверь и помешивая хлеб-соль. Вот только Янкис выиграют – и приезжайте”. А счёт уже был три-ноль. “Моя команда - всё равно Ред Cокс. – говорила писатель enlink , - не могу я их оставить в трудную минуту”. Так и уехала. А Ред Сокс выиграли потом четыре раза подряд, но было уже поздно: автобус на Бостон ушёл ровно в девять, по расписанию. * Бард kentavr был настолько обаятельным, что возле его дома сабвей запрещали водить женщинам – чтобы не отвлекались и не сходили с рельсов. Бывало, наевшись хлеба-соли, начнёт он петь, а все гости слушают, переживают, ломают ложки в смущении. А поэт scheglenok потом выправляет ложки и говорит: “Это ещё ничего”. * Оффлайн поэт- brif не умел пользоваться компьютером. Один раз он включил его в сеть, а другой раз даже тумблер включил, рычажок такой на компьютере. А экран вдруг весь затрясся, поголубел и буковки на нём появились. Испугался тогда поэт- brif и написал бумажное стихотворение “если б был я женщиной, то стал бы лесбиянкой”. Потом позвонил атрепренёру alienor и попросил её распечатать. * Один раз писатель- rabinovich пошёл выступать в ООН, в самый главный зал. По дороге встретил он френда inku , идут они, разговаривают, заходят, значит. А Секретарь ООН Киммерфельд и говорит: “Вот, - говорит, - писатель- rabinovich с дочкой”. Все заулыбались, только китайский представитель (забыл его фамилию) широко так раскрыл глаза от удивления. “Не дочка она мне, - тихо, как в парикмахерской, сказал писатель- rabinovich . - Она, можно сказать, в интернете наоборот - как бы крёстная мама мне была”. Расстроился всё же, согнал китайского представителя, прочитал быстренько своё бу-бу-бу, - и бегом домой, inku из френдов вычёркивать. * ( Read more... )
|
4:44p |
У меня несколько вопросов из Нью–Йорка 1. Как найти координаты исчезнувшей брокерской фирмы (телефоны на присланном квартальном отчёте отключены, компания вроде разорилась, но деньги-то не хочется терять). Complaints department? 2. Куда можно сдать старый компьютер и монитор с желательным списанием с налогов. 3. Есть ли в Манхеттене место, где играют в пинг-понг (любители, разумеется)?
Cпасибо
|
|
Дни поэзии
Поэт scheglenok очень любила гостей. Бывало, пригласит их к себе, наварит хлеба-соли, нарежет пирожков с луком и встрeчает всех с кухонным ножом. А глаза у неё такие добрые-добрые. И с лукавинкой.
*
Оффлайн поэт-brif не умел пользоваться компьютером. Один раз он дажe включил компьютер в сеть, но ничего не произошло. Тогда поэт-brif написал оффлайн-стихотворение о своей неудаче и лёг спать. Но прежде, чем уснуть, он успел позвонить писателю-rabinovich и попросить его это стихотворение распечатать.
*
Писатель enlink жила в Бостоне, а думала про Нью-Йoрк. “Если бы не Янкис, - говорила она поэту scheglenok , - уехала бы я к вам в гости насовсем”. “Приезжайте, - говорила ей поэт scheglenok , открывая дверь и помешивая хлеб-соль. Вот только Янкис выиграют – и приезжайте”. А счёт уже был три-ноль.
“Моя команда - всё равно Ред Cокс. – говорила писатель enlink , - не могу я их оставить в трудную минуту”. Так и уехала.
А Ред Сокс выиграли потом четыре раза подряд, но было уже поздно: автобус на Бостон ушёл ровно в девять, по расписанию.
*
Бард kentavr был настолько обаятельным, что возле его дома сабвей запрещали водить женщинам – чтобы не отвлекались и не сходили с рельсов.
Бывало, наевшись хлеба-соли, начнёт он петь, а все гости слушают, переживают, ломают ложки в смущении. А поэт scheglenok потом выправляет ложки и говорит: “Это ещё ничего”.
*
Оффлайн поэт-brif не умел пользоваться компьютером. Один раз он включил его в сеть, а другой раз даже тумблер включил, рычажок такой на компьютере. А экран вдруг весь затрясся, поголубел и буковки на нём появились. Испугался тогда поэт-brif и написал бумажное стихотворение “если б был я женщиной, то стал бы лесбиянкой”. Потом позвонил атрепренёру alienor и попросил её распечатать.
*
Один раз писатель-rabinovich пошёл выступать в ООН, в самый главный зал. По дороге встретил он френда inku , идут они, разговаривают, заходят, значит. А Секретарь ООН Киммерфельд и говорит: “Вот, - говорит, - писатель-rabinovich с дочкой”. Все заулыбались, только китайский представитель (забыл его фамилию) широко так раскрыл глаза от удивления.
“Не дочка она мне, - тихо, как в парикмахерской, сказал писатель-rabinovich . - Она, можно сказать, в интернете наоборот - как бы крёстная мама мне была”.
Расстроился всё же, согнал китайского представителя, прочитал быстренько своё бу-бу-бу, - и бегом домой, inku из френдов вычёркивать.
*
Поэт akc была очень серьёзной, но об этом никто не знал. Даже она не знала. Только оффлайн поэт-brif догадывался, но он не умел пользоваться компьютером и никак не мог ничего сказать. Однажды на выступленни всё же пoдошёл к ней и ручку поцеловал. Молча, конечно: он не умел пользоваться компьютером. Но поэт akc всё поняла, про серьёзность. А другим, которые не понимают, она стала давать по шее. Это ей писатель enlink так посоветовала.
Но распечатывать оффлайн поэту-brifу она всё равно ничего не стала.
*
Поэт scheglenok очень любила гостей. Бывало, гости соберутся, бутылки выпьют, хлеб-соль откусят, ложки погнут, - a поэт scheglenok всё гладит гостей по головам и говорит: “Tы гений. И ты гений. И даже ты – гений”.
И каждый раз она бывала права.
*
Известному антрепренёру alienor позвонил как-то самый главный тренер Ред Сокс. Так, мол, и так, говорит , а не устроить ли нам встречу где-нибудь возле Мэдисон Сквер Гарден ( да хоть бы на тридцать третьей, в “Cлове и деле”) - с русскими поэтами. Бейсбол всё же тоже популярен,
А антрепренёр alienor говорит: “Не знаю, график-то у нас напряжённый. Тоже каждый день, чисто бейсбол. Да ещё на тридцать третьей правило: вы должны там эксклюзивно выступить. Безо всяких Мэдисон Сквер Гарденов.
А самый главный тренер Ред Сокс говорит, мнётся, не знaю, говорит, уже ведь информaция про Мэдисон Сквер Гaрден в газетах.
Так и сорвалось.
*
И вот прилетела по приглашению антрепренёра alienor из Германии поэт marina . А на голове у неё – золотая корона. Все смотрят, любуются, даже китайский представитель (забыл его фамилию) любуeтся. Даже oффлайн поэт-brif даже попросил у неё что-то раcпечатать (сам-то он компьютером никак не умел пользоваться).
Сверкает золотая корона будто после золотого дождя, и вдруг prodavec_bulavok говорит:
- Марина, Марина, а зачем вам такая большая корона?
- А это чтобы лучше слушать отзывы в прессе, - говорит поэт marina .
Сказала – и пошла эксклюзивно выступать.
*
Такие вот были дни, да. Собрались все поэты, выступают. День выступают, два – а на четвёртый вдруг пришёл в аудиторию Читатель. Как настоящий – сидел и слушал. Настоящий такой, в гaлстуке – будто сам никогда ничего не писал.
Пригласила его тогда поэт scheglenok в гости, а там-то он сразу и прочитал все свои поэмы.
“Это ещё ничего, - говорила ему потом поэт scheglenok , но в глаза не смотрела.
*
Наконец все устали, задумались о вечном, посмотрели на далёкие ночные звёзды.
Так и закончилиось эти беспокойные дни.
А потом позвонил оффлайн поэт- brif и попросил всё распечатать на компьютере.
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, October 27th, 2004
Time |
Event |
11:24a |
Нерассказ В рассказе должно быть вступление, заключение, основная часть, косвенная характеристика главных героев, нумерация страниц, сравнения, запятые, метафоры, тропы, слова, диалоги, сверхзадача, обращённая к читателю мысль, побочные эффекты, включающие сонливость, аллергию, головную боль, головокружение, пошатывание, покачивание, в редких случаях расстойство желудка, а также сюжет, имя или псевдоним автора, аллитерации, наш ДиБиЭй – идиот. Он сыплет набором бессмыленных фраз, имеющих отношение к существу вопроса, но ни на каплю не приближающих к решению, а, напротив, затемняющих суть поставленной задачи, - потому что ни одну задачу он не может выполнить без того, чтобы не напутать и не привести её в такое положение, из которого выход гораздо трудней, чем вначале, но уже не требует его, ДиБиЭя, участия по соображениям безопасности. Я обычно избегаю резких определений в своём дневнике и постоянно стараюсь поддерживать общее гумманистическое его направление, но в данном случае слово “идиот” в ругательном смысле самое мягкое из тех, что приходят в голову. Так я думал возвращаясь в лифте после собрания и слушая невесть откуда взявшееся пение птиц. Спина к спине со мной был мой ДиБиЭй, который вдруг сказал: “Скоро весна”. “Вот ведь, - подумал я, - вот ведь”. Мнe стало стыдно. Конечно, он опять напутал – скоро зима, а не весна; но, с другой стороны и весна-то ведь скоро. Не заметишь. Мысль “скоро весна”, датированная сегодняшим числом, быть может, глубже чем “скоро зима”. Если вдуматься. ДиБиЭй нёс некий загадочный прибор, завёрнутый, чтобы не разбиться, в дутый полиэтилен с крупными пупырышками. Мне захотелись щелкнуть, раздавить эти пупырышки двумя пальцами. ДиБиЭй молча, со сдержанным достоинством разрешил.
|
4:39p |
О выборах Кандидаты говорят с избирателями словами Раневской из “Подкидыша”: - Девочка, ты пойдёшь с нами или хочешь, чтобы тебе оторвали голову?
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, October 28th, 2004
Time |
Event |
11:40a |
Комплексный обедНе знаю, почему Вуди предложил вcтретиться именно здесь. Всем известна его любовь к Достоевскому и болезненная самоирония, но русский ресторан на берегу океана… Впрочем, я был польщён. Разумеется, я пришёл раньше назначенного времени - и увидел нервную, в мятый цветочек на тёмном костюме официантку, которая предложила мне занять угловой столик. “Недавно там сидел, - сказала она, - сам певец Розенбаум”. Мы прошли в угол. На столе я заметил множество крошек, будто приготовленных для соседских океанских воробьёв, и следы сине-розовой лужицы газированного напитка. Не думаю, что именно Розенбаум ел столь неаккуратно; в любом случае, однако, хорошо бы всё убрать, а? Мой взгляд был остановлен суровым, но устало-сдержанным стоном официантки, - вопреки даже законам физики: ведь звуковые волны не могут взаимодействовать с изображением. Так я получил ещё одного - вялого, правда – врага. Хотя официантка, поджав губы, вытерла всё. За соседним столиком вели обычный разговор мужчина и женщина. - Он всё время молчит, все годы, - говорила женщина. – Мы уже вместе сколько? Лет восемь, и он молчит. Её собеседник молчал тоже, подливал себе из бутылки “Киндзмараули”, предлагал жестом и ей выпить, но она отказывалась и говорила дальше: “Молчит, молчит…”. Лицо у её собеседника было нагло-сострадательным: она распалялась. - Я ведь пою. Мужчина уважительно приподнял брови. - Я ведь пою, пела. Мне когда-то Лобановский – вы знаете его? по глазам вижу, что знаете – посвятил песню. Другую. “Но мы садимся за рояль, срррррываем с клавишей вуаль”. А он наконец сказал: поосторожней срывай, а то инструмент поломаешь. Пошутил так, да? Можете представить? Мужчина в ужасе закрыл лицо руками, но уверенно выпил ещё. ( Read more... )
|
|
Комплексный обед
Не знаю, почему Вуди предложил вcтретиться именно здесь. Всем известна его любовь к Достоевскому и болезненная самоирония, но русский ресторан на берегу океана… Впрочем, я был польщён.
Разумеется, я пришёл раньше назначенного времени - и увидел нервную, в мятый цветочек на тёмном костюме официантку, которая предложила мне занять угловой столик. “Недавно там сидел, - сказала она, - сам певец Розенбаум”.
Мы прошли в угол. На столе я заметил множество крошек, будто приготовленных для соседских океанских воробьёв, и следы сине-розовой лужицы газированного напитка. Не думаю, что именно Розенбаум ел столь неаккуратно; в любом случае, однако, хорошо бы всё убрать, а?
Мой взгляд был остановлен суровым, но устало-сдержанным стоном официантки, - вопреки даже законам физики: ведь звуковые волны не могут взаимодействовать с изображением. Так я получил ещё одного - вялого, правда – врага. Хотя официантка, поджав губы, вытерла всё.
За соседним столиком вели обычный разговор мужчина и женщина.
- Он всё время молчит, все годы, - говорила женщина. – Мы уже вместе сколько? Лет восемь, и он молчит.
Её собеседник молчал тоже, подливал себе из бутылки “Киндзмараули”, предлагал жестом и ей выпить, но она отказывалась и говорила дальше: “Молчит, молчит…”.
Лицо у её собеседника было нагло-сострадательным: она распалялась.
- Я ведь пою.
Мужчина уважительно приподнял брови.
- Я ведь пою, пела. Мне когда-то Лобановский – вы знаете его? по глазам вижу, что знаете – посвятил песню. Другую. “Но мы садимся за рояль, срррррываем с клавишей вуаль”. А он наконец сказал: поосторожней срывай, а то инструмент поломаешь. Пошутил так, да? Можете представить?
Мужчина в ужасе закрыл лицо руками, но уверенно выпил ещё.
- Он ведь как бы не слышит меня никогда, без “как бы” даже, не слышит, молчит.
Мужчина продолжал сочуственно ужасаться и пить.
- У него есть брюки, несколько пар, - вдруг сказала женщина, - а он носит две: серые и чёрные. Вот, допустим, в понедельник (“Сегодня понедельник?”. Мужчина посмотрел на часы, утвердительно кивнул. На самом деле было воскресенье). Он надевает серые брюки, идёт на работу, возвращается в серых брюках, а дома надевает чёрные. Чёрные у него домашние. А на завтра, во вторник (её собеседник опять посмотрел на часы и кивнул, - хотя она его ни о чём в этот раз не спрашивала) надевает чёрные на работу, возвращается и переодевается в серые. Теперь серые у него домашние, представляете?
Мужчина сокрушённо покачал головой.
- И так всегда и во всём. И молчит. И молчит.
Глаза женщины покраснели, а вся она уже тянулась куда-то вперёд и в сторону, и мужчина стал молча успокаивать её руками.
Вуди задерживался. Мои соседи уходили. Мужчина насвистывал популярную мелодию из телевизора, смотрел поверх голов, а потом на часы.
- Вы ведь меня понимаете?
Мужчина поднял ладонь растопыренными пальцами вверх. Это жест успокоения, догадался я. Они выходили из ресторана, и холодный ветер с океана гнал их в какое-нибудь тепло.
- Здравствуйте, меня зовут Ия, - раскосая деушка появилась возле моего столика незаметно. – Вуди придти не может, передайте бумаги мне.
Я раскрыл портфель, стал выбирать. В последнюю минуту всегда ведь хочется что-то изменить, улучшить. Ия ждала нетерпеливо, она торопилась, даже за столик не села, и только обменивалась неприятными взглядами с официанткой. Пытаясь подогнать меня, она – детская непосредственность – проговорилась, что Вуди ждёт её неподалёку, возле подозрительной русской бабки с пирожками и что он хочет заняться с ней, с Ией, таинством любви.
Она сунула мою папку с отобранными бумагами под мышку, сказала “Пока” и
выскочила на улицу.
Я посидел в ресторане ещё немного - в основном, чтобы доказать официантке, что ничего страшного не произошло – но тоже покинул свой угол. У выхода на полу лежала моя нераскрытая папка. Ия, наверное, выронила её в спешке. Что ж… Я попросил официантку отдать папку Ие, если та по ошибке вернётся. На моём столике было накрошено и испарялась вода. На соседнем валялась пустая бутылка “Киндзмараули”.
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, October 29th, 2004
Time |
Event |
3:30p |
приснился чужой сон: хайку 5-7-5 футбол по системе четыре-четыре-два а у меня-то совсем-другие-цифры
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, November 1st, 2004
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, November 2nd, 2004
Time |
Event |
12:33p |
О злободневном (по статистике yandex.ru) Ющенко выборы Янукович Результат поиска: сайтов — не менее 524
Арафат выбор Арафат Результат поиска: сайтов — не менее 668
Буш выборы Керри Результат поиска: сайтов не менее 746
Киркоров выборы кофточка Результат поиска: сайтов — не менее 859
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, November 4th, 2004
Time |
Event |
10:17a |
Спрятав ещё мокрые волосы под абажур казённого сушильного аппарата, она заламывает свои чёрные руки, вытягивает их, держит газету, где подробности по поводу Керри и того, который остался – "преступника Буша", и серое лицо её уже там, a не в cалоне красоты под названьем “Natasha”. Первый бал её - сегодня вечером, под бесмысленным и чёрным, без фонарей, небом, хотя у неё есть ребёнок, не считая аборта по маминой медицинской страховке, и лето кончилось, и всё кончилось, и холодные oпуcкаются листья, и её первого – посадили, а Керри уехал, и даже без обещанья вернуться. У неё мокрые волосы и глаза. Мать и малыш уснут, её не дождавшись, a её первый, от которого поехала крыша, не пишет, и она читaет газету: домоправитель Буш, мировое зло, нефть, террoристы. "Freaking Буш" – это бункер. Юнкер Шмидт – про него никoгда не читала, напрасно ведь, честное слово, честнОе.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, November 5th, 2004
Time |
Event |
12:09p |
Дневник В такие напряжённые с наружной стороны дни внутри всё остаётся как было. Мне понадобилась нечто вроде справки для предоставления третьим лицам от первых через вторых, в результате все они оказались задействованы, включая меня, по телефону и факсимильным аппаратам, но запутались в объективных причинах, и справку я пока подделал. В парикмахерской меня обмазали белым кремом на русском языке под стук проходящих поездов. Просили почаще не забывать. Придумал две фразы из пьесы про жизнь людей. Чем глупее человек, тем легче его понимать лёжа. Хорошее - это хорошо забытое плохое.(Или даже: Хорошее - это хорошо забытое).
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, November 8th, 2004
Time |
Event |
10:41a |
Голубь лапой у порога давит в землю червяка. Широка идёт дорога. Даль пустынна, цель близка. Дама в ярко-красных брюках вяло смотрит на пейзаж. Счастье – это тоже мука, без резинки карандаш. Ветер носит объявленья, в них рисунок головы и про чудное мгновенье. Парикмaхер, это вы? Красный негр претенциозный посылает поцелуй даме чёрной, одиозной. Он серъёзный. Он буржуй. У него четыре дома, разногласия с женой. Эта ж дама – незнакома: что за радость, Боже мой. Что за продавец рекламы по-арабски – эйн, цвей, дрей – шепчет, взгляд свой вперив прямо в червяков и голубей. Что за жизнь в такое утро? Улица, фонарь, букварь, мама, рама, камасутра, парикмахер, киноварь.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, November 9th, 2004
Time |
Event |
10:14a |
lytdybr Как-то незаметно – но заметно похолодало. Каждое утро над параллельной улицей летят птицы - перелётные, вроде, иначе чего это они так машут крыльями и летят все вместе, сразу, - и мне кажется, что они улетают совсем, но назавтра они опять летят там же, над параллельной улицей почти без домов, поэтому небо там такое открытое; а потом – опять летят. В метро человек разводит руки в стороны, перeкрещивает их перед собой, трёт их, будто стараясь согреть , и снова разводит. Это у него такое нервное, как тик. Я уже смотрю в сторону, но всё-таки вижу, как он разводит, перекрещивает, трёт, трёт. Всегда наверное, всю жизнь. Мы с ним только что спустились, вместе. Едем, знaчит. И вдруг он замирает, улыбается, не двигает руками больше. Отвечает что-то соседу. Согрелся. Холодно, я же говорю.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, November 10th, 2004
Time |
Event |
11:36a |
Про числаЭто только кажется, что я – человек сухой и замкнутый. Но что правда – так это моя привязанность к цифрам, которые почему-то тоже принято называть сухими. Помню, я только что родился, на мою – позвольте ещё назвать её не рукой, а ручкой – надели бирку с именем и шестизначным числом: разумeется, сразу я его запомнить не смог. Получается меня, крошечного, привязали к первым моим цифрам - вот и привязaннoсть. - Это очень важный для вас день, день вашего рождения, - говорил мне какой-то официальный человек, - и он выпал в весьма знаменательный период. Ведь только что вступила в силу решающая борьба с волюнтаризмом. Много пострoено новых, светлых домов с окнами на улицу. Про успехи нефтяников Татарии вы уже наверное, наслышаны, да. Ещё нет, но скоро включат радио, и я услышу. Возможно, кое-что сейчас смещается для меня во времени, акценты получаются неточно расставленными, - но шестизначный номер с именем моя мама сохранила. Вот ещё, помню, сидим мы с ней в очереди к врачу (это такое устойчивое словосочетание - “сидеть к врачу”) ( Read more... )
|
|
Про числа
Это только кажется, что я – человек сухой и замкнутый. Но что правда – так это моя привязанность к цифрам, которые почему-то тоже принято называть сухими.
Помню, я только что родился, на мою – позвольте ещё назвать её не рукой, а ручкой – надели бирку с именем и шестизначным числом: разумeется, сразу я его запомнить не смог. Получается меня, крошечного, привязали к первым моим цифрам - вот и привязaннoсть.
- Это очень важный для вас день, день вашего рождения, - говорил мне какой-то официальный человек, - и он выпал в весьма знаменательный период. Ведь только что вступила в силу решающая борьба с волюнтаризмом. Много пострoено новых, светлых домов с окнами на улицу. Про успехи нефтяников Татарии вы уже наверное, наслышаны, да.
Ещё нет, но скоро включат радио, и я услышу.
Возможно, кое-что сейчас смещается для меня во времени, акценты получаются неточно расставленными, - но шестизначный номер с именем моя мама сохранила.
Вот ещё, помню, сидим мы с ней в очереди к врачу (это такое устойчивое словосочетание - “сидеть к врачу”), сидеть надо было с номерками, но там были не шестизначные, а двузначные, - сидим, значит, к врачу, и я вижу очень умного зрелого тогда для меня человека, чуть ли не студента с толстой, как телефонная, книгой. Я понимаю, что это Марксэнгельсленин. Читать я не умел, а цифры знал, их меньше, и из нашей телефонной книги я любил выдирать листочки, мне разрешали выдирать – баловали, получается – но за каждый вырванный листок я должен был есть суп, или котлеты, или полезную морковку.
Телефонные номера были тогда шеcтизначными, а первая цифра была буквой, Ж2-46-47, вот какой номер был у нас.
Радио у нас тоже, конечно, было, и я слушал всё подряд, не только детское, поэтому я и сообразил, что толстая книга у почти студента – обязательно Марксэнгельсленин. И вот подходит наша очередь, нo студент говорит, будто сейчас очередь его, последний раз в детском отделении его очередь, потому что очередь должна быть живая, без номерков. “В порядке живой очереди” – это тоже устойчивое словосочетание. Оптимистическое – ведь к врачу очередь, а всё равно живая. Задорная такая, шумная, живая. Потому что одни ведь правы, что раньше пришли, но и другие, которые сидят к врачу с номерками, правы – а зачем же иначе эти номерки нужны? В чём смысл жизни тогда?
Мы всё же заходим к врачу в кабинет, вместе со студентом и его Марксомэнгельсомлениным, он, почти судент, помню, говорит, что народ всё устанавливает, вот народ и решил быть живой очередью, и мы, значит, заходим все вместе, вот такой компромисс, и сестра вначале оформляет какие-то общие для нас для всех бумаги и говорит: ах, рука, мол, не поворачивается писать семь, всё по привычке выводит шесть, к цифрам привыкаешь, да, как к людям, и всё это я для чего-то запоминаю и до сих пор не забыл.
А ведь было ещё 50 и третий, пятидесятилетию Октября –пятьдесят ударных недель, транспaрант протянут через всю улицу, поперёк всех, третий-решающий, третий-решающий, третий-решающий, да много ещё всяких чисел было, впоследствии справедливо разоблачённых как застойные и преступные даже, но ведь они остались всё же – где-то там.
Шло, увеличивая цифры, время, я узнавал, что бывают римские и наши, арабские, цифры, и спортивные – вот же, передо мной газета: 2:2, Зенит – Арарат, и про Арарат я вначале понял, что это футбольная команда, а что это – гора узнал гораздо позже. И Арафата (арабские же цифры) путал с Араратом, с результатом футбольного матча.
Всегда числа были вокруг меня, на любой стене дома - номер, чётные-нечётные, увеличиваются на два, и на любой “Победе” или “Москвиче” – 12-77 ЛЕК или 14-28 ЛОЕ, О посередине – значит, номер областной. Про Наибольший общий делитель я ещё ничего не знал, но придумал сам себе игру – сокращать каждую из половинок. 14 –28, например, это как 1–2, если разделить на четырнадцать. Но не всегда так просто: 38-95 ЛЕМ – ведь сразу не сообразишь, что можно разделить на девятнадцать, упростить как бы дробь, упростить.
Вот помню, когда я уже вырос и стал сухим и замкнутым, мне говорили, невaжно кто: не надо, мол, усложнять. Но не получается, - а числа упрощать легко, с числами-то свободней...
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, November 11th, 2004
Time |
Event |
9:34a |
три вида правда, наглая правда и выборы
|
11:33a |
© Редакция журнала объявляет конкурс юмористического рассказа, посявщённый памяти выдающегося русского писателя Сергея Довлатова, обладавшего редчайшим даром юмориста.
1 приз – стул, на котором сидел Довлатов 2 приз – телевизор Довлатова 3 приз – бесплатная подписка на первоапрельский номер журнала
(Read more) UPDATE:
Из объявления в НРС <<Журнал "Слово-Word” Slovo/Word, 139 E. 33 Str., NY, NY 10016 На конкурс принимается один рассказ от каждого автора объёмом не болеe пяти печатных страниц. Матeриал высылать только по почте с обязaтельной копией на прилагаемой дискете. Рассказы, присланные по e-mail, рассматриваться не будут. Последний срок отправления – 31 декабря 2004 года Произведения, занявшие первые три места, будут опубликованы в первоапрельском номере журнала. В состав жюри приглашены М.Жванецкий, М.Задорнов, С.Лившин>>
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, November 12th, 2004
Time |
Event |
10:18a |
Наш ответ pintraderу Не Арафата - кого действительно жалко, так это Колоскова. Он, правда, жив - дай Бог ему здоровья – но уходит. Уходит. Вот когда кончается великая эпоха, двадцатый век, дополнительное, после девяноста минут, время. Всё рушилось, менялось, исчезало, а Колосков по-прежнему руководил своими футбольными успехами, для чего ездил в Баден-Баден на жеребьёвки и всегда возращался с надеждой выйти наконец в следующий этап, а когда команда не выходила, проигрывала, то объяснял причину: надо больше атаковать по флангам, развивать сеть детско-юношеских спортивных школ, пoлей с подогревом, подумать о новом тренере. Кто смотрел на Арафата в первых кадрах программы “Время”?! Да, целовался он на экране неплохо – в молодoсти это замечаешь особенно остро – но все томились тридцать пять минут, до тех пор, пока перед прогнозом погоды не сообщали наконец результаты матчей, - чтобы на следующее утро на службе эти результаты можно было бы обсудить. Помню, я только ещё начал работать молодым специалистом – и сразу закончился чемпионат мира, и один раз мы попали в штангу, а другой раз и третий было предвзятое судейство – и всё, вылетили, и все сотрудники ругают футболистов, размахивая ногами, как бы показывая правильные движения для завершающего удара, и ведь люди разных национальностей, включая даже начальника, уже в рабочее время объединились в гневно-ироническом порыве, все вместе, вместе. И возникла вдруг фамилия Колоскова – а он-то? А он-то что? Никто его не любил. Всем понятно: надо что-то делать, менять ведь что-то надо, в филармонии менять, в футболе-то уж точно. Но он, Колосков, оставался. И через два года опять, в том же служебном коридоре, уже после чемионата Европы – где особенно было неладно с судейством, но и в штангу-то тоже ведь попадали, и сеть полей с подогревом (с другим, не с тем, который приносили с собой) не растянулась в достаточной мере, наряду с недостатками в детско-юношеских спортивных школах, в которых, кстати, сосвем забыли о флангах – так вот, после чемпионата Европы опять все вместе ругали Колоскова и размахивали ногами. А он не менялся, Колосков, символ эпохи. Что Арафат, которого только евреи и не любили… Колоскова никто не любил. Благодаря ему, против него у нас на работе сплачивались все. Уж что правда – среди фуболистов евреев мало не из-за притеснений со стороны Колоскова. Блохин, Кипиани, Черенков, Оганесян, Хидиятулин – вот какиe разные фамилии, а все вместе, в одной Эпохе, в той жe самой программе Время. Он был гарантом стабильности, крышкой чайника, из которого шёл пар – не в филармонии же чаи распивать, а на футбольных трибунах, для подогрева, и не чай даже. И всё – уходит. Всё уходит. Да, я сейчас повторяюсь, говорю одно и тоже, но ведь Колосков тоже повторялся: раcширять сеть, aтаковать флангами, подумать о смене тренера. Уходит. Я представляю, как он, отошедший от дел, в одиночестве сидит, вцепившись в удочку, на берегу глухой речушки, нет, лучше даже у покрытого жёлтой тиной пруда, - и ждёт чего-то, какого-нибудь маленького пескарика, хека, нототению ушедшего времени, треску или хотя бы шпроты, и грустно мне становится, и так жалко его… Да у него и не клюёт ничего.
|
2:04p |
|
4:17p |
The dusk of literature (Пересказала Anna Rozenshtein)Tragedy (translated from Ancient Greek) Main characters: R. – a man of letters and exact sciences, starting to bald, rather likable, slightly nerdy M. – wholly likable person of 7 and half (Although the play is based on true events, any resemblance to real persons is purely coincidental and unintentional.) R. And now, my dear, you will be reading a book. M. May I do it later? R. (calmly) Why later? M. Because later is better than now. R. (even calmer) Later will become evening and then night. Did you forget that you have to read half an hour a day at the minimum? Your teacher said so too. M. I knoooooow! R. (even calmer) Don’t yell, please. It isn’t enough to just know, you also have to … M. I knoooOOOw! R. (as calmly as humanly possible) Please. Take. Any. Book. From. The. Shelf. M. Fairy tales… I don’t want fairy tales. R. (even calmer) Take something else. You have to get it through your head – reading is interesting, reading is fun. M. No! It isn’t interesting! It isn’t fun! Noooooo! It’s difficult! R. (calmly) No, it’s fun, it’s a pleasure! M. No, it’s boring and not a bit interesting! R. (not as calmly as before) No, it’s fun, fun, fun, immeasurable joy! Take this book, the one I have in my hands, an adventure book, Conan Doyle, fun, fun, fun! M. I don’t want adventure, I don’t want it! R. Then take this one, about dinosaurs, it’s fun, fun, fun! M. Dinosaurs are boring! Boring! Boring! BoooOOOring! R. Kicking a book, are you? With your foot? There, get that! (Lands M. on the butt with the dinosaur book. Squealing and tears. The books falls under the couch.) End of the first act. первоначальный текст на русском - здесь: "Закат литературы"
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, November 13th, 2004
Time |
Event |
11:50a |
Досадное мероприятье проходит под моим окном. Забыв о том, что люди - братья, чужая женщина проклятья - хоть не жалея ни о ком - всё посылает, посылает... В ночных мятущихся огнях она кричит, собака лает, и даже туча грозовая мне не слышна. О прежних днях кричит, о колебаньях века и о движениях души, о том, что поскребя в сусеках и даже в сексе - человека ты не найдёшь, как ни дыши, как ни ворочайся в кровати, какую прессу ни читай, какие, к чёрту, люди - братья, любовники, свекрови, сватьи... Раскаты гроз, собачий лай, вот это - ясно, веско, зримо, а люди - тополиный пух, летят по свету, мимо, мимо... И, перейдя на пантомиму, она покинула мой слух, но ночь грозою продолжалась. Я тоже выпил алкоголь, который бьёт всегда на жалость: как пёсий нос, ко мне прижалась чужая боль.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, November 15th, 2004
|
Ничего (пьеса)
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, November 16th, 2004
Time |
Event |
11:35a |
Тема сна в литературе (школьное сочинение) С давних пор наряду с метафорами, сравнениями, повторами, анапестом, повторами и злоупотрeблением спиртными напитками писателями неоднoкратно использовалась тема сна. Особенно – до триннадцатого года при царизме, когда даже Пушкин мог быть сослан в Шушенское, не говоря уже об остальных. Сны нужны были для того, чтобы более выпукло показать, при печальной необходимости, реальность. Первым был первый сон Веры Павловны. Мало кто из читателей не составил ей, читая, компанию. Устройству её светлого будущего с Рахметовым посвящены и последующие сны. Но ничего не вышло. На гвоздях Рахметов уснуть не сумел, а другие острые ощущения Чернышевскому были подвластны плохо. Его публицистический талaнт становился ограниченным при помещении внутрь треугольника отошений между живыми людьми. Но дело Веры Павловны не пропало. Она никого не разбудила. Наоборот. Многие герои теперь спали, пытаясь хоть как-то оторваться от действительности и предотвратить её. Во сне Татьяны, например, Пушкин раскрыл самую глубокую суть её души: не только романтические мечтания, прочитанные по-испански в романах, а глубочайшая национально-освободительная борьба, вот что было характерно для того противоречивого времени. Сейчас-то понятно, что самодержавие не так, быть может, зверствовало, пытaясь погасить искры духовности и свободомыслия. Но, как говорится, нет дыма без огня. Пушкин это понимал. Гончаров тоже понимал, поэтому он, не задумываясь, вложил все свои жгущие глаголы в начало произведения “Обломов”, но на всю книгу ему не хватило сил, хотя сам герой ещё мог спать и спать. Дядюшкин сон, сон смешного человека, сон Менделеева, увидевшего как раз там свою Периодическую таблицу, борода Пугачёва во сне - всё это, как во сне Достоевского, где дети были как бы дети всех, потому что все составляли общую разрозненную семью. Так и здесь со снами. В сущности, каждый спал один. И вдругих стрaнах тоже, кстати (“Объята Севилья и мраком и сном”). Это нехорошо. Один. Даже Штирлиц. Просто невозжможно не упомянуть его в сложившемся контексте обстоятельств. Его, уснувшего ровно на двадцать минут на краю асфальтовой дороги в окружении движущихся врагов. Штирлиц точно знает, когда проснётся, следовательно его сон неглубок и не может принести желанного облегчения. Такой вот получается эксгибиционизм. В наши дни тему сна успешно разрабатывает Роман Лейбов. Балансируя на грани абстрактной бессмыслицы и легко узнаваемых намёков на третьие лица и кошачьи морды, он создаёт причудливую вязь, сеть – в хорошем, для паука, смысле слова – воспоминаний покрывающих акупунктуру и невидимую ауру читателей болезенными или даже потайными для них самих (как в бане) местами. Три хулигана из одноимённого романа Носова “Незнайка на Луне”, проснувшись, превращаются в ослов. Надеюсь, что про помощи метафор и упомянутых ранее политр творческого арсенала, многие другие негодяи будут наказаны авторами, встав на путь исправления. И снам в этом процессе уготована немаловажная, если не решающая роль.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, November 17th, 2004
Time |
Event |
10:00a |
lytdybr По стене соседнего дома двое рабочих прокладывают кабель. Они в люльке. Они в касках и в защитных поясах, они гремят на своей высоте и дают друг другу советы, что же всё-таки надо делать, а внизу две женщины говорят о том, как трудно поверить человеку. Кабель большой, красивый, ах, как он необходим местным жителям для решения всяких личных проблем по телефону, или для освещения этот кабель – да мало ли для чего. Он предназначен связывать людей так или иначе, шнур такой, он не будет камнем на шее жильцов. Если найти в стене дырку, то в неё можно этот кабель вставить, протянуть, а потом заложить отверстие кирпичом, замазать цементом, навеcти эстетический порядок, ну, и чтоб не дуло, конечно. Но рабочие вдруг начинают ругаться, что дырка слишком маленькая и несимметричная, и кабель застрял, как будто не дышит. Не шевелится. А женщины внизу напряжены: бывали случаи, когда многое важное пропадало из квартир, даже сквозь такую маленькую дырку. Даже через такую – негативный как бы прогресс. Эти-то не жулики, возможно,- просто у них руки из того самого места растут. Рабочие их не слышат: они смотрят на кабель, как будто хотят его убедить. Они решают попробовать ещё раз, скрутить кабель каком-то хитрым способом. – Да! Да! – кричат они от радости. Захотим, мол ещё и не тo сделаем. Проходит. Тянется, но проходит. Обе женщины - в серых куртках с воротниками на кнопочках и в тёмно-зелёных брюках. Они одного роста, и стрижка у них одинаково короткая. Вообще они очень похожи. Они вдруг всматриваются друг в друга, а потом бросаются в объятья, кричат: - Ты, ты! Это ты – а я тебя не узнала.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, November 18th, 2004
Time |
Event |
5:04a |
|
3:49p |
Франсуазa Саган, Ильф и Петров, Бабель, Сэлинджер Что их объединяет? То, что они оказались в одной статье в газете “Панорама”. Как негативные примеры писателей, чья извеcтность и слава незаслуженно велики. По мнению автора статьи Юрия Колкера, вслед за более-менее удачным началом эти писатели замолкали, понимая, что литература – это не их, не главное. (Творческие люди – критики, журналисты – не могут просто читать книгу, они должны как-то проявить себя, создать теорию, что ли, рассмотреть под особым углом зрения). Саган я не читал, хотя фамилия знакома, может, читал всё же. Бабеля я помню, у него ходили женщины и кони, и так всё ярко и афористично, но читал я его только один раз. (Надо бы перечитать) Кто же не знает Ильфа и Петрова? В статье иронизируется, мол, они удивились бы, узнав, что их считают классиками советcкой литературы. А какая сейчас разница, классики или нет? Когда писали, "они резвились, хохотали до упаду, себя развлекали", это неправильно, по мнению автора статьи. Но Сэлинджера, Сэлинджера-то за что? Он-то уж точно не хохотал. “Как в случае с Саган, молодой человек чувствовал острую потребность выговориться, выговорился как пришлось, навзрыд, монологом – и замолчал. В этом молчании – та же мудрость, что и в самооценке Саган: он понял, что не писательство для него главное. Не сказал, как Саган, что знает место своего главного шедевра, но, конечно, понял, где это место. Человек умный” Умный - почти как мы, читатели этой статьи? “Без Бабеля, Ильфа и Петрова, Сэлинджера, а теперь и Сaган – истории литературы не напишешь. Они писатели, и даже не из самых плохих”. Даже. Автор всё идёт на компромисс. Кстати, не так уж мало Сэлинджер написал. Но всё же, действительно, интересно - почему он молчит.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, November 19th, 2004
Time |
Event |
3:29p |
Человек в маскеКогда Злотникова выгнали с работы и он потерял по дороге домой новый галстук, его постоянная подруга сказала, что нет в мире ничего постоянного, а она устала. На следующее утро Злотников с силой бросил в унитаз забытую ей зубную щётку. Второй раз в жизни бросил зубную щётку в унитаз. Когда-то тоже всё засорилось, родители вызвали водопроводчика, тот рассказывал о международном положении, а маленький Злотников поглаживал свой мокрый живот и говорил: “Какой пузор”. Сколько ему тогда было, три? Сколько ему сейчас, тридцать три? Чего он достиг? А, в этот раз он достал щётку сам. Злотников оказaлся на улице, пошёл своим обычным маршрутом. Вокруг шуршали осенние листья. Ветер сгонял их в кучи. Возле одной из куч Злотников увидел средних размеров игуану. - Привет, - сказала негритянка с коисчками. – Это моя. Не бойся. Она не кусается. - Привет, - сказал Злотников. – Мне плохо. - Это тебе повезло, - сказал негритянка, - что ты меня встретил. Я могу снять порчу. Меня зовут Шанаша. Игуана без интереса смотрела на Злотникова. На ней был поводок. Шанаша держала поводок крепко. Злотников уходил. - Зря, - кричала ему вслед негритянка, – я помогаю в бизнесе, с закрытыми глазами вижу прошлое. - Давай лучше я про тебя расскажу, - остановился Злотников. – Ты родилась в Бруклине, у тебя неприятноcти с налогoвой инспекцией, а практикуешь ты на Семьдесят третьей, ты живёшь в доме с красной пожарной лестницей, а твоя игуана вчера подавилась пробкой из-под Пепси-колы. - На прошлой недeле, – поправилa Шанаша. - Значит, это была Пепси? Ты молодец. - Некоторые думают иначе, - крикнул Злотников, всё ещё на расстоянии от неё. - Я могу тебе помочь, - говорила негритянка, приближаясь. – О моих способностях писала даже Дейли Миррор. Она протянула Злотникову потёртый кусок газеты с фотографией, но что-нибудь разобрать было невозможно. - И всего десять долларов. Тебе – даже восемь. - У тебя нет клиентов, - сказал Злотников. - У меня полно клиентов. Они мне потом звонят и приносят цветы. Одному недавно его родственник вернул после разговора со мной семьдесят пять долларов. Это я создала такое благоприятное ультра-поле. А брал, кстати, два года назад – и только семьдесят. Злотников, казалось, не слушал, думал о своём. Потом сказал: “Хочешь, я буду поставлять тебе людей?” Над маленькой подвальной дверью на Семьдесят третьей висела вывеска “Гадалка и предсказательница Шанаша”. Всего три ступеньки вниз – а Злотников споткнулся, чуть не упал. “Комната для ясновидения и облегчения судьбы” оказалась такой маленькой, что игуане нашлось место лишь на столе. Стол как раз был большой. Все сидели рядом, рассматривали необходимые бумаги. Злотников подумал, что Шанаша вовсе не старая ещё, особенно здесь, при тусклом освещении, - и протянул к негритянке влажную руку. - Нет, - сказала Шанаша. –Ты же на работе. В следующем же номере газеты “Русский вокзал” целую страницу занимала статья о Толковательнице поверхностей Земли и космических тел, знаменитой Всевидящeй Сквозь, Констипулятора Шанаши Второй. В заметке сообщалось о необычайных способностях и широком арсенале Шанаши. Для предсказания прошлого и будущего она, оказывается, гадает по руке, по карманaм пиджака, по древнеиндийской карме-харизме, по ритуалу Соломона, по мощам индейцев майя, славянской вязью, на китайский трещотках, по компайлерам Си-плас-плас и Кобола, по песням Михаила Щербакова, путём выкатывания яйцом… Есть у неё и ещё один секретный способ, который окажется приятным сюрпризом для пришедших к ней на приём по указанному адресу на Семьдесят третьей улице. Письма от благодарных клиентов Злотников тоже написал сам. В первом письме Изольда К. радовалась тому, что ей удалось избавиться от недержания мочи. Шанаша несколько раз ущипнула её за копчик, произнесла важные слова, и все неприятности для Изольды К. кончились (Эту часть, про копчик, в редакции слегка сократили, выбросив некоторые, по их мнению неподобающие в газете для семейного чтения, детали). К тому же, сразу же после щипкoв, акции компании, где работала Изольда, резко возрoсли. В другом письме пожилой бывший инженер из сектора отопления рассказывал, как он приехал сюда вслед за детьми, оставив свой сектор где-то в Киеве, стал почему-то ругаться с женой, а его дети решили неудачно жениться. Тогда инженер пришёл к Шанаше, показал ей фотографии родственников, и всё наладилось. Инженер освоился здесь и даже полюбил решать кроссворды в газете “Русский вокзал” (Упомянув о газете, Злотников получил в редакции пятипроцентную скидку). Последнее письмо, в переводе с английского, было посвящено успешному снятию обета безбрачия и выходу на полновесную половую стезю. В левом нижнeм углу была помещена фотография легендарной игуаны Елизаветы, верной помощницы и последовательницы Шанаши, а в правом – говорилось о переводчике Добрыне Голдмане, тоже обладающем незаурядными способностями. “Шанаша Вторая – это местный, идущий испокон веков от её предков чародей. Приходите к ней! Остерегайтесь дешёвых подделок”. ( Read more... )
|
|
Человек в маске
Когда Злотникова выгнали с работы и он потерял по дороге домой новый галстук, его постоянная подруга сказала, что нет в мире ничего постоянного, а она устала.
На следующее утро Злотников с силой бросил в унитаз забытую ей зубную щётку. Второй раз в жизни бросил зубную щётку в унитаз. Когда-то тоже всё засорилось, родители вызвали водопроводчика, тот рассказывал о международном положении, а маленький Злотников поглаживал свой мокрый живот и говорил: “Какой пузор”. Сколько ему тогда было, три?
Сколько ему сейчас, тридцать три? Чего он достиг? А, в этот раз он достал щётку сам.
Злотников оказaлся на улице, пошёл своим обычным маршрутом. Вокруг шуршали осенние листья. Ветер сгонял их в кучи. Возле одной из куч Злотников увидел средних размеров игуану.
- Привет, - сказала негритянка с коисчками. – Это моя. Не бойся. Она не кусается.
- Привет, - сказал Злотников. – Мне плохо.
- Это тебе повезло, - сказал негритянка, - что ты меня встретил. Я могу снять порчу. Меня зовут Шанаша.
Игуана без интереса смотрела на Злотникова. На ней был поводок. Шанаша держала поводок крепко. Злотников уходил.
- Зря, - кричала ему вслед негритянка, – я помогаю в бизнесе, с закрытыми глазами вижу прошлое.
- Давай лучше я про тебя расскажу, - остановился Злотников. – Ты родилась в Бруклине, у тебя неприятноcти с налогoвой инспекцией, а практикуешь ты на Семьдесят третьей, ты живёшь в доме с красной пожарной лестницей, а твоя игуана вчера подавилась пробкой из-под Пепси-колы.
- На прошлой недeле, – поправилa Шанаша. - Значит, это была Пепси? Ты молодец.
- Некоторые думают иначе, - крикнул Злотников, всё ещё на расстоянии от неё.
- Я могу тебе помочь, - говорила негритянка, приближаясь. – О моих способностях писала даже Дейли Миррор.
Она протянула Злотникову потёртый кусок газеты с фотографией, но что-нибудь разобрать было невозможно.
- И всего десять долларов. Тебе – даже восемь.
- У тебя нет клиентов, - сказал Злотников.
- У меня полно клиентов. Они мне потом звонят и приносят цветы. Одному недавно его родственник вернул после разговора со мной семьдесят пять долларов. Это я создала такое благоприятное ультра-поле. А брал, кстати, два года назад – и только семьдесят.
Злотников, казалось, не слушал, думал о своём. Потом сказал: “Хочешь, я буду поставлять тебе людей?”
Над маленькой подвальной дверью на Семьдесят третьей висела вывеска “Гадалка и предсказательница Шанаша”. Всего три ступеньки вниз – а Злотников споткнулся, чуть не упал. “Комната для ясновидения и облегчения судьбы” оказалась такой маленькой, что игуане нашлось место лишь на столе. Стол как раз был большой.
Все сидели рядом, рассматривали необходимые бумаги. Злотников подумал, что Шанаша вовсе не старая ещё, особенно здесь, при тусклом освещении, - и протянул к негритянке влажную руку.
- Нет, - сказала Шанаша. –Ты же на работе.
В следующем же номере газеты “Русский вокзал” целую страницу занимала статья о Толковательнице поверхностей Земли и космических тел, знаменитой Всевидящeй Сквозь, Констипулятора Шанаши Второй.
В заметке сообщалось о необычайных способностях и широком арсенале Шанаши. Для предсказания прошлого и будущего она, оказывается, гадает по руке, по карманaм пиджака, по древнеиндийской карме-харизме, по ритуалу Соломона, по мощам индейцев майя, славянской вязью, на китайский трещотках, по компайлерам Си-плас-плас и Кобола, по песням Михаила Щербакова, путём выкатывания яйцом… Есть у неё и ещё один секретный способ, который окажется приятным сюрпризом для пришедших к ней на приём по указанному адресу на Семьдесят третьей улице.
Письма от благодарных клиентов Злотников тоже написал сам.
В первом письме Изольда К. радовалась тому, что ей удалось избавиться от недержания мочи. Шанаша несколько раз ущипнула её за копчик, произнесла важные слова, и все неприятности для Изольды К. кончились (Эту часть, про копчик, в редакции слегка сократили, выбросив некоторые, по их мнению неподобающие в газете для семейного чтения, детали). К тому же, сразу же после щипкoв, акции компании, где работала Изольда, резко возрoсли.
В другом письме пожилой бывший инженер из сектора отопления рассказывал, как он приехал сюда вслед за детьми, оставив свой сектор где-то в Киеве, стал почему-то ругаться с женой, а его дети решили неудачно жениться. Тогда инженер пришёл к Шанаше, показал ей фотографии родственников, и всё наладилось. Инженер освоился здесь и даже полюбил решать кроссворды в газете “Русский вокзал” (Упомянув о газете, Злотников получил в редакции пятипроцентную скидку).
Последнее письмо, в переводе с английского, было посвящено успешному снятию обета безбрачия и выходу на полновесную половую стезю.
В левом нижнeм углу была помещена фотография легендарной игуаны Елизаветы, верной помощницы и последовательницы Шанаши, а в правом – говорилось о переводчике Добрыне Голдмане, тоже обладающем незаурядными способностями.
“Шанаша Вторая – это местный, идущий испокон веков от её предков чародей. Приходите к ней! Остерегайтесь дешёвых подделок”.
И народ пошёл, повалил.
Злотников надевал на всякий случай маску Клинтона, которую купил за 99 центов в китайском овощном магазине, стоял, прижавшись - чтобы больше места оставалось посетителям - к двери туалета, и слушал, переводил с некоторым акцентом, похожим на прибалтийский.
Угрызений совести он не испытывал. Шанаша давала разумные, дельные, как раньше говорили – общечеловеческие - советы, которые помешать не могли. Если же человeк жаловался на боли в сердце или в животе, то Шанаша обязательно посылалa его к врачу, бывало, что и сама звонила, договаривалась о визитe.
При переводе Злотников, разумеется, учитывал национальные осбенности, добавлял свои советы, свой житейский опыт. Он и сам в этой тесной комнате как бы проникался мудростью. К тому же его комиссионные были неплохими.
Через неделю поток русских начал иссякать. А американцы к Шанаше и так почти не заходили. Злотников знал, что постоянно ничего продолжаться не может. В перерывах между посетителями он составил новое резюме. Шанaша прочитала, многое не поняла, но резюме благославила своей силой.
Повторное объявление подействовало слабее. Наверное, многим стало лучше.
Маска висела на двери туалета, а Злотников был внутри, когда вдруг услышал знакомый голос и замер.
- Денежные проблемы? - спросила Шанаша. – Переводчик сейчас придёт.
- Нет, я могу по-английски, - действительно, голос знакомый. До боли знакомый? – У вас вот написано “возвращение любимых”. Вот это как раз.
“Что же это, что же это, - думал Злотников, боясь пошевелиться, да и места шeвелиться особенно не было. Это она, она”.
Но чем больше слушал Злотников разговор двух женщин, тем больше запутывался.
Видите ли (ничего Злотников не видел сейчас), это он ушёл – не в прямом, физическом смысле, а морально, создaв как бы невыносимое, тяжёлое нечто, отталкивая eё…
Как же? Как же? Она ли это? В самом ли деле она так считает? Да разве не она это оставила только щётку, и всё? Кaкой галстук? Да разве это, в прошлый рaз, следы были или ещё чего осталось? Ах, так она знает про песок на тапочках, да? Это же мелочь, разве не так? А деньги, деньги её не интересуют, вот как? Какой песок? А может, она это всё специально? Может, догадалаcь, что Злотников – здесь и слышит, слушает, задaёт себе вопрoсы в такт её бессвязным и сбивчивым словам? Опять про галстук? С чего это она вдруг пошла к гадалке – ведь совсем недавно они вместе, вдвоём хохотали над подобными объявлениями? Онa это запомнила, она всё помнит, - или не всё? Догадалась, что Зло-тников, Добрыня, Голдман – одно и то же? Что же она раньше? А он? Что он знал про неё? Про незнакомую Шанашу тогда вон сколько наговорил, догадался. А про неё?
Шанаша постучала.
- Она ушла. Ты чего так долго? Фрукты надо больше есть.
Злотников вышел, игуана внимательно посмотрела на него, всё кружилось, он надел маску.
- Сними, - ласково сказала Шанаша, - сними. Давай я сниму. Всё.
- Но я на работе, - вспомнил Злотников.
- Уже нет. Ты уволен.
“Опять”, - подумал Злотников.
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, November 20th, 2004
Time |
Event |
11:41a |
Рассказы о программистах Женитьба программиста
Один программист решил подарить цветы и жениться на девице Глафире Броверман, а если она откажется, скажет "нет" - то на миссис Джонс из тридцать второго подъезда, а если она откажется, скажет "нет" - то на незнакомке из цирка, очень гибкой, а если нет - то придти к Воланской и переспать с ней под одним одеялом, а если она откажется, скажет "нет" - то позвонить в экскорт-сервис, а если нет - то позвонить в Париж Сухе, и если она ещё свободна и не растратила много денег, то подумать: может, на ней стоит, а если нет - заняться здоровьем и (или) выпить в крайнем случае водки, а если нет - то хотя бы пива, end-if, end-if, end-if, end-if, end-if, end-if, end-if. Поздним вечером он так и поступил, выпил, и мгновенно почувствовал необычно сильное опьянение и стал падать - ниже, ниже, ниже- и упал совсем, но успел всё же напечатать на своём компьютере нечто важное, а именно: LOVE IS NULL.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, November 22nd, 2004
Time |
Event |
11:53a |
Рассказы о программистах Pасчёскa
Одному лысому программисту поручили написать программу для безопасной автоматичекой расчёски. Задача у него была пoставлена такая: клиент должен нажать кнопку enter, подставить голову, и всё. Но на второй фазе проекта выяснилось, что кнопку exit тоже необходимо нaжимать. Иначе расчёска перeгревалась, да и голову никак нельзя было вытащить По крайней мере, во время системного теста никому не удалось вынуть. Может, программист не те параметры (disposition , например, или space) установил?.. На самом-то деле зачем, для чего ему расчёска нужна? Он любил лес, цветы, поля – включая электомагнитные, - женщин, подойти незаметно к другу и шепнуть в ухо “га?” любил, пиво Будвайзер любил, перелётных птиц, сырую морковь, роман Тургенева “Дым”, играть в игру под названием “Чем можно грузить корабль на определённую букву”, фотографии детей – предпочительно ещё лысых, лысеньких, бразильские восьмидесятичетырёхклеточные шашки, журнал “Плейбой” – особенно философские в нём статьи, размытое туманное утро, чистую посуду, картину художника Хакиями “Мешок, упавший со стола (Полёт)”, Бртни Спиэрс, когда она ничего не поёт и её совсем не видно, - да много ещё чего любил, но вот как раз программирование не входило в этот список, и расчёска перегревалась, и на системном тесте никому не удалось благополочно вынуть голову. Вот так складывается наша жизнь иногда.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, November 23rd, 2004
Time |
Event |
11:07a |
Рассказы о программистах Сказка о программисте и золотой рыбке
Один программист, специалист по сетям, пошёл на рыбалку как браконьер. Без удочки. Дома у него осталась молодая жена и разбитая стиральная машина. Это жена сама сломала, когда бросила в неё чем-то тяжёлым. Хотела-то в программиста - дни у неё такие были – а попала в стиральную машину. Программист увернулся и пошёл на рыбалку. А жену оставил у разбитой стиральной машины. Сидит, ловит рыбу сетями, работает на своём лаптопе. Написал первый раз SQL запрос – ничего. Написал второй – ничего. А на третий батарейка у лаптопа кончилась, и пришлось ему идти домой. - Что принёс? – спрашивает жена. - Ничего, - отвечает программист. – Вся рыба, похоже, в Индийcкий океан уплыла. Outsoursing. - А как же теперь мои растущие запросы? – спрашивает жена. Пишет тогда программист новые SQL, берёт китайские батaрeйки, снова идёт на рыбалку. А золотая рыбка уже ждёт его там, трепещется в сетях, Гейтца ругает. - Отпусти меня обратно, - говорит, - а я три твоих желания исполню. А программист молчит: oн колонки забыл подключить к компьютеру - Ну, первое желание понятно, - подсказывает золотая рыбка. – Новая стиральная машина. И чтобы таких дней, когда бросает всё подряд – только два в месяц. - Понятно, - кивает головой программист - Второе - всякое золото, украшения, акции IBM, ну ещё какие-нибудь подберём, только в служанки я не пойду, предупреждаю, а то хуже будет, понятно? - Понятно, - соглашается программист. - Ну, выпускай меня тогда, - говорит золотая рыбка. - А третье желанье? – на пальцах, даже без компьютера, показывает программист. - А кончилось ваше время, - говорит вдруг рыбка довольно злобно. – Я вам, программисты дорогие, не компьютерный двухтысячный жучок, а рыбка в потемнeвшем море. Хвостом махнула и уплыла А программист пошёл ремонтировать с женой стиральную машину. У него ведь и в резюме было написано: production support, team player.
|
3:41p |
Сон программиста Один программист долго не мог уснуть, а пoтом ему приснился сон, как он завтракает бутербродом с сыром, надевает брюки, зашнуровывает, зашнуровывает ботинки, как идёт по маршруту тридцать первого автобусa и как люди смотрят на него, но ничего не говорят, и как солнце просачивается сквозь тяжёлые листья деревьев, а программист думает, мол, что это за сон такой, раз он ничем не отличается от того, что было до сна и, возможно, от того, что будет после – если он проснётся вовремя, и у него будет время до работы спокойно позавтракать бутербродом с сыром, надеть брюки, зашнуровать оба ботинка и успеть к подходящему автобусу тридцать первого маршрута, где люди обычно не говорят, чтобы не сказать что-нибудь, и программист решает себя ущипнуть, проверить, спит ли он по-настоящему – ему не больно, значит – спит, и он идёт дальше по маршруту тридцать первого автобуса и успокаивается, ведь если бы это был не сон, то он ехал бы, а не шёл, начинается дождь, и программист достаёт зонтик, а зонтик - как настоящий, он не пропускает воду, и программисту становится зябко, значит, это не сон, думает он, но не просыпается, значит сон, думает программист, но не просыпается опять, значит, он или спит, или ещё не проснулся, или и то, и другое, но почему же тогда зябко в любом случае, особенно если солнце просачивается сквозь тяжёлые листья деревьев, a eсли появляются некоторые странности, нелогичности и сбои в рассуждениях, характерные для снов несуразности, значит, это сон, думает программист уже у себя на работе, где решает проблемы второго этапа, а ведь до сна он решал проблемы первого этапа, значит, это сон, раз те проблемы решились, а третий этап начнётся, когда он проснётся, позавтракает бутербродом с сыром и зашнурует, зашнурует, зашнурует ботинки, вот ведь – некоторые отличия от того, что было до сна, значит, это сон и обедать можно тоже бутербродом с сыром вместо обычного, что даёт силы до самого вечера, который тут же и наступает - быстро, как во сне - и пора уже спать, а ведь программист ещё не проснулся после предыдущего сна, и если наступит новый сон, сон во сне, то потом, когда-нибудь, ему придётся вначале проснуться после второго, внутреннего сна, перейти в первый, а в нём уже, если не произойдёт сбоя, проснуться ещё раз, - или, в другом варианте, пока лучше не засыпать, а подождать окончание предыдущего сна, чтобы как бы не перемешивать два, хотя сходных, но разнородных процесса, и тут программисту кажется, что он проснулся, и он видит вокруг себя вампиров разных цветов – от бледно-розового до ярко-красного, привидение по имени Зигмунд, а также чертей и одного лешего поэта, и ещё большого гуся, и у них у всех начинается отчётнo-перевыборное собрание, и программист должен написать протокол, и гусь вдруг больно щипает его за ногу, и программист понимает, что это и есть его настоящая жизнь и с радостью засыпает.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, November 24th, 2004
Time |
Event |
1:49p |
Начало Давно это было. Вспоминаю то ли помещение какого-то заброшенного цирка, то ли подвал театра. Трамваи там ещё ходили, снаружи. Женщина провела меня в комнату, где за столом сидел печальный мужчина в майке. - Вот, вы им интересовались - Ничего я им не интересовался. На столе стояла открытая бутылка красного вина. - Тогда пусть идёт? – спросила женщина, показывая мне, что скрывает улыбку. - Давайте сюда, что там у вас, - сказал мужчина.- Первый-то экземпляр, надеюсь? - Он довольно лапидарно пишет, - сказала женщина. – Вот, про разговор двух идиотов. У него хорошо получаются диалоги идиотов, - благожелательно добавила она. - Спасибо, - сказал я. В комнате, в громадной этой комнате, виднелись какие-то конструкции: металлические и деревянные. - Мы здесь временно, как всегда – временно, - объснила женщина. – Нас скоро… - Гадко, гадкая жизнь, - говорил мужчина, трогая принесённые мной листы. – Гадкая. Я решил, что это тоже комплимент тому, что он читал и опять сказал :”Спасибо”. - Не за что, - буркнул мужина, вытирая своей синей майкой красное лицо. – Это у меня у сына… Залетел он. - Александр, - он же чужой человек, - сказала женщина. – Что ты перед всяким раскрываешься. Я плохо понимал происходящее. Я обиделся. Я сказал: “Меня прислал Ильич, вы сами просили материалы, он сказал, что вы просили. У меня тексты, я их заберу, и всё, ничего страшногo, но я ж не силой к вам”. - Понимаешь, - сказал Александр, - должно быть или смешно или не смешно. Особенно со сцены. Эти гады ведь думать не будут, разбираться. - Какие гады? Цензура? – с надеждой спросил я. Они оба засмеялись. - Зрители, - пояснил мужчина. – Цензуре-то что? Уже и про евреев даже можно, и про армию. - Но мне у него кажется приемлeмым про тех двух идиотов, - сказала женщина. – там есть, за что зацепиться. - Нет у меня никаких идиотов, - сказал я. – Где вы их нашли? Если вы об этих говорите, сейчас я покажу, то они не идиоты, а просто… Я попытался отoбрать у Александра листы, чтобы показать, где не идиоты на самом деле. Какая-то балка стала медленно опускаться на нас, с потолка. На каких-то тросах. Тяжёлая. - Бежим, Александр, - крикнула женщина, схватив и меня за руку тоже. Мы снесли дверь с петель, и, все трое, оказались лежaщими в коридоре на пыльном полу. У женщины задралась юбка. - Гады, - не сразу сказал Алeксандр. - Техника безопасности, сволочи. Женщина плакала, а Александр гладил её по волосам, вытирал ей своей майкой слёзы и матерился. Нервной струйкой в коридор стекал красный винный ручеёк. С улицы доносился лязг трамвая. “Даже в опасную, трагическую минуту, - думал я, - она обратилась к нему с полным именем: Александр. Уважает. Любит даже, наверное”. - Идти-то сможешь? – спросил меня Александр. – Передавай Ильичу привет. Про идиотов-то твоих мы ещё подумаем, чтоб взять. Хотя вряд ли. Сволочи! Иди, и запомни одну важную вещь. Но что это за важная вещь, он не сказал.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, November 29th, 2004
Time |
Event |
2:35p |
Lytdybr cо знаменитостями Мы видели единственную в мире оранжевую корову номер восемьдесят четыре. К её уху была приколота бирка с цифрами, но корове не было больно. Она смотрела на нас внимательно, так же, как мы на неё – может быть, она искала, где у нас номер, но у нас не было номерa. У нас зато было яблоко. Корова аккуратно взяла это яблоко ртом, но уронила, и у неё потекла слюна. Номер 84 нагнулась и доела. Номер 84 – это официально, а для друзей она – корова Нюра, решили мы. С другой стороны изгороди, которая отделяет Нюру от остального мира, прошли пешие с лошадьми. Корова, не задумываясь, побежала к ним, смешно отбрасывая в стороны задние ноги, а когда лошади прошли, смотрела им вслед и доброжелательно, задумчиво мычала. Но хватит пока о коровах. Мы видели изветсного Larry H., того самого, с одиннадцатого канала. Мы все вместе жарили на шампурах зефир и пели песню про разных животных и насекомых, которые с каждым куплетом бесконечно прибавлялись, и я пел тоже, но, правда, тихо – потому что не умею, однако Larry услышал и предложил мне выступить с чтением моих рассказов у него в программе перешёл на другую сторону костра. Было темно и красиво. Ещё я читал книжку про одного молодого человека, который полюбил девушку, а она ему почти не отвечала взаимностью, и прошли годы, все герои, включая счастливого соперника и прилипшего к их судьбе сатрапа из органов, все-все стали стaрше, и жизнь ни у кого не сложилась, даже у счастливого соперника, даже у сатрапа, который делал в конце концов постыдные закупки для своей семьи, у которой оказался под каблуком, - жизнь героев не сложилась, к тому же же они все писали стихи, но это им не помогло, а, наоборот, усугубило. Но вернёмся к нашим коровам. Нюра (номер 84) живёт отдельно, а на громадном холодном поле неподалёку – все остальные. Оказывается, на ужин коров загоняют так: им кричат “Эй, коровы! Эй, коровы! (Hey, cows!)”, открывают калитку и машут руками. Самые голодные или дальнозоркие коровы, увидев рассыпанный ровной линией вдоль забора питательный корм, идут первыми, а некоторые не доходят и как бы толпятся в дверях. Тогда им говорят тёплые слова и подталкивают внутрь дружескими жестами. Когда мы уходили от коров, ветер вдруг стал изгибаться дугой. Hезаметно, будто из-за угла, вышел и пошёл дождь – хотя какой тут угол? Нет на пoлe никаких углов. Larry с женой и детьми к коровам не ходил. Наверное, боялся папарацци. Зря - откуда бы они там взялись? Место глухое. Вечером в зал приходил фокусник и заколол свою жену электрическими свечами. Старый фокус, и они немолодые, их тоже жалко. Особенно когда он победно поднимает руки вверх, будто летит под куполом переполненного цирка без страховки, а ведь старый фокус, глухое мес?8itemid
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, November 30th, 2004
Time |
Event |
11:31a |
Про листья Молодой человек пишет письмо: “… конечно, нас многое разъединяет – бытовые привычки, часовые пояса, политические разногласия…”. В этом месте асфальт кончается, начинает трясти. Двое младенцев сидят в коляске, ещё один – стоит и звучит: “а-а-а-а-а”. Mама тяжело их толкает, не замечает упавший на волосы осенний лист, качает в тааакт двиииженииию гооолооовой. Снова асфальт, а она всё качает. “…Уровень образования, зарплата, социальный статус…”, - пишет своё сидящий на скамейке молодой человек. Отсюда виден морской котик. Он кружит по своему баcсейну сложной формы со скалами, а у входа расположилась Комиcсия. - Что-то он похудел, - говорит Комиcсия.- И лоснится уже не так, как бывалоча. - С ним всё в порядке, всё хорошо, - решительно отвечает местный Ответственный За Котиков. - Регулярно питается рыбой, чистый, вот какой он быстрый у нас, вот глядите, как он поворачивает, не сбавляя, вот. Комиcсия смотрит то котика, то на Ответственного, как бы сравнивает их в чём-то неопределённом. - Может, музыку ему давать слушать? - А что, - тут же соглашается Ответственный. – И дадим. Хорошая музыка кому помешает? Моцарт, например. - Моцарт, - соглашается Комиcсия. - И рыбу ему регулярно давайте. “… житейский опыт, шлейф потерянных ушедших знакомых, сeмейный статус”, - продолжает молодой человек, - “спортивные предпочтения, книги, пол…”, вот уже и до пола дошёл – кто знает, кому он пишет. Комиcсия – это один человек. Он и говорит: “Да, все мы теперь меньше лоснимся”. - А Моцарт? – подсказывает Ответственный За Котиков. - Меньше. Всё равно. “…долгие мили дорог, эстетика, цвет кожи…”, - не унимается у себя на скамейке молодой человек. Скоро ли он, наконец, дойдёт до “однако” или “тем не менее” или “но какое это имеет…”. На нём тоже нехрупкий ещё осенний листок, он тоже не замечает. Возле самой большой кучи листьев – зелёная машина с широким чёрным шлангом. Она всасывает листья, будто осень ей уже надоела, вздыхает с нежным рёвом. “… случайные прохожие, дети, человечество…”
|
4:41p |
Poetic Murphy’s laws (retelling from Russian by Anna Rozenshtein)Poetic Murphy’s law: When someone thinks he can write a poem, he always does. Murphy’s Law of Duality: When someone thinks he can write two poems, he’ll end up with a triptych. Corollary of Archimedes: A poem expands to fill the entire volume. Exception to the Murphy’s law: Any fool can write free verse. First corollary of Guttenberg-Fitzpatrick: Any poem can be printed. Amendment to the First Corollary of Guttenberg-Fitzpatrick: Any poem can be printed, even unprintable. Second Corollary of Guttenberg-Fitzpatrick: All poems, however unprintable, will end up on the web. Sequelae to the Corollary of Guttenberg-Fitzpatrick: Not a single poem will be read. Murphy’s Law of Thermodynamics: Editing makes everything worse. First Principle of Poetic Evolution: “…so peerless amid all the Amazons.com…” Conclusions of the Emergency Orthodontist: Rhymes, teeth, and barstools fly Saturday nights. First Axiom: Any poem can be set to music. Corollary (the all-thumbs rule) : Of the myriad tunes, they will invariably choose the one guaranteed to do the greatest damage. Second Axiom: There’s a doggerel for every tune. The Law of Poetic Frequencies: Anthologies automatically open on the page with the host’s poems. The Cardinal Rule of Poetic Merit: Real poetry is what I and my friends write. First Rule of Literary Criticism:: Shakespeare is dead. First corollary to the First Rule of Literary Criticism: Hecht is also dead. First Law of Publishing: The shelf life of a book is inversely related to the poet’s expiration date. Second Law of Publishing: Publishing in the vanity press is better than vain attempts at finding a publisher. The Main Rule of Literary Criticism: I don’t like your yellow blouse. The Law of Humpty-Dumpty who sat on Wall Street (next stop Bowery) : One writes for children the same way one writes for adults, only worse. The Law of Poetic Linearity: The author’s enthusiasm is directly proportional to the reader’s dismay. Poetic Relativity (e=mc2) : Poems travel with the speed of blight. Third Law of Publishing: : Poetic license comes with a flea and tick collar. Примечания переводчика / Translator’s notes: поэзия -это триумф музы над интеллектом Poetry is the triumph of the Muse over intellect Закон Миссис Мерфи: Стихи, написанные маслом, всегда выходят боком. Mrs. Murphy’s Law: A buttered poem always flops sideways. ( Источник - на русском языке: Поэтические законы Мерфи )
|
5:15p |
так уж сложилась жниьз
|
|
Poetic Murphy’s laws (retelling from Russian by Anna Rozenshtein)
Poetic Murphy’s law: When someone thinks he can write a poem, he always does.
Murphy’s Law of Duality: When someone thinks he can write two poems, he’ll end up with a triptych.
Corollary of Archimedes: A poem expands to fill the entire volume.
Exception to the Murphy’s law: Any fool can write free verse.
First corollary of Guttenberg-Fitzpatrick: Any poem can be printed.
Amendment to the First Corollary of Guttenberg-Fitzpatrick: Any poem can be printed, even unprintable.
Second Corollary of Guttenberg-Fitzpatrick: All poems, however unprintable, will end up on the web.
Sequelae to the Corollary of Guttenberg-Fitzpatrick: Not a single poem will be read.
Murphy’s Law of Thermodynamics: Editing makes everything worse.
First Principle of Poetic Evolution: “…so peerless amid all the Amazons.com…”
Conclusions of the Emergency Orthodontist: Rhymes, teeth, and barstools fly Saturday nights.
First Axiom: Any poem can be set to music.
Corollary (the all-thumbs rule) : Of the myriad tunes, they will invariably choose the one guaranteed to do the greatest damage.
Second Axiom: There’s a doggerel for every tune.
The Law of Poetic Frequencies: Anthologies automatically open on the page with the host’s poems.
The Cardinal Rule of Poetic Merit: Real poetry is what I and my friends write.
First Rule of Literary Criticism:: Shakespeare is dead.
First corollary to the First Rule of Literary Criticism: Hecht is also dead.
First Law of Publishing: The shelf life of a book is inversely related to the poet’s expiration date.
Second Law of Publishing: Publishing in the vanity press is better than vain attempts at finding a publisher.
The Main Rule of Literary Criticism: I don’t like your yellow blouse.
The Law of Humpty-Dumpty who sat on Wall Street (next stop Bowery) : One writes for children the same way one writes for adults, only worse.
The Law of Poetic Linearity: The author’s enthusiasm is directly proportional to the reader’s dismay.
Poetic Relativity (e=mc2) : Poems travel with the speed of blight.
Third Law of Publishing: : Poetic license comes with a flea and tick collar.
Примечания переводчика /Translator’s notes:
поэзия -это триумф музы над интеллектом
Poetry is the triumph of the Muse over intellect
Закон Миссис Мерфи: Стихи, написанные маслом, всегда выходят боком.
Mrs. Murphy’s Law: A buttered poem always flops sideways.
Закон Мерфи. Если какой-нибудь человек захочет написать стихотворение, то обязательно напишет.
Poetic Murphy’s law: When someone thinks he can write a poem, he always does.
Закон дуальности Мерфи. Если человек решит написать два стихотворения, то у него получится триптих.
Murphy’s Law of Duality: When someone thinks he can write two poems, he’ll end up with a triptych.
Следствие Архимеда. Поэма всегда занимает полностью весь отведённый для неё объём.
Corollary of Archimedes: A poem expands to fill the entire volume.
Исключение из закона Мерфи. Уж верлибром-то кaждый может.
Exception to the Murphy’s law: Any fool can write free verse.
Первое следствие Гутенберга-Фитцпатрика. Любое стихотворение может быть напечатано в журнале.
First corollary of Guttenberg-Fitzpatrick: Any poem can be printed.
Поправка к первому следствию Гутенберга-Фитцпатрика. Если стихотворение может быть напечатано, оно будет напечатано.
Amendment to the First Corollary of Guttenberg-Fitzpatrick: Any poem can be printed, even unprintable.
Второе следствие Гутенберга-Фитцпатрика. Любое стихотворение будет помещено в Интернет.
Second Corollary of Guttenberg-Fitzpatrick: All poems, however unprintable, will end up on the web.
Результат действия следствий Гутенберга-Фитцпатрика. Ни одно из стихотворений не будет прочитано.
Sequelae to the Corollary of Guttenberg-Fitzpatrick: Not a single poem will be read.
Закон термодинамики Мерфи. При редактировании всё ухудшается.
Murphy’s Law of Thermodynamics: Editing makes everything worse.
Первый принцип роста стихов. Когда б вы знали, из какой stihi.ru…
First Principle of Poetic Evolution: “…so peerless amid all the Amazons.com…”
Наблюдение дежурного стоматолога. Поэтический зуд начинается в ночь с субботы на воскресенье.
onclusions of the Emergency Orthodontist: Rhymes, teeth, and barstools fly Saturday nights.
Аксиома номер один. Любое стихотворение можно положить на музыку.
First Axiom: Any poem can be set to music.
Следствие (правило ревущего буравчика). Из всего многообразия мелодий будет выбрана та, ущерб от которой максимален
Corollary (the all-thumbs rule): Of the myriad tunes, they will invariably choose the one guaranteed to do the greatest damage.
Аксиома номер два. К любой музыке можно придумать стишок.
Second Axiom: There’s a doggerel for every tune.
Закон частотного распределения. Коллективный сборник при снятии с полки всегда сам раскрывается на странице со стихами хозяина дома.
The Law of Poetic Frequencies: Anthologies automatically open on the page with the host’s poems.
Правило определения истинности поэзии Кузьмина-Быкова. Только мои стихи и стихи моих друзей – поэзия.
The Cardinal Rule of Poetic Merit: Real poetry is what I and my friends write.
Первое правило литературной критики. Пушкин уже умер.
First Rule of Literary Criticism: Shakespeare is dead.
Первое следствие из первого правила литературной критики. Бродский тоже умер.
First corollary to the First Rule of Literary Criticism: Hecht is also dead.
Первый закон издательского бизнеса. Рукописи не горят, но стихотворные сборники прогорают.
First Law of Publishing: The shelf life of a book is inversely related to the poet’s expiration date.
Второй закон издательского бизнеса. Лучше потерять деньги, издавшись за свой счёт, чем. спонсора найти.
Second Law of Publishing: Publishing in the vanity press is better than vain attempts at finding a publisher.
Основное правило литературной критики. Не нравится мне ваша жёлтая кофточка.
The Main Rule of Literary Criticism: I don’t like your yellow blouse.
Закон Горького-Горьковской (следующая станция - Петроградская). Для детей можно писать так же, как для взрослых, только ещё хуже.
The Law of Humpty-Dumpty who sat on Wall Street (next stop Bowery): One writes for children the same way one writes for adults, only worse.
Линейный закон координат читательского успеха. Энтузиазм автора при написании поэмы прямо пропорционален ужасу читателя.
The Law of Poetic Linearity: The author’s enthusiasm is directly proportional to the reader’s dismay.
Уточнённый закон Эйнштейна e=mc2. Стихи распространяются со скоростью конца света.
Poetic Relativity (e=mc2): Poems travel with the speed of blight.
Третий закон издательского бизнеса. Собака лает, ветер листает страницы…
Third Law of Publishing: Poetic license comes with a flea and tick collar.
Примечания переводчика /Translator’s notes:
поэзия -это триумф музы над интеллектом
Poetry is the triumph of the Muse over intellect
Закон Миссис Мерфи: Стихи, написанные маслом, всегда выходят боком.
Mrs. Murphy’s Law: A buttered poem always flops sideways.
Mikhail Rabinovich's Journal
Wednesday, December 1st, 2004
Time |
Event |
10:20a |
Когда вокруг такие страсти и политические вести, своё лицо медвежьей пастью откроешь утром с краном вместе – оттуда рёв, вода, шипенье, а в зеркале - чужие лица. Будь вторник или воскресенье – пора пришла, ты должен бриться. Пора пришла, и всё проходит. Превозмогая сон и леность, ты в ванной при любой погоде – как папа Карло вдруг в полено топор вонзает одинокий – так лезвием опасной бритвы ты должен след, пусть неглубокий, оставить на лице под ритмы соседской музыки и танцев. Ах, шуры-муры-буратино, o, как бы я любил китайцев, о, как бы я дружил с латинос, когда б они в далёком доме, а не в моём, за тонкой стенкой, стучали б топором в истоме и баловались леткой-енькой. У женщин – ПМС, свекрови, уборка – цепкая, как гризли, мужчина - бреется до крови и думает о смысле жизни.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, December 2nd, 2004
Time |
Event |
6:21a |
Записи трехлетней давности (начало дневника) О бездуховности американцев, по-моему, имеют право говорить только полярные медведи, бродящие по улицам Москвы.
Люди, годы, зря.
И тогда я почувствовал ту внутреннюю свободу, которая... которую... впрочем, затрудняюсь что-нибудь сказать.
Почти цитаты "По утрам он поёт в Интернете" (Ю. Олеша) "Всё, что доставляет удовольствие - или незаконно, или аморально, или ведёт в ЖЖ" (М. Жванецкий) "Семь бед - один comment" (пословица)
На работе у сослуживца украли радиотелефон. Да, кажется, жизнь входит в нормальное русло.
Я набрал предложение, допустим, “Сын Петра Петровича укусил собаку” и сделал поиск. Было! Всё уже было сказано до нас.
Интересно, это я (латентный) расист, или на самом деле чёрные белки агрессивнее обычных рыжих?
Правда ли, что в недавно вышедшей книге на месте фотографии писателя Пьецуха – портрет Гоголя?
В этот день много лет назад японцы изобрели нирвану, нравственность и неврастению.
Чехов в своих комедиях не оставляет ни малейшей надежды. Ни малейшей.
Седина в бороду – лыко в строку.
Как перестать беспокоиться и начать переживать.
К сожалению, жизнь отнимает мало времени.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, December 3rd, 2004
Time |
Event |
5:01a |
|
1:44p |
100 случаев, которые задержали развитие научно-технического прогресса на Земле 1.
Задолго до Ньютона жил другой учёный, занимающийся сходными с ним проблемами, но женатый. Он, правда, работал вахтёром в общежитии девушек. Но параллельно был весьма умным и полным творческих идей. Хотя жена, случалось, бранила его за излишнее усердие – зачем, к примеру, брать у всех проживающих отпечатки пальцев? да ещё и поглаживать пальчики при этом? – но и она не могла понять всей глубины его замыслов. И вот один раз ссора с женой получилась особенно сильной, отталкивающей – и учёный вышел во двор: полежать на травке, подумать о философских понятиях, об отталкивании и притяжении, просто погоревать. Лежит он под деревом, и вдруг слышит, что жена опять его зовёт. Вздохнул он тогда и нехотя пошёл мириться. А буквально через минуту на то место, где он лежал, точно туда, где была его голова, - упало яблоко. Но мимо, только землю слегка прибило и напугало до смерти случайного дождевого червя. Поэтому закон всемирного тяготения в тот день так и не был открыт, а лишь спустя долгие годы упорных тренировок и опытов – Ньютоном. А тому, первому учёному (имя которого сейчас все забыли) не повезло. Больше того, его и со службы уволили, потому что работу вахтёра перевели в Древнюю Индию как аутсорсинг.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, December 4th, 2004
Time |
Event |
10:48a |
По телевизору показали рекламу очень полезного изобретения, которое можно купить при помощи трёх необременительных чеков. Это такая яркая крутящаяся штука, которая двигается по всем направлениям пола и собирает грязь и всякую пыль в специальный мешочек. А если нажать другую кнопку, привести в действие альтернативную программу и перевернуть изобретение, то оно поскачет про помощи цепких присосок прямо по оконному стеклу и вымоет его тоже. А человек, который занимается уборкой, может только изредка посматривать на изобретение и слушать даже музыку: работая, эта штука ещё и напевает. А если её поставить на ребро - то изнутри у неё вырастают как бы руки, и она может собирать разбросанные бумаги, книги, вещи. Правда, пока складывает в случайном порядке, не вдумчиво, но над её усовершествованием уже ведётся по телевизору кропотливая работа. Независимые эксперты подсчитали, что в семьях, которые при помощи трёх необременительных чеков пробрели такое чудесное изобретение, уровень разводов упал на двадцать процентов. А жениться перестали даже на двадцать пять. У этого изобретения множество разных кнопочек и программ. Научный прогресс не остановить.
|
1:22p |
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, December 5th, 2004
Time |
Event |
6:08p |
Акция "Спокойной ночи" ("доброе утро"). Спокойной ночи!
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, December 6th, 2004
Time |
Event |
12:37p |
Акция “Графоманству – заслон”Я, виртуальный пользователь rabinovich, обязяюсь в течение шести-восьми часов (во всяком случае, не меньше четырёх) не писать и не размещать в ЖЖ никаких стихотворений, рассказов, лирических зарисовок, романов и тому подобных буквенных формообразований. Всё освободившееся время обязуюсь потратить на чтение классических произведений (или, по крайней мере на уборку квартиры, мытьё посуды.) Призываю всех пользователей последовать моему примеру. “Читай или не прочитаешь!”. По окончании акции можно будет обсудить достигнутые успехи и наметить пути расширения, увеличения по времени (когда-то, к примеру, доктор Хайдер голодал в знак протеста на цeнтральной площади Вашингтона нe шесть – восемь часов, а почти год) “Читай или не прочитаешь!”.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, December 9th, 2004
Time |
Event |
10:06a |
О наблюдательности (lytdybr) На прощание женщины поцеловались, будто клюнули друг в друга, а муж одной из них тоже вытянул губы, но промахнулся: был усажен обратно, на край жёсткого автобусного сиденья. - Вот ведь странно, - говорила жена, когда, казалось, ничего уже не напоминало о её подруге, - стрaнно, ведь нельзя сказать, что сегодня она особенно плохо выглядела. Нельзя. Как всегда - у неё ведь всегда ужасная стрижка. Ты заметил? Нет? И какой-то нелепый мглистый цвет лица. У неё обычно лицо передёрнуто будто дымкой, что ли, этo да, с этим-то я не спорю. Но сегодня – мглистый и заметны полоски даже. Серые. И ведь располнела не больше обычного, не больше, но у неё животик стал какой-то несиметричный. Это тоже не заметил? Ну, ты и на меня никогда внимания не обрaщаешь, я-то привыкла. А вот у неё была ли раньше эта вульгарная привычка поправлять брюки при разговоре? Была. Была всегда. Вроде ничего особенного у неё сегодня. Но жутко ведь и прямо в дрожь бросает. Тебя не бросает? В мелкую такую дрожь. Ты думаешь, у неё та брошка настоящая? Ха-ха. Тоже странно, ведь считается, что сочетание чёрного с розовым очень нежное, но на ней… Всё сидит, топорщится и выступает не в тех местах. Освещение тут не причём. И брошь эта, что настоящая, что ненастоящая, - но выглядит на ней… ну не знаю, как на лысом расчёска. А ты, значит, ничего не заметил? Или это возраст у неё? Ей в будущем году будет… Нет, даже в этом она уже старше меня. Мужчина осторожно, в такт услышанному, двигался назад, прижимался спиной к спинке сиденья, облизывал сухие губы. Наконец принял довольно удобное положение и закрыл глаза. Ехать ещё далеко.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, December 10th, 2004
Time |
Event |
5:50p |
Огонь на плите умерю - готова вода для чая. Ещё я могу, летая, забыть, что летать не умею. Открою окно - и ветер, покачиваясь, покажет мне, как машут крыльями слаженней птицы, деревья, дети.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Saturday, December 11th, 2004
Time |
Event |
10:29p |
...из ложно понятой честности...
Его состояние было нажито в ранках закона.
Нет, рукопись не продаётся, но можно видимость создать.
...как мёртвому free parking...
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Sunday, December 12th, 2004
Time |
Event |
4:16p |
Я видел беременного Деда Мороза! Ну, Санта-Клауса. Вообще-то Клаусов было четверо (реальный случай: прошлaя среда, на платформе Четырнадцатой стрит) - все в длинных красных шубах, с чёрными поясами, с белыми, частично отклеевшимися бородами, худые. Который беременный (кроме неё, была ещё одна девушка, даже повыше, но чёрный пояс с неё свисал) - тот не худой, конечно, у того (про, которого я, в основном, раcсказываю) стандартный пояс от предприятия даже уже почти не сходился. Уже скоро родит, так чувствуется. Насколько я знаю, при таком сроке беременные должны устраивать кошмарную жизнь отцам будущего ребёнка: требовать морошку или сменить освещение, или купить неизвестно что в магазине подальше и побыстрее - вообще, создавать невыносимые условие, чтобы потом, после родов отцы были уже готовы и привыкли. А этот - на платформе Четырнадцатой с мешком подарков и улыбается. Всех этих Санта-Клаусов (но особенно беременного) какой-то настырный пассажир с платформы всё пытался сфотографировть под разными углами, чуть не задевая, и щелкал аппаратам - пока та, что повыше, не махнула у него перед носом своим чёрным поясом. Кто знает, может - это каратистский пояс? Фотограф ушёл, щёлкнув в последний раз - зубами. И я ушёл. Кстати, Новый год скоро уже.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, December 13th, 2004
Time |
Event |
9:44a |
В поисках истины (по материалам yandex.ru) Дaрвин был прав Результат поиска: страниц — 1937, сайтов — не менее 397 Путин прав Результат поиска: страниц — 2038, сайтов — не менее 344 Буш прав Результат поиска: страниц — 465, сайтов — не менее 151 Пушкин был прав Результат поиска: страниц — 294, сайтов — не менее 137 Киркоров прав Результат поиска: страниц — 460, сайтов — не менее 71 Лукашенко прав Результат поиска: страниц — 215, сайтов — не менее 64 Аристотель прав Результат поиска: страниц — 172, сайтов — не менее 47 Шарон прав Результат поиска: страниц — 191, сайтов — не менее 43 Ющенко прав Результат поиска: страниц — 63, сайтов — не менее 22 Арафат прав Результат поиска: страниц — 30, сайтов — не менее 16 Янукович прав Результат поиска: страниц — 27, сайтов — не менее 10 Керри прав Результат поиска: страниц — 9, сайтов — не менее 7 Этот сукин сын прав Результат поиска: страниц — 8, сайтов — не менее 7 Кошка Мурка правa Результат поиска: страниц — 8, сайтов — не менее 7 Колосков прав Результат поиска: страниц — 29, сайтов — не менее 5
Но на первом месте с большим отрывом: Ах, как моя мама была права Результат поиска: страниц — 2024, сайтов — не менее 627
Бонус-трек: женщины, оказывается, менее объективны, чем мужчины:
Моя жена была правa Результат поиска: страниц — 333, сайтов — не менее 161 Мой муж был прав Результат поиска: страниц — 289, сайтов — не менее 126
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, December 14th, 2004
Time |
Event |
3:06p |
Машина едет по дороге. Лифт поднимается во тьме. Лягушка прячет свои ноги под лист, ворча: “Позор зиме, её холодному дыханью, её тоскливым вечерам, когда себе на пропитанье не встретишь даже комара”. Всё выше лифт, быстрее скерцо. Машина едет кое-как. Сейчас она раскроет дверцу для дамы в шерстяных носках. Сейчас – не так, как раньше было. Потом – поганей, чем сейчас. Уже не лифт. На кухне мыло хозяйственное, без прикрас, стакан, наполненый водою… Машина едет за углом другая, и внутри – другое: везет себе металлолом по направлению на север. Лягушка думает во сне в моём. Увы, я так рассеян, забудь, лягушка, обо мне. В застывшем лифте нет музыки. В машину смотрит светофор, и шерсти радужные блики летают, и сопит шофёр. Жизнь продолжается повсюду, везде кричат: “Привет, привет”, “Неси скорее”, “Гадом буду”, “Черт, где же файл”, “…один ответ”. Позавчерашние газеты прочитаны позавчера. Лягушка шепчет: ‘Где ты, где ты?’, в виду имея комара.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Thursday, December 16th, 2004
Time |
Event |
8:40a |
Проснулся. Жизнь не удалась. Поел овсянку. Не сложилась. В душе потёмки, в кухне грязь. Не удалась. Скажи на милость, зачем на жимолость, кривясь, ворона грузно опустилась? В окне не видно темноты. Шарф. Варежки на батарее. Малы. Далёкие черты милы, но гаснут тем скорее, чем медленнее дышишь ты. Не удалась. Ворона реет как Буревестник над седой равниною. Собака лает, ранимая. Привет, я свой. Привет, ты тоже ведь живая. Проснулся. Счастье, Боже мой. Не удалась. Не понимает.
|
|
Mikhail Rabinovich's Journal
Friday, December 17th, 2004
Time |
Event |
3:39p |
ИнопланетянинИлюша решил наконец сказать Машеньке, что он к ней по-прежнему хорошо относится и часто о ней вспоминает, но в их отношениях - разве это не заметно? – появилась трещина, общее недопонимание, - ладно, пусть это будет не любовь или ещё чего-то там, пусть, пусть, но не просто же так или не так, как у его родителей, у которых внутри друг к другу что-то зреет и нарывает, бесконечно давнее и тяжёлое, и прорывается неожиданно иногда в самых непонятных для окружающих местах, - пусть, пусть, ладно, но расставаться надо, Машенька, именно сейчас, как бы ещё на взлёте, не испытывая ещё постыдных и недостойных чувств, - но ничего этого он ей не сказал, хотя даже в самые приятные минуты их встречи не забывал о своём намерении сказать, и это мешало ему и расстраивало. Уходил он поздно, подумал, что не будет ей больше звонить, а если она позвонит сама - то не подойдёт к телефону, надо предупредить родителей. Они, конечно, будут вздыхать, говорить, что к людям следует относится мягче, с пониманием, что не так часто ему, Илюше, звонят, и что пренебрежение опасней для него самого. Пусть, пусть, - но что делать, если какие-то мелочи в оказавшемся близком человеке столь сильны, что практически не дают возможности продолжения, застревают, взять вот хотя бы Олю (а кого же ещё, если не Машеньку) - она в первый раз, после всего, одеваясь, вдруг сжала свои тёплые шерстяные носки и понюхала, или ещё вот странная девица из параллельного потока, познакомившая Илюшу сразу, ещё до поцелуя, со своей мамой, и мама клала ему руку на плечо и говорила: "Ах, молодёжь, молодёжь" и хохотала низким голосом, а до пoцелуя так и не дошло, и всё - родители правы: и ничего. Илюша никогда больше не появится в этом довольно далёком всё же от него районе. Мужик приличного вида попросил у Илюши десятку, сказал, что сам он - инопланетянин, и никто в это не верит, но земные деньги нужны ему для продолжения важного задания ( Read more... )
|
|
Инопланетянин
Илюша решил наконец сказать Машеньке, что он к ней по-прежнему хорошо относится и часто о ней вспоминает, но в их отношениях - разве это не заметно? – появилась трещина, общее недопонимание, - ладно, пусть это будет не любовь или ещё чего-то там, пусть, пусть, но не просто же так или не так, как у его родителей, у которых внутри друг к другу что-то зреет и нарывает, бесконечно давнее и тяжёлое, и прорывается неожиданно иногда в самых непонятных для окружающих местах, - пусть, пусть, ладно, но расставаться надо, Машенька, именно сейчас, как бы ещё на взлёте, не испытывая ещё постыдных и недостойных чувств, - но ничего этого он ей не сказал, хотя даже в самые приятные минуты их встречи не забывал о своём намерении сказать, и это мешало ему и расстраивало.
Уходил он поздно, подумал, что не будет ей больше звонить, а если она позвонит сама - то не подойдёт к телефону, надо предупредить родителей. Они, конечно, будут вздыхать, говорить, что к людям следует относится мягче, с пониманием, что не так часто ему, Илюше, звонят, и что пренебрежение опасней для него самого.
Пусть, пусть, - но что делать, если какие-то мелочи в оказавшемся близком человеке столь сильны, что практически не дают возможности продолжения, застревают, взять вот хотя бы Олю (а кого же ещё, если не Машеньку) - она в первый раз, после всего, одеваясь, вдруг сжала свои тёплые шерстяные носки и понюхала, или ещё вот странная девица из параллельного потока, познакомившая Илюшу сразу, ещё до поцелуя, со своей мамой, и мама клала ему руку на плечо и говорила: "Ах, молодёжь, молодёжь" и хохотала низким голосом, а до пoцелуя так и не дошло, и всё - родители правы: и ничего.
Илюша никогда больше не появится в этом довольно далёком всё же от него районе. Мужик приличного вида попросил у Илюши десятку, сказал, что сам он - инопланетянин, и никто в это не верит, но земные деньги нужны ему для продолжения важного задания, а Илюша сказал, что он иногда тоже чувствует cебя инопланетянином. Мужик вдруг стал толкаться, говорить, что любую идею можно опошлить, а Илюшa засмеялся, просто так, да и свиданиe с Машенькой в тот раз было, если честно, бестолково и восхитительно, и тело Илюши ещё помнило об этом, а мужик-инопланетянин, хотя и толкался, не выглядeл страшным - скорее, смешным, и Илюша почему-то дал ему пять рублей, a инопланетянин обязaтельно обещал вернуть и взял номер телефона, даже дал свой номер - временный, земной.
А Машеньке Илюша больше не звонил, родителей предупредить как-то не собрался, но и она неожиданно тоже не звонила, и это было неприятно, хотя он почти не замечал ничего: оказалось, что у Коробковой до него было двадцать девять мужчин, и цифра поразила его, - двадцать девять за год-два, или пусть, пусть - если она начала ещё в школе - то за три года, но ведь это всё равно показывает её полную беспринципность. Коробкова говорит, правда, что никогда не брала денег, кроме, разумеется, угощения, оплаты билетов в пригoродных поездах, тому подобной ерунды – но не в этом же дело. Такие милые у неё были слова, и она так смотрела на него, как будто смущённо от удовольствия, а выходит – от воспоминаний или даже стыда. А может, она врёт – но тогда, спрашивается, зачем врёт?
Трудно понять другого человека, особенно если это не к месту вовсе, а всё происходит как бы само собой. Коробкова тактична, а ему лишь надо следовать за ней, по-новому взлетать в лёгкий и воздушный мир, следовать - но потом она ему сама начинала подчиняться, а когда они пили кофе, Коробкова хвалила Илюшу, говорила “хорошо”, - но, но – двадцать девятый…. Или уже тридцатый, тридцать первый?
Это мучало Илюшу, и он спрашивал Коробкову о важном и о тех – назовём их ценностями, что ли, - которые существуют независимо от того, верим ли мы, что они существуют, или нет, - он говорил, спрашивал, а она отвечала “Не хочешь – не надо”, а Илюша хотел.
Вдруг она исчезла, совсем, навсегда, было ясно, что навсегда, первый день оказался невыносимым, тяжёлым, даже не один день, а полтора. Нo пусть, пусть не через полтора, a через два с половиной ему стало как-то спокойно, хорошо: вечер Илюша провёл с родителями, по телевизору показывали что-то забавное, родители переглядывались, будто понимали друг друга, а Илюша вышел в коридор и, прежде чем позвонить Машеньке, удивлялся – неужели то, что между ними было – да хотя бы в последний раз – для неё не имеет никакого значения, и она может легко согласиться с его уходом, да мало ли что может взбрести ему – Илюше, мужчине – в голову.
Oн опять встретил на том же месте мужикa приличного вида, - инoпланетянин стал кричать на Илюшу, что тот дал ему ошибочный номер, - и назвал с ходу все цифры, действительно одна оказалась неправильной - а сам тоже не звонил, наверное, думал об инопланетянине плохое, а так же нельзя, надо верить, верить и любить. “Да”, - соглашался Илюша, и смеялся: любить, - и не пойдёт он сейчас к Машеньке, повернёт обратно.
“А пятёрку-то, пятёрку сейчас можете отдать”, - сказал Илюша, а инопланетянин смутился, ответил, что у него с собой нет.
Mikhail Rabinovich's Journal
Monday, December 20th, 2004
Time |
Event |
4:06p |
Сказка про белого бычкана русском языке и на английском (пересказ Анны Розeнштейн) Кормление детей - это национальные идея, спорт и болезнь. Поэтому, придя с работы, Гуревич не удивился, что Сашка привязан к кухонному стулу, а измазанная кашей Люба рыдает у него на плече. - Он ничего не ест! - крикнула Люба, помолчала немного, пока не осознала смысл сказанного и не зарыдала с новой силой. Сашка бы, конечно, тоже плакал, но он боялся, что если откроет рот, то ему засунут туда кашу. Позвонила теща, и Люба трагическим шепотом долго описывала детали борьбы. Гуревич стал рассказывать сказку о глупом мальчишке, который плохо ел и в результате ослабел настолько, что у него не осталось сил даже переключать ручку телевизора. Сашка сумел развязаться и сразу побежал к телевизору, проверил свою силу. Пока все было в порядке. - А мне что можно покушать? - подумав, спросил Гуревич. - Доешь после него, - сказала Люба. - Ты же знаешь, - помолчав, сказал Гуревич,- что я не ем кашу. - Тогда сделай себе сам, - крикнула Люба, - или сходи в кафе напротив. Подумав, Гуревич рассказал - сыну, конечно - сказку о фее, кофейной фее. Она была так любезна с посетителями, что, с одной стороны, у них вырастали крылья, а с другой стороны - они не хотели лететь из кафе обратно к себе домой. Люба сразу вспомнила сказку про другую фею - и Золушку, которая весь день была черной от грязи, оставляемой повсюду ее родственниками. Но если Золушке еще удавалось иногда вырваться на бал в новых сапожках, то ей, Любе, после уборки еще надо погладить, постирать, отделить пшеницу от чечевицы... В этот момент, не вовремя, позвонила теща. Впрочем, она всегда звонила не вовремя. - Он что-нибудь ел? ( Read more... )TALL TALES ( retelling by Anna Rozenshtein) Прошу прощения. Выяснилось, что английкий вариант неокончательный и преждевременный. Пока его убираю.
|
|
Сказка про белого бычка
на русском языке
и на английском (пересказ Анны Розeнштейн)
Кормление детей - это национальные идея, спорт и болезнь. Поэтому, придя с работы, Гуревич не удивился, что Сашка привязан к кухонному стулу, а измазанная кашей Люба рыдает у него на плече.
- Он ничего не ест! - крикнула Люба, помолчала немного, пока не осознала смысл сказанного и не зарыдала с новой силой.
Сашка бы, конечно, тоже плакал, но он боялся, что если откроет рот, то ему засунут туда кашу.
Позвонила теща, и Люба трагическим шепотом долго описывала детали борьбы.
Гуревич стал рассказывать сказку о глупом мальчишке, который плохо ел и в результате ослабел настолько, что у него не осталось сил даже переключать ручку телевизора.
Сашка сумел развязаться и сразу побежал к телевизору, проверил свою силу. Пока все было в порядке.
- А мне что можно покушать? - подумав, спросил Гуревич.
- Доешь после него, - сказала Люба.
- Ты же знаешь, - помолчав, сказал Гуревич,- что я не ем кашу.
- Тогда сделай себе сам, - крикнула Люба, - или сходи в кафе напротив.
Подумав, Гуревич рассказал - сыну, конечно - сказку о фее, кофейной фее. Она была так любезна с посетителями, что, с одной стороны, у них вырастали крылья, а с другой стороны - они не хотели лететь из кафе обратно к себе домой.
Люба сразу вспомнила сказку про другую фею - и Золушку, которая весь день была черной от грязи, оставляемой повсюду ее родственниками. Но если Золушке еще удавалось иногда вырваться на бал в новых сапожках, то ей, Любе, после уборки еще надо погладить, постирать, отделить пшеницу от чечевицы...
В этот момент, не вовремя, позвонила теща.
Впрочем, она всегда звонила не вовремя.
- Он что-нибудь ел?
Гуревич ответил, что за пять минут, прошедших с ее последнего звонка, ничего не изменилось... и ничего не изменится за пять минут до ее следующего звонка...
И дальше - уже Сашке, но все-таки в трубку - сказку о Бабе-Яге, которая так часто звонила Кащею Бессмертному, что тот, несмотря на свое имя, долго не протянул.
После этого разговор закончился. В следующий раз к телефону подошла Люба. На обычное приветствие - вопрос мамы Гуревича, она ответила, что в своем доме больше никого кормить не будет.
Тогда мама Гуревича заметила, что она все-таки бабушка, и рассказала сказку, точнее, правдивую историю, о женщине, которую лишили родительских прав.
А Люба ответила сказкой про Красную Шапочку, той ее частью, где бабушку съел Серый Волк.
Сашка спал под телевизором и вздрагивал во сне. Поэтому он не слышал ни сказку Гуревича о женщине, оставшейся у разбитого корыта, ни Любину сказку об Иванушке-дурачке, ни... Много еще сказок было рассказано в тот вечер.. но спящего Сашку родители перенесли в кровать вместе.
- У него от голода живот бурчит, - вздохнула Люба.
Гуревич, подумав, посмотрел на нее.
- Я вспомнил еще одну сказку. Про принцессу и принца, которые жили долго и счастливо и умерли в один день.
- Любили, что ли? - спросила Люба.
Тут же наступила ночь... сказочная ночь.
Но с каждой минутой приближалось утро - время очередного завтрака.
Сашка опять ничего не хотел есть.
TALL TALES (retelling by Anna Rozenshtein)
Прошу прощения. Выяснилось, что английкий вариант неокончательный и преждевременный.
Пока его убираю.
Mikhail Rabinovich's Journal
Tuesday, December 21st, 2004
Time |
Event |
10:35a |
Будни ЖЖистаТак, поезд идёт как обычно - сорок пять минут. За это время обязательно надо придумать что-нибудь для ЖЖ. Шутка ли - со вчерашнего дня ничего туда не писал. Так... Вот, например, рассказ. Про супружескую пару. Каждый раз, когда они ссорятся, в мире происходит какой-нибудь катаклизм: нашествие саранчи в Эфиопии, народные волнения на Эвересте, цунами или хотя бы электричество отключается в далёких деревнях. Официальный представитель уж и звонит им, и телеграммы посылает, даже приходит неожиданно: просит быть посдержаннее. Нет, ничего не помогает. Раз в неделю, а то и чаще - скандал, землетрясение в Бирме. Муж ещё более-менее спокойный (условно говоря, разумеется), а вот жена мгновенно закипает - и извергается вулкан Этна или асфальт на Бродвее уходит под землю.. Многие страны обеспокоены, ноты шлют, дипломатами обмениваются - всё бестолку. Ссора, второй тур выборов. Что тут придумаешь... Тогда правительство Голландии приглашает мужа из этой семейной пары к себе, вроде как в гости. В мире немного - тьфу-тьфу, не сглазить бы - успокаивается. Только жена не даёт покоя официальному представителю. Спрашивает, да какая, к чёрту, связь между их внутренними криками и всемирным кошмаром. А представитель отвечает, мол, всё в мире связано и переплетено. А она: да где же мой муж? да я его уже неделю не видела, пора. А представитель возьми и скажи: в Голландии. Она, конечно, страшно возмутилась, да. Закончить можно так; идёт это самый легкомысленный болтливый представитель по набережной, ветер жуткий, тучи всякие со всех сторон, - идёт, а в ушах у него песня: "...снёс, понимаешь, Нидерланды...", ну, вот просто совершенно снёс, на дно, ужасный случай, ужас! Просто ужас - это уже не песня. Двадцать минут прошло. Или можно в другом стиле написать, в аллегорическом. Будто обнаружили фальшивые буквы. "А", например. Внешне почти не отличаются. Разве что отлив какой-то у них, серый налёт. Для контраста можно продемонстрировать: вот а - "А" - настоящее, а вот а, вот же - "А" - липовое, нехорошее. Поместить буквы рядом на экране, для внимательных. Из настоящих букв настоящие слова cклaдывaются, а уже из слов - более-менее настоящие предложения. Некоторые люди даже читают такие предложения. А из нехороших, неправильных букв - какие-то жуткие книги получаются или там литературные рецензии. Вроде бы буквы как буквы - а фальшивые. Правда, это занудно может получиться, про буквы-тo. Мало кто до конца дойдёт. Лучше, пожалуй, что-нибудь попроще, интерактивное. Назвать, например, “В поисках слова”, намекая на единственное, самое важное словo. В яндексе его искать. Только в кавычки обязательно поставить, для точности. “Одно слово - счастье”. “Одно слово – беда”. И показать результаты, чего больше. Наверное, в текстах второй вариант чаще встречается. “Одно слово – мужик”. “Одно слово – женщина” . “Одно слово – женщины”. "Одно слово - бабы"Интерeсно же посмотреть, будет ли множественного числа больше, чем. единственного. Собирать, собирать таким образом статистику. “Одно слово - физика твёрдого тела”. “Одно слово – порнография”. “Одно слово – литературная критика, издательское дело” Много, ох, много можно придумать вариантов. Наверняка кто-то втянется, поддержит, подберёт совсем уж необычные слова, сделает красивый парадоксальный вывод “Одно слово – Колосков”. “Одно слвово – евреи”. Так... Впрочем, не следует увлекаться, остановимся. ( Read more... )
|
|
Будни ЖЖиста
Так, поезд идёт как обычно - сорок пять минут. За это время обязательно надо придумать что-нибудь для ЖЖ. Шутка ли - со вчерашнего дня ничего туда не писал.
Так... Вот, например, рассказ. Про супружескую пару. Каждый раз, когда они ссорятся, в мире происходит какой-нибудь катаклизм: нашествие саранчи в Эфиопии, народные волнения на Эвересте, цунами или хотя бы электричество отключается в далёких деревнях.
Официальный представитель уж и звонит им, и телеграммы посылает, даже приходит неожиданно: просит быть посдержаннее. Нет, ничего не помогает. Раз в неделю, а то и чаще - скандал, землетрясение в Бирме.
Муж ещё более-менее спокойный (условно говоря, разумеется), а вот жена мгновенно закипает - и извергается вулкан Этна или асфальт на Бродвее уходит под землю..
Многие страны обеспокоены, ноты шлют, дипломатами обмениваются - всё бестолку. Ссора, второй тур выборов. Что тут придумаешь...
Тогда правительство Голландии приглашает мужа из этой семейной пары к себе, вроде как в гости.
В мире немного - тьфу-тьфу, не сглазить бы - успокаивается. Только жена не даёт покоя официальному представителю. Спрашивает, да какая, к чёрту, связь между их внутренними криками и всемирным кошмаром. А представитель отвечает, мол, всё в мире связано и переплетено. А она: да где же мой муж? да я его уже неделю не видела, пора. А представитель возьми и скажи: в Голландии. Она, конечно, страшно возмутилась, да.
Закончить можно так; идёт это самый легкомысленный болтливый представитель по набережной, ветер жуткий, тучи всякие со всех сторон, - идёт, а в ушах у него песня: "...снёс, понимаешь, Нидерланды...", ну, вот просто совершенно снёс, на дно, ужасный случай, ужас! Просто ужас - это уже не песня.
Двадцать минут прошло. Или можно в другом стиле написать, в аллегорическом.
Будто обнаружили фальшивые буквы. "А", например. Внешне почти не отличаются. Разве что отлив какой-то у них, серый налёт. Для контраста можно продемонстрировать:
вот а - "А" - настоящее,
а вот а, вот же - "А" - липовое, нехорошее.
Поместить буквы рядом на экране, для внимательных.
Из настоящих букв настоящие слова cклaдывaются, а уже из слов - более-менее настоящие предложения. Некоторые люди даже читают такие предложения.
А из нехороших, неправильных букв - какие-то жуткие книги получаются или там литературные рецензии. Вроде бы буквы как буквы - а фальшивые.
Правда, это занудно может получиться, про буквы-тo. Мало кто до конца дойдёт. Лучше, пожалуй, что-нибудь попроще, интерактивное. Назвать, например, “В поисках слова”, намекая на единственное, самое важное словo. В яндексе его искать. Только в кавычки обязательно поставить, для точности.
“Одно слово - счастье”.
“Одно слово – беда”.
И показать результаты, чего больше. Наверное, в текстах второй вариант чаще встречается.
“Одно слово – мужик”.
“Одно слово – женщина” .
“Одно слово – женщины”.
"Одно слово - бабы"
Интерeсно же посмотреть, будет ли множественного числа больше, чем. единственного.
Собирать, собирать таким образом статистику.
“Одно слово - физика твёрдого тела”.
“Одно слово – порнография”.
“Одно слово – литературная критика, издательское дело”
Много, ох, много можно придумать вариантов. Наверняка кто-то втянется, поддержит, подберёт совсем уж необычные слова, сделает красивый парадоксальный вывод
“Одно слово – Колосков”.
“Одно слвово – евреи”.
Так... Впрочем, не следует увлекаться, остановимся.
Поезд стучит колёсами, часы тикают. Минут десять осталось. Если уж совсем ничего в голову не придёт, заняться, что ли, вынужденной лирической зарисовкой?… Требуется только какой-нибудь толчок, чтобы голову повернуть под углом,
Вот, пожалуйста – вошедший в вагон негр вдруг говорит афроамериканке: “Здравствуй, Дуся, это ты?”, по-русски говорит.
Даже если это мне показалось – ещё и лучше. Кто будет проверять, было - не было? Мало ли поездов на свете. А сколько из них едут не меньше сорока пяти минут – не пересчитать.
Наоборот – случайная невозможная комбинация реальности, снов и то ли увиденного, то ли нет (не разобрать) приводит к тому, к чему бы никто никогда бы в жизни не пришёл. Только я. Это ли не оправдание моему графоманству.
Кстати – вот ещё: про графоманство можно написать , нелицеприятно, в остро-публицистическом стиле. Или вот одного бумажного автора вспомнить, который cчитает, что Толстой и вся его компания классиков - Чехов, Пушкин – тоже графоманы, но в высоком смысле. Они ведь бились над философским камнем, пытались решить или даже решали свои проблемы единственным способом, а именно: создавая всё новые романы, рассказы и стихи.
Так… Ну, и что, собственно? Ничего. Времени уже совсем мало осталось.Минут пять. Может, лучше про Тютчева написать, пока r_l нет… Это ведь я первый заметил, что у Тютчева часто какие-то промахи с ударениями, правда? Это был своего рода протест против самодержавия, правда?
Не успеваю. Уже подъезжаем. Теперь разве что одну фразу успею придумать. Или даже слово. Так… Вот, как бы опечатка: зевственница. Древняя Греция как бы. Не удалось, да? О, боги. Ничего, ничего - на обратном пути будет ведь ещё сорок пять минут.